«Еще нет, – покачала головой Джердис. – Всех энтузиастов-помощников мы принесли в жертву Медузе».

«Ха-ха! – воскликнула Лекси Лаверти. – Теперь ты́ выдаешь все наши тайны!»

«Кстати о тайнах, – смешался Арлес. – У меня превосходная мысль. Как вы могли заметить, здесь присутствуют четыре поклонницы Медузы и четыре „бесстрашных льва“. Глоуэн и Кайпер не в счет – на самом деле, им давно уже пора домой. Так вот, я предлагаю сплотить наши ряды и отправиться в какое-нибудь тихое место, где можно без помех выпить вина и всласть поболтать о наших старых секретах, а может быть и придумать пару новых».

«Арлесу иногда – достаточно редко – приходят в голову удачные идеи, – сказал Клойд. – Я голосую „за“».

«Я тоже, – смущенно поднял руку Керди. – Во видите, у нас уже два голоса „за“, а считая Арлеса, который вряд ли проголосует против своего предложения, целых три. Ютер?»

Ютер поджал губы: «Мне следует воздержаться от голосования до тех пор, пока мы не узнаем, что по этому поводу думают дамы. Допускаю, что у них нет возражений?»

«Молчание означает согласие! – объявил Арлес. – А посему…»

«Вовсе нет! – жестко обронила Лекси. – В данном случае молчание – признак потрясения и возмущения».

«За кого вы нас принимаете? – спросила Джердис. – „Культ медузы“ – престижный клуб, закрытый для посторонних».

«Попробуйте попроситься к „Русалкам“ или в „Кружок любительниц философии“», – предложила Хлоя.

Тиция поднялась на ноги: «Вы как хотите, а мне пора домой».

«Не знаю, зачем мы тут столько просидели?» – фыркнула Джердис.

Девушки упорхнули. Бесстрашные львы сконфуженно смотрели им вслед. Молчание нарушил Кайпер: «Странно! Достаточно было только упомянуть о бесстрашных львах, как девчонки разбежались наперегонки».

«Арлес сочинил трактат, предназначенный исключительно для бесстрашных львов: „Самоучитель для желающих овладеть эротическими навыками“. На первой странице этого руководства следует разместить предупреждение: „Никогда не признавайся в том, что ты – бесстрашный лев! Разглашение принадлежности к этой группе делает недействительными любые гарантии и заверения, содержащиеся в тексте“».

«Хорошо, что я не бесстрашный лев! – злорадно воскликнул Кайпер. – Как насчет тебя, Глоуэн?»

«Я и так доволен жизнью».

«Ни одного из вас бесстрашные львы не пригласят, можете быть уверены», – мрачно буркнул Арлес.

Кайпер вскочил со стула: «Пойдем скорее, Глоуэн, пока Арлес не передумал!»

Глоуэн и Кайпер удалились.

Ютер язвительно заметил: «Следует признать, что наша репутация действительно, скажем так, незавидна».

«И почему, казалось бы? – недоумевал Клойд. – Мы же не какая-нибудь неотесанная деревенщина».

«Не каждый из нас, в любом случае», – обронил Керди.

«Что ты имеешь в виду?» – резко спросил Арлес.

«Твое предложение пойти выпить вина в укромном месте… Боюсь, оно показалось нашим собеседницам нелепым – даже вульгарным».

«Но ты же проголосовал „за“?»

«Я не хотел никого обижать», – целомудренно заявил Керди.

«Мм-да. Что ж, предложение есть предложение. Никто никого не заставлял: они могли согласиться или отказаться. Кто знает, может быть в следующий раз согласятся? Такова теория, на которой основан целый раздел моего руководства, озаглавленный „Бери, что дают – ничего не потеряешь!“»

Керди поднялся на ноги: «У меня полно домашней работы. Пора домой». Он ушел.

«Керди иногда ведет себя так, будто он лучше других, – задумчиво сказал Арлес. – Не назвал бы его типичным бесстрашным львом».

«Может быть, он просто самый воспитанный из нас», – заметил Клойд.

Ютер Оффо вздохнул: «Возможно, ты прав. Если бы не Керди, мы выглядели бы, как шайка развязных горлопанов, знакомых с цивилизацией только понаслышке… Я тоже пойду домой. Нужно подтянуть оценки по математике».

