– Кто он?

У Ахмета, у этого очень самолюбивого собственника, включились защитные рефлексы. В маленьком городе, где все его знают, какой-то нахал позволяет себе приставать к его жене. Бывшей не бывшей, какая разница? Главное слово – его, его жене, Ахмета.

– Он тебя знает! – плакала женщина. – Он знает, что я твоя жена.

Это был главный аккорд, а дальше пошли уже легкие гаммы:

– Завтра моя смена. Мне нужно идти, я не знаю, как мне с ним разговаривать….

Ахмет улыбнулся и подумал: «Глупая беспомощная женщина».

– Дорогая, какую он тебе назначил зарплату?

– Три тысячи.

Лир, господа, мы в Стамбуле, зарплата диспетчера – три тысячи лир, но и это неплохо для малообразованной турецкой женщины.

– Я добавлю пять тысяч к твоим алиментам, только, пожалуйста, больше не ходи на эту работу.

– Хорошо. – Турецкая женщина стыдливо потупила глазки. – Спасибо, Ахмет.

– И скажи сыну, пусть от меня не прячется.

– Да, я поговорю с ним. Еще раз спасибо тебе.

– Не волнуйся, я отправлю тебе чек.

Чмок, чмок, чмок – вот так вот мило поговорили бывшие супруги через десять лет после суда, на который жена Ахмета не явилась, за нее отдувался адвокат.

Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хеджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому ходят закрытыми, для того и носят свою паранджу, чтобы хвалиться подружкам – «вау! я замужем». Девушка закинула ногу на ногу, под черной тканью показались кроссовки и джинсы.

Напротив стояли лоточники с орехами, очками, сувенирами и оранжевый автомат, на котором сушеный старец выжимал апельсиновый сок. Туристы останавливались выпить фреш, и тут же к ним подходил чистильщик обуви. От его услуг все отказывались. Какой-то немец или бельгиец с раскрытой картой Стамбула тоже отмахнулся и перешел трамвайные пути, оглядываясь по сторонам. Чистильщик подхватил свой ящик с ваксой и весело вприпрыжку направился в том же направлении. Он обогнал европейца и обронил на брусчатку деревянную щетку из своего ящика.

Ахмет знал этот старый трюк всех чистильщиков обуви. Сейчас он пройдет, как будто не замечая пропажи, несколько шагов, а потом…

– Мистер, мистер! Вы потеряли! – крикнул ему вежливый европеец.

Чистильщик оглянулся, посмотрел на свою щетку, как на дочь родную, и радостно хлопнул руками.

– Сеньк ю! Сеньк ю!

Он подошел к европейцу и поставил перед ним свой ящик.

– Ноу, ноу, – отступал турист.

– Ю а май френд! Итс фри!

Черной ваксой чистильщик наяривал немецкие ботинки и между делом рассказывал про своих пятерых детей. «Файв чилдрен, – он повторял, – файв чилдрен!»

За спектакль хитрый турок получил сотню лир и раскланялся, как настоящий артист.

Счастливый свободный был человек! Весь день на свежем воздухе! Гуляет в центре города! В ящике у него крем для обуви и пара щеток – три кило поклажи, не больше, несет этот чистильщик на своих плечах. Ахмет ему завидовал: «У этого три кило – и радость, а у меня целая фабрика – и сплошная головная боль».

Ахмет вспомнил про свою любимую блондинку. Он решил к ней заехать и все рассказать. Русские женщины очень внимательны, они, как няньки, возятся со своими мужчинами и никогда не говорят: «Я ведь женщина». Вот за это Ахмет и любил нас, славянок, потом что мы добрые, мы свой материнский инстинкт распыляем нещадно на детей, на мужчин, нам без разницы. И Ахмет к этому давно привык.

Он выехал из центра и вышел на шоссе, которое лежало вдоль старой крепостной стены. На окраине стена не была такой величественной, как в центре. И высота поменьше, и арки обсыпались, но вся эта рухлядь очень трогательно вписывалась в тихую жизнь вдали от дворцов и мечетей.

