В странах Балтии тоже раздавались голоса о преследовании за непризнание преступлений сталинизма или об их сопряжении с наказанием за отрицание Холокоста. За неимением голодомора там в качестве геноцида пытаются представить депортации и прочие репрессии, обрушившиеся на них после аннексии 1940 года.

При этом подлинный геноцид на территории стран Балтии и Украины – еврейский – не слишком и котируется у местных историков, всячески старающихся минимизировать участие «своих» национальных энтузиастов в окончательном решении. Отсюда и «ренессанс» и глорификация различных коллаборантских, в том числе и эсэсовских, соединений, свидетелями чего мы все сейчас являемся.

Кстати, разброс оценок по числу жертв голода начала 1930-х годов сильно зависит от того, кто эти оценки делает. У историков эти «ножницы» составляют от 2 до 4,5 миллиона человек, а у политиков почему-то вдвое больше – от 8 до 10 миллионов![94] Вон сколько – на полтора Холокоста наскребли!

Интересующимся тем, как официальный Киев чтит Холокост, поучительно было бы съездить к бывшему оврагу Бабий Яр.

Подобно тому, как Аушвиц стал именем нарицательным для «западной» версии уничтожения евреев (долгие гетто – длинные депортации – газовые камеры), Бабий Яр – столь же бесспорный символ для его «восточной» версии (короткие гетто – пешие марши – расстрелы, реже – грузовики-душегубки).

Немецкие и украинские наци в свое время сообща установили здесь суточный рекорд скорострельности по ходу «окончательного решения». В течение одного лишь дня – 29 сентября 1941 года – здесь было расстреляно 22 тысячи евреев – абсолютный рекорд в истории народоубийства![95] Аушвиц-Биркенау со всеми его передовыми крематориями и костровыми ямами отдыхает! Столько же поляков расстреляло и НКВД в Катыни, Медном и Старобельске – вместе взятых и за много дней!

Не ищите на плане киевского метро станцию «Бабий Яр» – ее там нет. Ехать вам до остановки «Дорохожичи». Почему?

А когда выйдете на свежий воздух, то не ищите ни справа, ни слева информационные щиты или указатели: их нет! Но почему?

Да и где, собственно, сам этот яр, глубоченный, если кто-то о нем читал, овраг?!..

Его нет. Может быть, его и не было?..

Десятки лет украинская власть обещает построить здесь государственный историко-мемориальный заповедник «Бабий Яр» и начать чтить память жертв Холокоста[96]. Пока же такого мемориала и в помине нет: не считать же таковым классический советский памятник классическим «мирным советским людям», почему-то говорившим друг с другом на идише и почему-то вдруг оказавшимся в этом месте в свой последний час. Или чванливую «Менору», увековечившую главным образом имена своих спонсоров (Джойнт, Сохнут и т. д.).

По сравнению с тем, что на этом страшном месте просто обязано было возникнуть, тут самая настоящая пустошь памяти, засыпанной, как и сам овраг, землею! Материализовавшийся историомор!

Впрочем: до жидомора ли патриотической украинской власти, когда у нее еще и с голодомором столько забот?

Неприятие всей фальши украинской политики в области Голодомора не означает приятия российской политики в этой области. В 2000-е годы Украина (и Казахстан!) намного обогнали Россию по рассекречиванию и введению в научный оборот первичных материалов по Голодомору[97].

