— Стрелки! Смотреть во всю! — предупреждаю я пушкарей и пулеметчиков.

— Есть, смотреть во всю, — отвечают те наперебой.

До линии фронта остается совсем немного, километров сто, минут двенадцать — пятнадцать полета.

— Сзади нас нагоняет истребитель, — докладывает густым басом из центральной башни пушкарь Кожин.

«Начинается», — думаю я с досадой и, нажав на штурвал, увеличиваю скорость. Если уж драться, то над своими. Дома и стены помогают.

— Не подпускать, открыть предупредительный огонь! — даю команду.

Тут же корабль охватывает дрожь — значит заработали пулеметы и пушки.

— Вот зар-р-раза, чуть не убил, — возмущается Штепенко, — шуганул мне прямо под пятку.

Я не сразу сообразил, под какую пятку. Позже выяснилось, что снаряд из пушки вражеского истребителя ударил под пятку антенной рамки радиокомпаса. Ну, это беда не так уж и велика. Прибавив еще скорость, проскакиваем через линию фронта. Вздыхаю с облегчением — летим над своими.

Вновь Англия

На следующее утро, после возвращения с Британских островов, как только я появился на аэродроме, меня вызвал к себе командир дивизии Лебедев.

— Как самочувствие? Отдохнул?

В уме я начал прикидывать, что же мне предстоит теперь, В большинстве случаев в дни боевой работы заинтересованность в самочувствии летчиков проявляли главным образом врачи.

— Все в самом лучшем виде, товарищ полковник.

— Это хорошо. Теперь подумайте, какой из самолетов вам больше подходит, ваш или тот, на котором вы вернулись и Англии?

— Тут и думать нечего, — поспешил я с ответом. — Конечно мой!

— Пусть будет так. Просмотрите и проверьте все как положено. Особенно внимательно — моторы… Если понадобится, сделайте пару контрольных полетов. Корабль должен быть готов к старту не позднее 4 мая.

Барабаня пальцами по столу, комдив, помолчав, добавил:

— На этот раз вам предстоит гораздо более напряженный и ответственный полет. Куда именно, об этом узнаете позже.

5 мая всех нас: меня, вновь назначенного к нам летчика Володю Обухова и обоих штурманов вызвали к командующему Авиацией дальнего действия (АДД) генерал-лейтенанту Голованову. Александра Евгеньевича Голованова летчики уважали и любили. Отличный летчик, проработавший много лет на линиях гражданской авиации Восточной Сибири и Севера, где условия в те годы были совсем нелегкие, он за несколько месяцев боевой работы сумел показать себя и умным, и вдумчивым организатором, умеющим не только разбираться и справедливо оценивать качества и возможности подчиненных, но и по-отечески заботиться о них.

Действия его в первые самые трудные месяцы вражеского вторжения были достойно оценены и в Ставке. Уже осенью первого года войны А. Е. Голованова назначили командиром 81-й авиадивизии, а по создании АДД — ее командующим, руководившим боевым применением сотен бомбардировщиков…

— Прошу, — коротко бросил адъютант, распахнув двери в кабинет Голованова.

Мы вошли. Внимательно выслушал он наш доклад о полете и те скупые сведения, которые нам сообщил посол о трагической гибели Асямова.

— А вы уверены, что гибель Асямова была случайной? — спросил он, по своему обыкновению медленно расхаживая по кабинету.

— Кто еще, кроме наших офицеров, находился на борту самолета?

— Кроме наших, на том же самолете погибло шестеро английских офицеров.

Генерал опустился в кресло и задумался. Через пару минут он энергично встал. Мы — тоже.

— В ближайшие дни вам предстоит выполнить весьма ответственное задание. Подготовьте корабль возможно тщательнее, — и после небольшой паузы:

— А там, за границей, придется отказаться от чужих самолетов… Если понадобится, передвигайтесь на автомашинах или в поездах.

По пути домой мы по-прежнему пытались определить цели и задачи предстоявшего полета. Было ясно, что летим вновь за рубеж. Об этом говорил запрет летать на чужих самолетах. Но куда? И с кем?

