«О лихорадочное лето!..» О лихорадочное лето! То ветра холод, то солнца зной. Холодной мглою земля одета, Ручей смеётся в тени лесной. Он притаился в долине тесной. Ему забавно, что много туч. Ему противен Змей небесный, – Как меч разящий, – блестящий луч. «Благословлять губительные стрелы…» Благословлять губительные стрелы И проклинать живящие лучи, – Вот страшные и тесные пределы. К иным путям затеряны ключи. В мучительных безумствуя хуленьях, В бессмысленной безумствуя хвале, Живи в безвыходных томленьях, Влачись на бедственной земле. Отравленной стрелы вонзилось жало, – Лобзай её пернатые края: Она – твоя, она тебя лобзала, Когда померкло солнце бытия. «Мы скучной дорогою шли…» Мы скучной дорогою шли По чахлой равнине. Уныло звучали шаги На высохшей глине, А рядом печально росли Берёзки на кочках. Природа больная! Солги В колосьях, в цветочках. Обмана мы жаждем и ждём, Мы жаждем обмана. Мы рвёмся душой к небесам Из царства тумана. Мы скучной дорогой идём Вдоль скудного поля. Томительно грезится нам Далёкая воля. «Он не знает, но хочет…» Он не знает, но хочет, – Оттого возрастает, цветёт, Ароматные сладости точит, И покорно умрёт. Он не знает, но хочет. Непреклонная воля Родилася во тьме. Только выбрана доля – Та иль эта – в уме, Но темна непреклонная воля. Умереть или жить, Расцвести ль, зазвенеть ли, Завязать ли жемчужную нить, Разорвать ли лазурные петли, Всё равно – умереть или жить. «В его устах двусмысленны слова…» В его устах двусмысленны слова, И на устах двусмысленны улыбки. Его душа бессильна и мертва, А помыслы стремительны и зыбки. Его любить никто не захотел, Никто не мог его возненавидеть. Неузнанным пребыть – его удел, – Не действовать, не жить, а только видеть. «Касатики качаются…» Касатики качаются Над тихою водой, Качаются, прощаются С недолгою красой. Качаются касатики У зыбкой глубины, И бедные лунатики В их прелесть влюблены. «О, забвение! Низойди, обмани!..» О, забвение! Низойди, обмани! В воспоминаниях тягостны дни. Прегрешения выше гор. В заблуждениях обидный позор. Если счастье манило, оно ушло. Все дары жизнь разбила, как стекло. О, забвение! Если бы всё стереть! Если б всё прошлое могло умереть! Но судьба говорит: «Только с тобой. Умри, и всё прошлое уведи с собой». «Люблю блуждать я над трясиною…» Люблю блуждать я над трясиною Дрожащим огоньком, Люблю за липкой паутиною Таиться пауком, Люблю летать я в поле оводом И жалить лошадей, Люблю быть явным, тайным поводом К мучению людей. Я злой, больной, безумно-мстительный, За то томлюсь и сам. Мой тихий стон, мой вопль медлительный, – Укоры небесам. Судьба дала мне плоть растленную, Отравленную кровь. Я возлюбил мечтою пленною Безумную любовь. Мои порочные томления, Всё то, чем я прельщён, – В могучих чарах наваждения Многообразный сон. Но он томит больной обидою. Идти путём одним Мне тесно. Всем во всём завидую, И стать хочу иным. «Нарядней осени и лета…» Нарядней осени и лета, Улыбкой юною согрета, И весела и молода, Вольнолюбивою весною Она сияла предо мною, Как незакатная звезда. Но странно, – отзвуки печали В её речах всегда звучали, Такие горькие слова Она порой произносила, Что скорби мстительная сила Брала мгновенные права. Потом опять цвела улыбкой. Хотелось верить, что ошибкой Слова упали с милых уст, – Как иногда шалун-проказник, В лесу бродя в весёлый праздник, Посадит гриб на свежий куст. «Для меня ты только семя…» Для меня ты только семя. Ты умрёшь, – настанет время, – Жизнерадостную душу Я стремительно разрушу, И в могилу брошу тело, Чтоб оно во тьме истлело. Из погибшего земного Созидать я стану снова. Новый род к тому ж обману Вызывать я к жизни стану, Новых образов броженье Вознесу в осуществленье, – Но для всех одна кончина. Всё различно, всё едино. |
