Чилке сразу же занялся основательной перетряской кадров, увольняя бездельников и нанимая надежных работников, в связи с чем между ним и Намуром пробежала черная кошка. Причиной конфликта стали йипы, входившие в число персонала аэропорта. Йипам поручали уборку взлетного поля, очистку и покраску летательных аппаратов, регистрацию запасных частей, поступавших на склад и выдаваемых механикам, а также некоторые простейшие процедуры регулярного технического обслуживания. Под присмотром Чилке им время от времени позволяли даже заменять и ремонтировать компоненты.

На первых порах у Юстеса Чилке не было помощника, на которого он мог бы положиться в свое отсутствие. Стремясь переложить на чьи-нибудь плечи хотя бы часть своих почти круглосуточных обязанностей, Чилке занялся тщательным обучением четырех подающих надежды йипов. Мало-помалу ему удалось возбудить в них какой-то интерес к работе – казалось бы, дела пошли в гору. Не тут-то было! Как только закончился шестимесячный договорный срок, Намур отправил помощников Чилке обратно в Йиптон и прислал взамен четырех безалаберных новичков.

Чилке яростно протестовал: «Какого дьявола! Что происходит на вашей дурацкой планете? У меня тут не благотворительное училище для любителей выпиливать по металлу! Сейчас же верни моих работников!»

«Этим людям было выдано временное разрешение на трудоустройство, действительное в течение шести месяцев, – холодно возразил Намур. – Таковы правила. Я их не придумывал, но вынужден следить за их выполнением».

«Ты мне сказки не рассказывай! – нахохлился Чилке. – Правила у тебя, что дышло – куда повернешь, туда и вышло. Даже если не упоминать о твоих заработках на стороне. В больнице фельдшеры-йипы получают новые карточки-разрешения каждые шесть месяцев, и никто слова не скажет! Так же дело обстоит с портными, и почти так же – с домашней прислугой. Нет-нет, я не жалуюсь! Все правильно, так и должно быть. Но зачем учить уму-разуму этих придурков, если ты намерен отправлять их обратно в Йиптон? В Йиптоне, насколько мне известно, автолетов нет. А если ты хочешь, чтобы я тренировал механиков для Умфо, занимайся этим сам!»

«Чилке, не болтай без толку!»

Но Чилке насмешливо настаивал: «Если мне не вернут обученных работников, не посылай мне йипов вообще. Сам найду себе помощников».

Намур выпрямился во весь рост. Медленно повернув голову, он смерил Юстеса Чилке ледяным взглядом: «Слушай внимательно – чтобы потом не было недоразумений. Распоряжаюсь тут я, а ты неукоснительно выполняешь мои указания. В противном случае существуют две альтернативы. Первая не чревата никакими прискорбными последствиями: увольняйся и убирайся с Кадуола подобру-поздорову на первом попавшемся звездолете».

Ухмылка на жилистой физиономии Чилке стала еще шире. Приложив ладонь к лицу Намура, он с силой толкнул его, как неодушевленный спортивный снаряд – Намур отлетел, ударившись спиной об стену. Чилке произнес: «Меня нервируют такие разговоры. Если хочешь, чтобы мы остались друзьями, проси прощения, от всей души и с вежливой улыбкой. И, уходя, пожалуйста, не хлопай дверью. В противном случае придется задать тебе трепку».

Намур, из рода Клаттоков, не будучи трусом, тем не менее, был несколько обескуражен. Помолчав, он сказал: «Что ж, попробуй! Посмотрим, кто кого».

Противники относились примерно к одной и той же весовой категории, хотя стройный Намур был на ладонь выше. Зато более плотный, широкий в плечах и в груди Чилке отличался длинными руками и массивными кулаками. Не обращая внимания на йипов и сбежавшихся учеников из лицея, Намур и Чилке подрались на славу. Когда битва закончилась, Чилке стоял, по-прежнему криво ухмыляясь и поддерживая за грудки прислонившегося к стене и готового упасть Намура.

«А теперь, – сказал Чилке, глядя Намуру в глаза, – посмотрим фактам в лицо. Не знаю, зачем ты меня сюда привез. Мое благополучие тебя не интересует ни в малейшей степени, и было бы глупо предполагать, что ты жаждешь заполучить пыльное чучело филина, которое я тебе обещал».

