И не о потере русским народом этой «спасительной неподвижности» должен печалиться А. И. Солженицын, а о приобщении русского народа к свободе и демократии, не западного, а более высокого социалистического образца, которые только и могут вывести Россию на путь свободного выражения своих прав и строительства будущего своей страны.
34. Первые повесть и рассказы А. И. Солженицына, опубликованные в журнале «Новый мир»
Взгляды А. И. Солженицына на самобытность России отразились в его литературных произведениях, начиная с самых ранних, опубликованных в журнале «Новый мир»: «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка», в его неопубликованных в Советском Союзе больших романах: «Раковый корпус», «В круге первом», «Август 1914», а также в его публицистических статьях и произведениях: «Бодался теленок с дубом», «Архипелаг Гулаг», «Из-под глыб» и других. Прежде всего, мне хочется обратить внимание читателей на то, как были первоначально встречены советской литературной критикой произведения А. И. Солженицына, опубликованные в журнале «Новый мир».
Рецензии на повесть Солженицына дали почти все центральные газеты СССР. В газете «Правда» в номере от 23-ХI-1962 года, то есть почти сразу после выхода повести в свет, рецензию написал один из ведущих официальных литературных критиков того времени В. Ермилов.
Учитывая, какой поворот в нашей партийной и советской печати произошел вскорости после этой рецензии по отношению к писателю А. И. Солженицыну, я счел необходимым дать из этих рецензий подробные выписки.
«В нашу литературу, — писал В. Ермилов, — пришел писатель, наделенный редким талантом, и, как это свойственно истинным художникам, рассказал нам такую правду, о которой невозможно забыть и о которой нельзя забывать, правду, которая нам смотрит прямо в глаза. Иван Денисович Шухов, герой повести, колхозник, солдат Отечественной войны, человек уже немолодой, отбывающий десятилетний срок заключения в лагере. Какое же преступление он совершил? В начале войны попал он в немецкое окружение, пробыл два дня в плену, бежал, крался по болотам, чудом добрался до своих, и вот за это приговорен.
Вопиющие беззакония подобного рода связаны не только с судьбой главного героя, но и с другими судьбами, проходящими перед нами в повести…
Народный склад мышления, речи, пронизывающий всю повесть А. Солженицына, с особенной убедительностью подчеркивает противонародную направленность извращений, связанных культом личности. Произвол и жестокость — спутники культа — были направлены против людей труда, против народа, вот о чем, прежде всего, говорит повесть «Один день Ивана Денисовича». Сталин не верил в массы, пренебрежительно относился к ним».
Как же следует сочетать мысли, высказанные Ермиловым на страницах органа ЦК КПСС в отношении людей труда, с мыслями, высказанными Кочетовым относительно «правдивого» показа человека труженика и «лакировки»? «Литературная газета» поместила две рецензии на повесть А. И. Солженицына. В номере от 22-ХI статью Г. Бакланова под заголовком «Чтобы это никогда не повторилось» и А. Дымшица «Жив человек».
Газета «Известия» поместила статью К. Симонова «О прошлом во имя будущего», и «Московская правда» в номере от 8-ХII-1962 г. ««Во имя будущего».
Так же, как и В. Ермилов, все авторы рецензий отмечали появление нового выдающегося художественного таланта, а также огромное значение повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» для разоблачения культа личности Сталина и для морального оздоровления народа.
«А кто виноват? — спрашивал критик А. Дымшиц и отвечал. — Читаешь его, и кажется, что раздвигаются рамки повествования об одном дне одного лагеря, и встает вопрос о природе того явления, на котором лежит вина за преступные уродства в недавней жизни нашего общества».
Писатель К. Симонов писал, что:
«Не лишним будет вспомнить здесь…, что бесстрашно сказать об этом страшном прошлом у нас нашли в себе решимость люди, безгранично любящие свой народ и безгранично верящие в его нравственную силу и красоту, а ожесточенно сопротивлялись этому люди, не любившие своего народа и не верившие в его нравственную силу…
Рано или поздно история и литература не оставят в тени ни одной из сторон деятельности Сталина. Они уже начали это делать, и они честно и до конца расскажут и о том, каким он был на самом деле».