Осмотрев и проверив (в который уже раз!) все, что только поддавалось осмотру и проверке, я на следующий же день доложил командиру дивизии о полной готовности экипажа и корабля к полету.

— Прекрасно! А куда вы собираетесь лететь? — спросил меня, хитро прищурившись, полковник.

— Куда прикажут, туда и полетим!

— Хорошо сказано, — улыбнулся Лебедев. — Тогда я приказываю вам лететь в Соединенные Штаты Америки.

Вот это новость! Вспомнились прогремевшие на весь мир полеты В. П. Чкалова и М. А. Громова в США через Северный полюс в 1937 году. Вспомнились и С.А. Леваневский, и В. К. Коккинаки…

— Пошлите обоих ваших штурманов в штаб АДД, — приказал комдив, — там им выдадут карты, сообщат точный маршрут полета и все необходимые указания.

Утром 9 мая на аэродром прибыла техническая комиссия во главе с главным инженером АДД, генералом инженерной службы Иваном Васильевичем Марковым. Корабль и все его четыре мотора подверглись самому придирчивому и кропотливому осмотру. Почти весь день работали над этим прибывшие инженеры.

Начались дни бесконечного ожидания. Погода была тоже не ахти какая. С запада катились то циклоны, то грозы. Прошла неделя, десять дней. Как выяснилось позже, нашему вылету мешали отнюдь не циклоны и грозы. Причиной была наша тогдашняя союзница — Англия, премьер-министр которой печально-знаменитый Уинстон Черчилль не спешил с договором об открытии второго фронта. Хитрый политик — «последовательный противник коммунизма», — как он не стесняясь себя рекомендовал, был гораздо больше заинтересован в противном: по возможности дольше наблюдать со стороны, как истекают кровью в смертельной схватке народы Советского Союза и гитлеровской Германии, чтобы они, обессиленные, покорно выслушали лотом волю окрепшей их оправившейся от дюнкеркского разгрома империалистической Англии.

…Наконец, настал этот долгожданный день, когда было получено согласие англичан на прием нашего корабля.

19 мая 1942 года. Заправлены бензобаки до пробок, подогреты моторы. Корабль поставлен на бетонную полосу. В этот вечер все было подчинено нашему полету. Мы поехали на ужин. Только успели усесться за столом, как вошел полковник Лебедев:

— Майор, с вами хочет поговорить хозяин.

У меня похолодело под ложечкой! Какой хозяин? Так называли у нас обычно Верховного.

Не успев даже дотронуться до шипящей на сковородке яичницы, помчался обратно на аэродром. Следом поспешили и остальные члены экипажа. Вокруг нашего самолета стоял десяток легковых автомобилей. У входа в самолет занималась экипированием группа людей в гражданском. Выходя из машины, я внимательно всматривался в их лица. Взгляд остановился на Голованове и одевающемся в меховой комбинезон человеке в пенсне. Застегнув молнию, он обернулся к нам. Этого человека знал каждый из нас. Вячеслав Михайлович Молотов — народный комиссар иностранных дел СССР. Меня представили высокому гостю.

— Молодой какой и уже майор, — улыбнулся, протянув мне руку, Молотов. — Выходит, теперь мы все в его подчинении?

— Выходит, что так. Приказывать он умеет и доставит вас точно к месту назначения, — также улыбаясь, ответил генерал Голованов.

Я доложил о готовности к старту.

— Готовы? Ну, что ж, приказывайте, — сказал нарком.

— По места-а-м! — крикнул я немного громче чем следовало. Голованов остановил меня:

— Как самочувствие?

— Коленки немного дрожат, — задержавшись около нас, ввернул Штепенко.

— Ничего, как приступите к делу, пройдет, — усмехнулся генерал и, посерьезнев, вновь повернулся ко мне:

— Главное — не спешите. Делайте и решайте все так же спокойно и основательно, как делали до сих пор.

— Все будет сделано, товарищ генерал-лейтенант.

— Надеюсь. Доброго пути! — и генерал, козырнув, отошел от трапа.

Присоединив к сети внутренней связи шлемофон, услышал голос бортинженера А. Я. Золотарева:

— Все готово, можно запускать.

— Запустить моторы!