Кто-то придумал использовать древние камни вместо фундамента, и в нишах между бойницами пристроили домики. Узкие развалюшки стояли прямо на стене. Там было тихо, топились печки, дымок едва заметный выползал над темной черепицей. Низкие черные ниши под стеной заросли плющом, в одной из них стоял диван, выброшенный на улицу. И кто-то там посиживал в тенечке.

И тут же, возле древности, были разбиты огороды. Земля была черной, под зиму пустой, но какая-то бабка в цветастой косынке ковырялась, задравши пышный зад, выбирала камни из своих грядок.

Ахмет проехал мост, сощурившись от солнца и сверкающей воды, и свернул в новые районы, там жила его любимая русская женщина. Он хотел сообщить, что уже свободен, что может снова забрать ее к себе или остаться у нее, хотел пожаловаться на сына-двоечника, рассказать про жену-лахудру… Но, к его удивлению, русская любовь ответила по-турецки: «Больше ты меня никогда не увидишь».

Ахмет спешил застать Анжелу дома, но в вестибюле к нему подошел консьерж и вручил конверт с ключами. «Вам просили передать» – и до свидания. Консьерж ничего не смог объяснить, он не знал, куда подалась госпожа.

Ахмет искал свою блондинку в Стамбуле, в Анкаре, в Анталии. «Анжела исчезла! Анжела исчезла!» – ко всем друзьям прилетело такое сообщение. Друзья сказали, что из Турции Анжела уехала, поэтому под Новый год Ахмет отправился за ней в Россию.

Любимая женщина не открывала. И на все его сообщения не ответила ни слова. Ахмет набирал деревянными пальцами: «Анжела, я тебя люблю!», «Анжела, выходи за меня замуж!», «Анжела, ты самая загадочная женщина в моей жизни».

– Что он мне пишет? – обижалась Анжела. – Зачем он шлет мне свои «мэссажи»? Он что, не знает номер моего счета?

Чтобы хоть как-то согреться, Ахмет старательно вытаптывал круг под окном любимой женщины. Топтался на снегу по четкой траектории, он же был инженером, станочки любил конструировать, с чертежами любил повозиться. «Хочу вот так!» – Ахмет говорил, и весь его конструкторский отдел уходил пить валерьянку. «Вы же грамотный человек, Ахмет-бей, – его пытались остановить, – вы же понимаете, есть законы физики…» «Хочу вот так! – повторял он. – А вы там думайте, как хотите, но без подснежников домой не возвращайтесь!» В общем, ничего у него круг получился, ровный, как по циркулю.

Мальчишки, которые катались на ледяной дорожке, показывали на него белыми облипшими варежками и хохотали. Ахмет не обращал на них внимания, он начал притаптывать солнечные лучи к своему кругу.

«Анжела! – думал он, подпрыгивая на месте. – Где твое сердце? Я приехал! Искал тебя в Стамбуле! Искал тебя в Анталии! Прилетел в Россию! А ты закрылась! Жестокая!»

Мимо прошла женщина с елкой. На ней был толстый пуховик с глухим капюшоном. Женщина была крупная, как Дед Мороз, и дерево ей досталось большое, разлапистое, она волокла его на плече, а еловая макушка тащилась за ней по снегу.

Женщина с елкой остановилась, посмотрела на Ахмета и крикнула мальчишкам:

– Идите домой! Нечего крутиться возле этого таджика. Он пьяный!

Мальчики побежали за елкой, оставили свой каток. Ахмет разбежался и прокатился по скользкой ленте.

Осторожно, через жалюзи любимая женщина подглядывала, как маленький замерзший человек из жаркой страны прыгает у нее под окном, катается на льду и марширует, энергично размахивая короткими, но цепкими руками.

– Серьезный человек! Фабрикант… – она вздохнула и налила себе виски. – Устроил мне тут!.. Ледяное шоу!

А жалко, ведь жалко ей было Ахмета. И к двери она не раз подходила, и рука ее правая тянулась к кнопке домофона, но левая рука правую останавливала.

– Стоп! – жестокая Анжела щелкнула холеными пальчиками. – Чем я хуже турчанок?

Русская блондинка прожила в Турции много лет и кое-чему у восточных женщин научилась. Главная хитрость турецкой женщины элементарна: если хочешь, чтобы мужчина бежал за тобой, – убегай. Иначе он никогда не будет выполнять свои великодушные обещания.