Писатель Г. Бакланов писал:
«Среди прочих условий, помогавших Сталину творя беззакония оставаться непогрешимыми, было и то, что сами мы верили, убеждали себя верить не очевидным фактам, не себе, а ему. Он знает, он мудрый: если так делает он, значит, в этом есть высший смысл. Эта слепая вера не только поддерживалась, но возводилась в некую заслугу. Сделать впредь такую слепоту невозможной, вытравить из душ остатки того, что поселил в них культ личности, — задача не легкая и не быстрая. И тут огромную роль должна сыграть наша литература, говорящая народу правду».
Литературный обозреватель газеты «Московская правда» И. Чичеров писал:
«Отношение к этой повести, мне думается, лакмусовая бумага. Тот, кто не принимает (а уже слышатся голоса в спорах «А зачем это вообще? Мы ведь все это знаем. Зачем об этом писать, ведь это материал для наших врагов! То-то они уж обрадуются», или еще острее: «Это спекуляция на разоблачении культа личности. Зачем конъюнктурно смаковать? Ни к чему! Знай себе и помалкивай…»), тот, по моему мнению, не видит ее огромного художественно-политического значения в деле морального оздоровления народа и должен спросить себя: а не сидят ли во мне остатки культа личности?»
Некоторые из критиков сделали также ударение на том, что имеет большое значение для будущего, и что Солженицыным было только упомянуто, но не развито. Наиболее полно это выразил критик И. Чичеров:
«Мне хотелось бы сделать писателю критическое замечание более существенное: повесть была бы еще сильнее, еще крупнее и значительнее, если бы в ней более подробно и глубоко был развернут образ-характер кавтораранга, Буйновского или «высокого старика». Может быть, этот старик и не был коммунистом. Но он был интеллигентом. И уж, наверное, старым коммунистом был тот, кто спорил с Цезарем. Но трагедия таких людей почему-то мало интересовала писателя… Беспокоит меня в повести и отношение простого люда, всех этих лагерных работяг, к тем интеллигентам, которые все еще переживают и все еще продолжают даже в лагере спорить об Эйзенштейне, о Меерхольде, о кино и литературе и о новом спектакле Ю. Завадского…
Порою чувствуется авторское ироническое, а иногда и презрительное отношение к таким людям…»
Как видим, литературный критик И. Чичеров уже в первом прочитанном им произведении почувствовал неприязненное отношение А. И. Солженицына к советской интеллигенции вообще и к коммунистической интеллигенции в особенности. Он не понял еще, в чем причина такого, я сказал бы нарочитого презрения Солженицына к этой категории людей.
«Очевидно, — писал Чичеров, — были в лагере интеллигенты-бедолаги, которые были достойны такого отношения, но ведь были и другие».
То, что думал Солженицын по этому поводу, было неясно тогда не только Чичерову, но и всем критикам и, в частности, Твардовскому. Только через несколько лет, после того, как Солженицын выступил не только как писатель, но и как борец против коммунизма, стало ясно, что не случайно в повести «Один день Ивана Денисовича» он отвел такое место интеллигенции. Советскую интеллигенцию ленинского и послевоенного периода он не считает интеллигенцией. Он называет ее «образованщиной». По его мнению, русская интеллигенция после ликвидации монархии исчезла, а новая советская интеллигенция не усвоила те достоинства, которыми отличалась старая русская интеллигенция. Поэтому ставку на возрождение русской нации он связывает не с интеллигенцией, а с простым народом.
В сборнике «Из-под глыб» А. И. Солженицын писал:
«Если обвиняют нынешний рабочий класс, что он чрезмерно законопослушен, безразличен к духовной жизни, утонул в мещанской идеологии, весь ушел в материальные заботы, получение квартир, покупку безвкусной мебели, в карты, домино, телевизор и пьянку, то намного ли выше поднялась образованщина, даже и столичная? Более дорогая мебель, концерты более высокого уровня и коньяк вместо водки… Не оправдаешь центровую образованщину, как прежних крестьян, тем, что они раздроблены по волостям, ничего не знают о событиях общих, давимы локально.
