— Летчики, вы бы сторонкой обходили эти чертовы вершины, — просит Штепенко.

— А как же курс? — спрашиваю я.

— Держите вдоль реки. Лишь бы не болтало.

Вскоре должен быть Монреаль. С его приближением развил энергичную деятельность мистер Кемпбелл. Расстегнув свой морского покроя китель, в мягкой фетровой шляпе, он левой рукой прижимал к уху наушники, правой стучал по ключу и крутил рукоятки приемника. Но дело не шло! Как всегда, когда нужно, у него не было связи. Как позже выяснилось, все его неудачи происходили потому, что он работал шифром военного времени, в то время как американские радисты по-прежнему пользовались старым международным кодом.

Кое-как мистер Кемпбелл связывается, наконец, с Монреалем, оде находится Главное управление воздушных сообщений Канады. Мне подают радиограмму: «Предлагаем сесть на аэродроме Монреаль тчк Будет дана подробная информация погоды тчк Вместе взлетит и будет вас сопровождать до Вашингтона самолет «Боинг-17» тчк».

— Штурманы, что вы об этом думаете? Сколько осталось лететь до Вашингтона?

Романов и Штапенко единодушно протестуют.

— До Вашингтона осталось лететь три часа. Наше мнение — не садиться.

Борттехники также цротив посадки. Решаем лететь дальше, до Вашингтона.

В наушниках слышу тихий смешок, не то Штепенко, не то Романова.

— Что вы там хихикаете?

— Так, ничего… У мистера Кемпбелла доллары кончились, вот он и хотел сесть в Монреале. Ведь там у него жена и семья…

Вот оно что!

— Ладно, пишите ответ:

«Садиться в Монреале считаю нецелесообразным тчк Над аэродромом будем 17.15 высота 9000 футов тчк Вышлите сопровождающий «Боинг» в воздух тчк».

Над аэродромом проходим точно в назначенное время и на обещанной высоте. Сверху видно, как по бетонной полосе разбегается серебристый четырехмоторный бомбардировщик «Летающая крепость». Наши стрелки из подшассийных и кормовой башен еще некоторое время видят его. Но вскоре нам приходится войти в облака, и наш провожатый исчезает, и больше никто его не видит. Особой нужды в нам у нас нет, поэтому мы не очень огорчаемся.

В воздухе появляется сизая дымка, и видимость становится хуже. Самолет пересекает границу между Канадой и Соединенными Штатами. Внизу все такая же густо заросшая лесом дикая природа, как и раньше. За ориентировку я не опасаюсь, густая сеть радионавигационных средств помогает Штепенко и Романову точно выдержать маршрут полета.

Погода начинает портиться. Прогноз не оправдывается. Вместо ясного неба над нами уже висят сплошные облака и, опускаясь все ниже и ниже, принуждают снижаться и нас. Температура наружного воздуха растет. На термометре уже 30 градусов тепла. На плоскостях, за моторами, появились ручейки перегретого масла.

Облака прижимают нас совсем близко к земле. Летим на высоте двухсот метров. Это — по прибору. Учитывая рельеф местности, высота еще меньше. Обухову, сидящему за моей спиной, временами кажется, что корабль вот-вот врежется в очередной холм.

До цели остается не больше трехсот километров. Внизу то ч дело мелькают автомагистрали, железные дороги. Разобраться в их паутине невозможно. Штурманы перешли на радиомаяки.

Облачность немного приподнялась. Но жара все усиливается. Внутри корабля — 35 градусов тепла!

— Товарищ командир! Сожжем моторы! — волнуется Золотарев.

А что делать? Подняться за облака? Нельзя. Надо видеть землю, чтобы выйти точно на аэродром.

Вот под нами проносятся высокие дома и тесные ущелья улиц. Чуть слева опять большой залив. Доки. Причалы.

— Товарищ командир, — истошно вопит стрелок кормовой башни Белоусов, — слева бьют зенитки!

Забыл стрелок, что мы за много тысяч миль от войны. Это электросварка… По кораблю прокатывается хохот.

Внизу, как на киноленте, проносятся забитые автомобилями улицы. Мы даже видим обращенные к нам лица людей.

— Под нами Балтимора, — докладывает штурман.

