Все было понятно, но Алена четким басом повторила для своих:

– Девушки, алле! Сейчас выходим. Никаких перекуров. Никаких туалетов. Строимся и топаем за мной. Все меня слышали?

– Да, Алена, – девочки отвечали, – мы тебя слышали.

– А когда в туалет?

Про туалет все время спрашивала Синди, блондиночка с проамериканской челюстью.

– Я не могу ничего удержать, – она жаловалась во всех общественных местах, – если я пью, мне обязательно нужно вылить.

В автобусе Синди выпила сангрии и начала волноваться. Макс купил целую сумку этого винища, оторвал этикетки, чтобы нас не пришпилили за распитие спиртного, и раздал бутылки по автобусу. Нам осталась одна на двоих, мы попивали этот испанский компот и поглядывали на окрестности. Поля желтые, горы синие, маки красные, пальмы зеленые, в наушниках испанская гитара, и в компоте даже какой-то градус. И на лицах у нас, понятно, было ликованье. Ура! Мы в отпуске.

– Как и большинство древних городов Испании, – рассказывал гид, – Пальма-де-Майорка был заложен во времена Римской империи.

– Девушки, – Алена попросила сделать паузу, – поднимите руку, кто знает, что такое Римская империя?

Синди, та, у которой недержание, перекинула во рту жвачку справа налево и ответила с умным видом:

– Это Штаты, Ален.

– Открою тайну…

Алена объясняла, да так лихо, как младшим школьникам, что Римская империя – это почти то же самое, что современная Италия…

– Моника там работает, – уточнила Тигрица, и всем сразу стало понятно.

– А почему заложены? – кто-то спросил.

– Не поняла?

Алена перестала удивляться многим вещам, но быть готовой ко всему даже ей не удавалось.

– Ну, щас сказали «города были заложены»…

– Заложены, девушки, это не в ломбард, не за долги…

Всю дорогу она проводила ликбез, могла бы и не напрягаться, но у нее было призвание, ей нравилось работать пионервожатой и матерью народов. Иначе она бы просто не запомнила все эти дикие имена своих пионерок.

– Сиси, Лучия, Линда… – она всех собрала в один выводок и с наслаждением командовала.

За Линдой (простенькая такая сельская стриптизерочка была в турецких шароварах) спустился Александр, любовник Макса. Череп у Александра был бритый, с намеком на актив, очки прямоугольные, чтобы скорректировать круглое лицо, песочные бриджи сидели идеально. Маникюр, педикюр и три десяточка филлеров на лице, над ним поработал специалист, Макс над ним поработал. Да, и майка голубая была безупречно чистой, но это уже мама поработала, мама приучила Александра к порядку.

Алена и его посчитала. А ей без разницы было, где тут девочки, у которых она забрала паспорта, а где свободные люди.

– Сашуля! – Алена пробасила с шутливой улыбкой.

Он обернулся и подал руку женщине. Это была его мама. Белый костюм, красная сумочка, блондинка с хорошей стрижкой. Нет, не богемная, на вид технический работник государственного учреждения.

– Мама! – ее тоже посчитала командирша. – Мама у нас сегодня красавица!

За мамой вышел Максим. Стройный блондинчик в розовой майке. Мелированные завитушки прикрыты узкой шляпой, на джинсах художественное рванье, и очочки в белой оправе из последней итальянской коллекции.

– Максюша! – и его тоже на общих основаниях посчитала командирша.

Он взмахнул в ответ своей шляпой и отошел за Сашулей, за мамой… А я стою на ступеньках, приглашенная звезда в сарафане, и смотрю на его нежную спинку, на локти… Локти и плечи у Макса были покрасневшими от солнца. Он встал в тенек, под пальму, и смотрит на меня. Молодец! И после этого он советует мне немного приподнять линию бровей. Спасибо! Чтобы потом с новыми бровями я сама выпрыгивала из автобусов.

За мной столпись остальные девочки. Все ждали, когда я выйду. Алена приготовилась меня посчитать.

– Дорогая! – торопила она. – Ты забыла там что-то?

– Максим забыл, – я сказала.

– Максюша! – Алена все поняла, она ему и подсказала. – Максим! Подайте даме трап!