Такая киевская активность и щедрость в сочетании с целенаправленной кампанией по глорификации Голодомора заставила спохватиться и начать крутиться и российскую сторону: архивы стали дружно рассекречивать профильные документы, и публикации не заставили себя ждать. Так, Виктор Кондрашин выпустил в 2008 году в издательстве РОССПЭН книгу «Голод в СССР 1932–1933 годов: Трагедия советской деревни». 18 ноября 2008 года (за 10 дней до отмечания Голодомора в Киеве) в Москве открылись выставка новых документов и конференция на тему Голода, а в 2009 году вышел сборник, составленный из 185 факсимиле избранных российских документов о голоде в СССР[98]. Одновременно Росархив выпустил и компакт-диск, далеко не тождественный книге. Диск – англоязычный – как бы на экспорт: тут и карты административно-территориального деления СССР и его Европейской части (на 1928 год), и заметки «От переводчика» и «От составителей», а также вводная статья В.В. Кондрашина. Разнятся не только количество (107 документов) и состав документов, но и их структура[99]. В том же 2009 году в издательстве «Собрание» вышла книга Н.И. Ивницкого «Голод 1932–1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь». Наконец, в 2011–2013 гг. в фонде «Демократия» вышло фундаментальное трехтомное собрание документов «Голод в СССР. 1929–1934» под редакцией В. Кондрашина, Е. Тюриной и др.

Опубликованные документы дружно подтверждают: в 1931–1933 годах в СССР действительно был голод, причина его – в коллективизации и в экспорте лучшего зерна в видах закупки оборудования для индустриализации Союза. И самое главное – в основе бесчеловечной политики, приведшей к голоду, не лежали ни этнические (украинцы), ни региональные (Украина) признаки. Это была трагедия, но не какого-то одного народа СССР, а всех, кто жил тогда в СССР.

Уже в документах за 1930 год, например, встречаются свидетельства о голоде в Туркмении, Дагестане (Рутульский район) и Казахстане, причем всплывает тема и так называемой «укочевки», то есть ухода из СССР со скотом и семьями за границу (из Туркмении – в Персию, из Казахстана в Китай). Кстати, классический гэпэушный термин: «укочевка» – это наподобие эмиграции, а то что наподобие внутренней миграции называется иначе: «откочевка»!

Бесподобен и эвфемизм голода в одном из документов: «значительное увеличение фактов отсутствия хлеба у колхозников и единоличников»!

В 00 часов 42 минуты девятого мая 1945 года в Карлсхорсте гитлеровская Германия полностью и безоговорочно капитулировала перед союзнической коалицией. С той поры в сознании советского народа заронилось и очень быстро и очень прочно укоренилось представление о 9 Мая как о всенародном празднике Дня Победы.

Уже одно то, как протекает в этот день народное гуляние на Поклонной горе – с цветами, которые люди покупают заранее и раздают незнакомым им лично ветеранам, радостно и со слезами, но безо всякого нажима и понукания со стороны властей, – говорит о том, что этот праздник – в сердцах и душах прижился, что он желанен и любим. Каждое новое пяти- или десятилетие праздник этот достигал своей новой кульминации.

Это показывает, что власти далеко не статисты на этом празднике: официальные торжества – в их руках и под их контролем. И каждое новое 10-летие Дня Победы поэтому было и похоже, и вместе с тем не похоже на предыдущее торжество. Непохожими их делало гражданское общество, а похожими – косный идеологизм культурно-пропагандистской политики, именно в вопросах военно-исторических и военно-патриотических всегда достигавшей своего апогея. Порукой и гарантом этой зашоренности и заскорузлости был такой уникальный орган, как Главное политическое управление Советской армии – монструозный, но весьма властный гибрид советской однопартийной и военной систем.

В культивируемом сверху мифосознании советского общества Великая Отечественная – это исключительно ратные подвиги, это генералиссимус или маршалы, склоненные над штабными картами, это залпы «Катюш», это как бы коллективный Матросов, бросающийся на амбразуру, это алое знамя над черно-белым Рейхстагом и оружейные залпы над свежей могилою воинов, павших смертью храбрых. Соответственно, негласное правомочие на причастность к торжествам имеют не все, а только генералитет и ветераны боевых действий. Ну, разве что еще партизаны и подпольщики в тылу врага вписываются в этот же миф и размещаются в светлой части спектра – в сфере потенциальных героев.