— Выключаю третий мотор, — сообщает Золотарев, — вода кипит, прогорели свечи…

До Вашингтона еще миль сорок…

— Идем в зоне маяка Вашингтона, — ободряет штурман. Остается совсем немного… Инженер сбавляет обороты еще одному мотору. Я внимательно присматриваюсь к местности: вдруг придется идти на вынужденную…

Впереди блеснула широкая свинцово-серая лента. Это река Потомак. Виден Вашингтон! Курс наш — прямо на аэродром. Минутное колебание: на какой аэродром садиться? Они расположены друг против друга по обоим берегам реки. Вижу, что на левом берегу дорожка подлинней. Туда!

Идем низко над окраиной города. Слева от нас высокий обелиск, памятник президенту Георгу Вашингтону. Краем глаза замечаю еще один аэродром. Ну и шут с ним! Подтягивая на моторах, не заметил, что скорость чуть больше, чем следует… Скоро уже начало полосы. Резко убираю моторы и сажусь. Все! Катимся по ровным плитам широкой полосы. Вижу, что как-то уж слишком быстро несутся навстречу знаки, обозначающие конец бетона. Сильнее жму на тормоза.

Остановились вовремя. Делаю разворот в обратную сторону.

Часы показывают: летели восемь часов. Много! За это же время мы, перелетев океан, оставили за собой почти три тысячи километров. А теперь — только две.

— Открыть все люки и фонари. Быстро!

Мы с Обуховым также скидываем свои фонари, но воздух Вашингтона не несет прохлады.

У ангаров толпится множество людей, стоит десятка два автомашин.

— Стащить лестницы, выпустить пассажиров, выходить самим на землю.

Спускаюсь вниз. Бог ты мой! Наш корабль похож на пончик в масле! Отовсюду капает масло. Крылья лоснятся от него и сверху и снизу. Досталось ему, но выдержал, выдержал корабль наш даже эту непривычную для нас жару.

Наркома встречают государственный секретарь США Кордэлл Хэлл и полномочный посол СССР в США Максим Максимович Литвинов. Усевшись в автомобили вместе с другими пассажирами, они тут же уехали. Мы оказались в тесном кольце гомонящих встречающих. Нам что-то говорят, жмут руки, обнимают, хлопают нас по плечам. Людей становится больше. Подходят, обхлопав нас по плечам, отходят, их заменяют другие… И так без конца. Никто из встречающих не понимает по-русски, мы — по-английски. Тянутся руки с блокнотами, ручками. Нужны автографы.

Мы в своих суконных гимнастерках буквально задыхаемся от жары и духоты. Устали донельзя. Ведь вылетели мы из Исландии в полночь с 28 на 29 мая и за 16 часов полета перемахнули как океан, так и Северную Америку с севера на юг. И у нас нет более страстного желания, как облиться холодной водой и завалиться спать.

Наконец, появился молодой и энергичный капитан, судя по повязке — дежурный и, растолкав локтями охотников за автографами, повел нас к зданию невдалеке от ангара.

— Ну, наконец-то мы отдохнем, — вздыхает Золотарев.

Но до отдыха еще одна, совершенно обязательная процедура: бар. Это первое, что мы черпаем из американского образа жизни.

Наконец, отзвучали тосты за победу над наци и самураями, за встречи, что заняло добрых полчаса времени, и нас провели в отведенные для отдыха помещения. Холодный душ и спать. Спали здорово: шестнадцать часов кряду!

В стране доллара

Разбудило меня солнце. Оно вторглось без спросу в комнату и бесцеремонно начало шарить яркими лучами по моему лицу. Вскочив на ноги, я не сразу сообразил, где нахожусь. Лишь выглянув в окно, вспомнил вчерашний день, и в голове все стало на свое место.

Так вот она какая, эта Америка, Новый Свет, страна долларов и небоскребов. Из окна виден аэродром, а за рекой — второй, почти такой же. Под окнам начинается большая зеленая лужайка, окаймленная кудрявыми кронами бука. В тени деревьев стоят плетеные кресла.

Пока я одевался, на лужайку вышел тучный негр в шляпе и бархатном жилете, одетом на голое тело. За собой он тащит длинный резиновый шланг. Усевшись на траву, негр вытаскивает из кармана какую-то блестящую штуку, пристраивает ее к концу шланга. Когда я снова поворачиваюсь к окну, из шланга уже бьет струя воды.