Новый генерал-губернатор фан ден Бос, приняв колонию в январе 1830 г., подписал с опекунами султана Хаменгку Бувоно V 3 ноября того же года новый грабительский договор. Из 6 резидентств за султанатом Джокьякарта сохранялись теперь лишь 2 восточных (Матарам и Гунунг Кидул). Аналогичным договором и столь же радикально была урезана и территория Суракарты. На экспроприированных землях правительство ввело, как и везде, земельный и подушный налоги. Сдача земель в аренду не допускалась. Бупати, как и на прочих правительственных землях, были превращены в чиновников с той разницей, что здесь им выплачивалось две трети денежного содержания, остальное же покрывалось доходами с должностных земель, обрабатываемых крепостными крестьянами.

Новый генерал-губернатор фан ден Бос (1830—1833), получивший в январе 1832 г. еще и титул генерального комиссара (то есть права на широкие реформы), был прежде губернатором Суринама — рабовладельческой колонии Голландии в Южной Америке. Сумев внушить королю и олигархии Нидерландов, что принудительный труд в Нусантаре способен радикально увеличить производство[90] в условиях, когда государство выступает и в качестве предпринимателя, и в роли администратора, а заодно выполняет функции аппарата принуждения, Бос получил полномочия на введение в колонии системы принудительных культур (СПК)[91].

Содержание вышедшего в 1830 г. закона было в основных чертах следующим:

   1. С туземным населением заключаются договоры об отведении части его рисовых полей под возделывание культур, пользующихся спросом на европейском рынке.

   2. Эта часть не должна превышать 1/5 от обрабатываемой площади десы.

   3. Производство продукта, предназначенного для европейского рынка, не должно требовать от крестьян большей затраты труда, чем возделывание риса.

   4. Отведенные под эти культуры участки освобождаются от земельного налога.

   5. Выращенный продукт передается местным властям; если его стоимость по твердой цене превышает размеры невзысканного с этих участков земельного налога, разница выплачивается населению.

   6. Убытки от неурожая культур, если они не вызваны недостатком прилежания и трудовых затрат населения, относятся за счет правительства.

   7. Туземное население трудится под наблюдением своих вождей. Надзор европейских чиновников сводится к подысканию подходящих ареалов под культуры, контролем над возделыванием полей, культивацией, сбором и сдачей урожая.

   8. В таких случаях, как, например, при культуре сахарного тростника, для пользы туземцев работа должна быть разделена таким образом, чтобы одна часть работающих занималась выращиванием культуры, другая — уборкой, третья — транспортировкой, четвертая — работой на фабриках. Последнее, однако, лишь в том случае, если отсутствует достаточное количество свободных наемных рабочих.

   9. Там, где применяется система культур, следует строго следить за освобождением населения от земельного налога и за получением им всех причитающихся за культуру сумм. Следует считать, что, вырастив урожай, население выполнило свои обязательства; уборка и переработка продукта должны быть предметом отдельных договоров.

Таким образом, закон был отклонением от либерального наследия прошлого и утверждал систему докапиталистических отработок в пользу «коллективного помещика» — голландского государства — при частичном восстановлении феодального статуса прияи. В самом деле, новую систему невозможно было претворить в жизнь без действенной помощи бупати и других прияи: ведь исходным моментом СПК было феодальное отчуждение у крестьян значительной части их обрабатываемых участков. Оно могло быть при косвенном управлении осуществлено только по приказам традиционных вождей. Поскольку прияи не имели заинтересованности в осуществлении СПК, Босу пришлось стимулировать их возвращением «должностных земель» и доходов с них. Кроме того, служилые феодалы получали отчисления с прибылей от культур, так называемый «культурный процент». Не менее настойчиво добивался Бос поддержки деревенских старост (лурахов). Он понимал, что без организующей роли старосты общины (десы) ему не удастся заставить крестьян заботиться о культивации незнакомых и чуждых им культур. Без содействия лурахов нельзя было и заполучить крупные сплошные массивы обрабатываемой общинниками земли под плантации (например, сахарного тростника). Чтобы заинтересовать старост, им тоже назначался «культурный процент». Тем не менее в течение первого десятилетия действия «системы культур» лурахи явно не желали способствовать ее внедрению, осложнявшему их отношения с общинниками. Ввиду этого была введена сложная градация наказаний — от выговора и домашнего ареста до помещения в колодки или порки. Телесные наказания были отменены только в 1841 г., когда старосты прочно стали низовым звеном СПК. Но главной пружиной, способствующей внедрению СПК, был, разумеется, низовой слой европейского госаппарата: ассистент-резиденты и контролеры (именно они контролировали посадку культур и добросовестность их возделывания). Соответственно, он еще более разросся. Уже в 1844 г. в Индонезии было 32 ассистент-резидента, в 1866 г. — 60, в каждом регентстве был контролер. И тем и другим опять-таки отчислялся «культурный процент».

Когда СПК принесла первые обнадеживающие плоды, практически все статьи закона стали нарушаться повсеместно: например, под экспортные культуры занимали уже не 1/5 и даже не 1/3, а половину земель крестьянина и т. п. Главными культурами этого времени были сахарный тростник, кофе и индиго. Под сахарным тростником уже к 1840 г. находилось около 30 тыс. бау[92] лучших крестьянских заливных полей, а к 1847 г. эта площадь выросла до 40 тыс. бау, и далее этот показатель держался на том же уровне. В культивации тростника было занято 300 тыс. человек (1858)[93]. Продукция составляла в 1850 г. около 1,4 млн пикулей[94]. Из этого числа почти 1 млн пикулей на сумму примерно в 10 млн гульденов досталось правительству, чистый доход которого только от сахара был равен 5 млн гульденов. Практически монополистом в скупке и транспортировке продукции СПК и их сбыте на аукционах метрополии стала полугосударственная компания НХМ (см. выше).

Система принудительных культур была введена на Яве и на отдельных территориях Западной Суматры и Северного Сулавеси. Она, разумеется, эволюционировала на протяжении сорока с лишним лет своего существования, что очень удобно проследить именно на примере культуры тростникового сахара. Первоначально почти все этапы производства сахара осуществлялись исключительно при помощи принудительного труда. Лишь заключительная фаза (переработка тростника и получение сахара) осуществлялась наемными рабочими (китайцами и яванцами) на частных фабриках. Поначалу сахарозаводчиками (точнее — владельцами сахарных мануфактур) были китайцы, заключавшие с государством контракт. Исключительная выгодность этого бизнеса в дальнейшем привлекла крупный европейский капитал[95], и отзаявок на контракты скоро не стало отбоя.

С развитием дорожной сети перевозка сахарного тростника на фабрику все чаще также осуществлялась по найму. С 1855 г. эта форма возобладала повсеместно. Рубку тростника вскоре тоже оказалось экономически нецелесообразно осуществлять на базе подневольного труда. К 1870 г. и здесь сельскохозяйственный рабочий вытеснил закрепощенного крестьянина.