«Похоже, мне придется последовать вашему примеру, – с сомнением произнес Арлес. – Старый хрыч Сонориус наградил меня „срочным уведомлением“. Я обязан показать его матери».

«И ты покажешь?» – с любопытством спросил Ютер.

«Держи карман шире!»

Вернувшись домой, однако, Арлес узнал, что его родители так-таки получили из лицея отдельное уведомление.

Как только Арлес появился в пансионе Клаттоков, Спанчетта потребовала, чтобы он объяснил «уведомление о неуспеваемости»: «Насколько я понимаю, ты повторяешь прошлогодний материал – о чем я впервые узнала сегодня! Почему ты не сказал мне об этом перед началом семестра?»

«Сказал – как то есть не сказал? – возмутился Арлес. – Ты еще ответила, что в этом году мне придется постараться, или что-то в этом роде. Я обещал постараться».

«Не помню ничего подобного».

«Значит, твои мысли были заняты чем-то другим».

«И почему же ты продолжаешь получать плохие оценки даже после того, как тебя оставили на второй год? Ты когда-нибудь вообще занимаешься?»

Бросившись в кресло, Арлес пытался найти благовидное оправдание: «Конечно, я мог бы получать оценки получше, но в конечном счете я не виноват! Послушала бы ты этих нудных книжных червей, называющих себя „преподавателями“! Ты представить себе не можешь, в какую смертельную скуку превратились занятия в лицее! Все жалуются, не только я. Но меня сделали козлом отпущения, потому что я их критикую – вот они и пользуются возможностью придраться к моим оценкам!»

Полузакрыв глаза, Спанчетта наблюдала за отпрыском: «Странно. Почему бы придирались именно к тебе?»

«Наверное потому, что у меня пытливый ум – я ничего не принимаю за чистую монету, даже если это необходимо, чтобы заслужить похвалу. Я считаю учителей чванливой шайкой крючкотворов, связанных круговой порукой, и своего мнения не скрываю».

Спанчетта кивнула с решительностью, предвещавшей мало хорошего: «Так-так. Почему же твои сверстники сдают экзамены, а не проваливают? Глоуэну выдали свидетельство об окончании курса с отличием».

«Только не надо мне ставить в пример Глоуэна! Этот подхалим готов пол вылизывать перед учителями, лишь бы заслужить их благосклонность! Все это знают и все его за это презирают. Мы хотим, чтобы у нас были справедливые учителя, не дающие поблажек любимчикам!»

«Что ж, придется этим заняться», – сказала Спанчетта.

Насторожившись, Арлес спросил: «Что ты собираешься сделать?»

«Досконально разберусь в происходящем и добьюсь того, чтобы все встало на свои места, так или иначе».

«Не торопись! – взволновался Арлес. – Лучше передай через меня письмо директору, в котором говорится, что у меня много важных обязанностей, и что не следует загружать меня сверх головы математикой и естествознанием! Если ты пойдешь туда сама, это им не понравится».

Спанчетта резко вскинула голову, отчего огромная копна ее кудрей покачнулась и задрожала, но каким-то чудом сохранила первоначальную форму: «Если я чего-то хочу, я это получаю – независимо от того, нравится это кому-то или нет. Хочешь добиться успеха в жизни? Научись не обращать внимания на комариные укусы».

«Научись то, научись се… – пробурчал Арлес. – У меня и так дела идут неплохо».

«Если ты потеряешь право на должность в управлении из-за плохих оценок, ты запоешь по-другому».

На следующее утро Спанчетта отправилась в лицей и встретила в коридоре выходившего из класса преподавателя математики, Арнольда Флека.

Остановившись, Спанчетта смерила Флека с головы до ног высокомерным взглядом, подметив хилое телосложение, бледность лица и кроткие голубые глаза. Неужели это ничтожество – злопамятное чудовище, подвергающее бесконечным преследованиям многострадального Арлеса?

Флек узнал Спанчетту и сразу понял, зачем она пришла: «Доброе утро, сударыня! Чем могу быть полезен?»

«Увидим! Вы – преподаватель Флек?»

«Совершенно верно».

«Я – Спанчетта Клатток из дома Клаттоков. Насколько я понимаю, мой сын Арлес учится у вас?»

После краткого размышления Флек ответил: «В принципе он должен у меня учиться. Фактически я его вижу довольно редко».