Он покраснел и протянул мне руку. А вот не надо мне теперь! Теперь уж я не та. Теперь меня интересуют яхты, белые яхты у причала. И чайки, толстые, как гуси. И седые горы, которые прячут бухту от штормов. И вон те вон белые виллы в горах, висящие над морем. А ваши руки, ваши плечи обгоревшие сто лет мне не нужны.

Чтобы увидеть обещанную красоту, мы поднялись по скалам высоко, под самые облака. Дорожки на обзорную площадку были скользкими, мои турецкие сандалии с подошвой из натуральной кожи скользили на камне зверски, я держалась за Алену и смотрела вниз. Скалы врезались в море, и цвет воды становился насыщенно-синим от глубины. Если грохнешься со скалы – то все, с концами. А горизонта не было совсем, его растушевали небесной белой дымкой. И правда, все, как гид сказал, – красота навозможная, оттенки чистейшие, про воздух вообще молчу, голова кружится от кислорода.

Все сразу построились фотографироваться, все поснимали очки и щурились в камеру.

Макс остановился у обрыва рядом с бордюрчиком, голову склонил и кротко, мило улыбнулся в камеру. Примерно так же и я улыбалась, на третий год после свадьбы.

Сашуля сделал несколько кадров и сразу посмотрел отснятое, смешно и важно выпячивая нижнюю губу.

– Ну, прелесть! – он маме показал. – Скажи, прелесть?

– Да, – мама соглашалась, вздыхая едва заметно.

Чего вздыхать? Снимки получились яркими, розовая маечка очень нежно смотрелась на синем фоне.

У Алены были личные планы на отпуск, девушка она свободная. Но в своем порыве сэкономить она забронировала отель в тихой зоне для немецких пенсионеров. Самыми привлекательными в этом месте были испанские официанты. Тут, конечно, было на что посмотреть, а на пляже – тлен и женщины с детьми.

Мы пришли туда на закате. В это время пожилые немцы выводили на спокойное солнце своих старух. Деды шагали к зонтикам решительным военным шагом. Ничего на них не было, только плавки, но мне казалось, что все они в военной форме, с закрученными рукавами, в квадратных касках, с автоматами в руках. Немецкие бабки дышали своим дедам в спины, все, как одна, – слитный купальник, седое каре и квадратный мужской подбородок. «Живое – не живое» – с таким выражением они рассматривали тела, разбросанные на песке. Наверняка, я подумала, у каждой бабки в кармане есть «кольт», и если кто-то дернется, она его прикончит.

Утром и после полудня пляж заполняли отвисшие животы, оттянутые соски, дряблые бедра и белые керамические зубы. Вот возле этой некромантии русский стриптиз и начал раздеваться.

Танцовщицы скинули шорты, стянули маечки и начали делать наклоны вниз, стелили на песок свои полотенца. Момент оказался волнующим. Макс и Сашуля попали в плотное кольцо из женских тел. Окружение им понравилось, за девушками наблюдали с интересом и подмечали кое-какие детальки.

Все сиськи и попки оказались разными. У Джессики зад был плоский, как будто она навеки отсидела его в автобусе. Длинная, с тонкими страусиными ногами, она расхаживала по песку и постоянно разговаривала по телефону со своим бойфрендом.

– Шамиль! Шамиль! – Она очень громко и нудно гундела: – Мне неприятно! Я не успела уехать, а ты сразу идешь развлекаться. Я не хочу, чтобы ты ходил в клуб. Скажи мне, неужели ты пойдешь в клуб, если знаешь, что мне это неприятно?

Она вот так нудела весь отпуск, с умным видом, а у самой задница – как доска для пельменей.

У Линды, у той самой представительницы сельского стрипа, грудь лежала в купальнике без всяких эмоций, ее просто туда положили и сказали – «пусть будет». А у Тигрицы не так, у Тигрицы за пазухой были два яблочка, она их обтянула коралловым лифоном и всем объявила название бренда – «Мортен Берло».

Синди улыбалась, она была счастлива, она вышла из пляжной кафешки, где спешно пописала. У нее была низкая талия, поэтому ножки были коротковаты, но она очень шустро ими семенила. Обняла столбик и за секунду оказалась наверху, под зонтиком, откинула ручку и засмеялась: «Милана, сфоткай».