Намур начал было что-то говорить, но передумал и, сморщившись от боли, прикоснулся к ссадине на щеке.

Чилке продолжал: «Каковы бы ни были твои планы, я – здесь, на станции Араминта. Пока я здесь, твои планы осуществляются, и я тебе ничего не должен. Кроме филина, конечно. Занимайся своими делами – и предоставь мне заниматься моими. Вернемся к вопросу о помощниках. Так и быть, я зачислю в штат твоих шестимесячных йипов! Но я не собираюсь их ничему учить, они годятся только для работы типа „поднести-унести“. А помощников я выберу сам, исключительно по своему усмотрению».

Намур выпрямился: «К твоему сведению, консерватор больше не разрешает продлевать йипам срок найма. Если тебе это не нравится, можешь вломиться в Прибрежную усадьбу и задать трепку консерватору».

Чилке рассмеялся: «Я человек необузданный, но еще не рехнулся. Придется как-нибудь с этим разобраться».

Намур удалился, не говоря ни слова. С тех пор отношения между ним и Чилке, формально вежливые, нельзя было назвать сердечными. Намур больше не давал указаний Юстесу Чилке, а Чилке больше не роптал по поводу необученных «шестимесячных» йипов. Обратившись в отдел D, Чилке получил разрешение подготовить Поррика ко-Диффина к выполнению обязанностей помощника управляющего аэропортом, а йипов он использовал только в качестве подсобных рабочих.

С наступлением осени обитатели станции Араминта стали подумывать о приближающемся фестивале вин, Парилье, то есть о банкетах, маскарадах, гуляньях и кутежах. В дни Парильи практически любые эксцентричные выходки не только прощались, но даже поощрялись – при этом подразумевалось (хотя это часто было не так), что праздничные костюмы скрывают личности озорников. Все номера в отеле «Араминта» были давно забронированы, в связи с чем для размещения приезжих, продолжавших прибывать и твердо намеренных провести всю праздничную неделю на станции, приходилось принимать экстренные меры. В конечном счете никто не оставался без приюта – по мере необходимости огромные пансионы кланов открывали двери гостевых апартаментов и позволяли временным постояльцам питаться в просторных залах, предназначенных для традиционных трапез и официальных приемов. Никогда еще во время Парильи никто не жаловался на отсутствие гостеприимства.

Глоуэну устроители фестиваля не поручили никакой особой роли. Он не умел играть на музыкальных инструментах, а паясничанье «Лицедеев» маэстро Флоресте его нисколько не привлекало. Занятия в лицее давались ему без труда (несмотря на то, что он продолжал летную подготовку), и первую четверть Глоуэн закончил с отличием. Арлесу вручили «срочное уведомление о неудовлетворительной успеваемости».

Глоуэн применял обезоруживающе простую методику: он выполнял все полученные задания систематически, своевременно и тщательно. Арлес придерживался иной практической философии. Он учился урывками, постоянно опаздывал и ничего не доводил до конца. Тем не менее, Арлес был уверен в том, что хитроумная изворотливость, умение блефовать и отважный натиск позволят ему избежать нудной работы и зубрежки, в то же время получая неплохие оценки.

К получению «срочного уведомления» Арлес отнесся с бешеным раздражением. Недолго думая, он скомкал отвратительную повестку и отбросил ее в сторону: таково было его мнение обо всех педагогах! Зачем его беспокоят мелочными нравоучительными писульками? Чего они пытаются добиться? Содержание уведомления его не устраивает – педантам не хватает широты кругозора! Неужели не понятно, что он не может втиснуть свои выдающиеся, всесторонние таланты в узкие рамки, разграниченные людьми без способностей и воображения? Это же очевидно с первого взгляда! Что ж, ему придется игнорировать – и каким-то образом обойти – все эти назойливые маленькие препятствия, изобретенные завистниками. Так или иначе все образуется, он закончит лицей и станет постоянным служащим управления. Иной результат невозможно было себе представить! Если дела пойдут из рук вон плохо, еще придется, чего доброго, заниматься! Чадолюбивая Спанчетта, скорее всего, могла бы все устроить, обменявшись парой слов с влиятельными людьми… но вовлекать Спанчетту было рискованно. Гораздо лучше по возможности не привлекать к себе внимание.