«Не рождена притворством…» …Не рождена притворством Больная песнь моей тоски: Её жестокие тиски Ни трудовым моим упорством, Ни звонкой радостью весны Не могут быть побеждены. Её зародыши глубоки, Её посеяли пороки, И скорбь слезами облила, И солнце правды беспощадной Дарует жизни безотрадной Довольно света и тепла. «Цветы роняют вешний аромат…» Цветы роняют вешний аромат, Слова теряют смысл первоначальный, Сменился юный пыл досадою печальной, И песни прежние докучливо звучат, – И лишь позор нагого преступленья Заманчив, как всегда, И сладко нам немое исступленье Безумства и стыда. «Полон дикими мечтами…» Полон дикими мечтами, Устремил я взоры в твердь, Где лазурными очами И блестящими лучами Улыбается мне смерть. Там прозрачно тучи тают, Там покорно и мертво, Там багряно умирают Грёзы сердца моего. На лицо моё упали Беспощадные лучи, Как могучий вопль печали, Безотрадно горячи. Укоризненно и строго Ими смерть мне шлёт отказ: «Жди, – не кончена дорога, Не настал ещё твой час». Вся горит и вся сверкает Залитая солнцем твердь, Где в пустой дали сияет Утешительница-смерть. «Сладко мечтается мне…» Сладко мечтается мне, Слабо мерцает лампада, Тени скользят по стене. Тихо мечтается мне Тайная сердцу услада. Рядом со мной ты опять, – Я ль не отдамся отраде? Сладко с тобой мне мечтать, Сердце трепещет, – опять Радость в потупленном взгляде. «В пути безрадостном среди немой пустыни…» В пути безрадостном среди немой пустыни Предстала предо мной Мечта порочная, принявши вид богини Прекрасной и нагой. Рукою нежной разливала Из тонкого фиала Куренья дымные она, И серебристо обвивала Её туманная волна. И где она ногою голой Касалася сухой земли, Там грешные цветы толпой весёлой Бесстыдные, пахучие цвели. И предо мной склонившись, как рабыня, Она меня к греху таинственно звала, – И скучной стала мне житейская пустыня, И жажда дел великих умерла. «Нет, не любовь меня влекла…» Нет, не любовь меня влекла, Не жажда подвига томила, – Мне наслаждения сулила Царица радостного зла. Окружена прозрачной дымкой Порочных снов и злых страстей, Она сошла к душе моей Ожесточённой нелюдимкой, И научила презирать Людские скучные забавы, И чары тайные вкушать, Благоуханные отравы. Восторгов тщетных, грёз ночных Струи кипучие так сладки, – Но в сердце копятся от них Противно-горькие осадки. «Мы поздно встретились. Весёлости чужда…» Мы поздно встретились. Весёлости чужда Моя душа, пропитанная ядом Порочных дум, и чувств, и тайного стыда, И жажды злых страстей с позором их и чадом. Мы поздно встретились. Отрадные слова Я позабыл давно, как детский сон неясный, К душе коснувшейся едва, К душе и суетной, и страстной. Ты – юная, ты – резвая, – но ты Смутишься пред моей томительною страстью. Ты не поймёшь моей мучительной мечты, К иному устремишься счастью. «О смерть! Я – твой. Повсюду вижу…» О смерть! Я – твой. Повсюду вижу Одну тебя, – и ненавижу Очарования земли. Людские чужды мне восторги, Сраженья, праздники и торги, Весь этот шум в земной пыли. Твоей сестры несправедливой, Ничтожной жизни, робкой, лживой, Отринул я издавна власть. Не мне, обвеянному тайной Твоей красы необычайной, Не мне к ногам её упасть. Не мне идти на пир блестящий, Огнём надменным тяготящий Мои дремотные глаза, Когда на них уже упала, Прозрачней чистого кристалла, Твоя холодная слеза. «Сад чародейных прохлад…» Сад чародейных прохлад ароматами сладкими дышит. Звонко смеётся фонтан, и серебряный веер колышет. Зыблется тихо гамак, призакрытый отрадною тенью. Дева, качаясь, лежит, убаюкана счастьем и ленью. Прутья решётки стальной над кремнистой дорогою блещут. Пыльные вихри встают и полуденной злобой трепещут. К прочной решётке прильнул и задумался юноша кроткий. Грустен и труден твой путь перед сомкнутой крепко решёткой. |
