Но Макс ничего уже не слушал и не слышал, он мчался по лестнице, скорее! Чтобы не натворить чего-нибудь, о чем потом пожалеешь.
14.
Старик встретил Казиева с Тинкой на пороге свой хибары. На нем был все тот же засаленный черный костюм, перекрутившийся черный галстук, но сверкающая белая рубашка, хотя и с обтрепанными манжетами.
— Прошу, — сказал он достойно и наклонил голову, как бы в знак уважения к гостям, одежда которых делала их похожими на пестроту южноафриканских попугаев. На Казиеве была голубовато-серая тонкая рубашка и блестящий синий шейный платок, а Тинка нарядилась в лимонно-желтый костюм и черные лаковые туфли на шпильке. Старик ввел их в комнату, которая нисколько не изменилась с тех пор, как здесь проживала Ангел.
— Присаживайтесь, — пригласил старик, — я поставлю чайник, он, знаете ли, долго греется…
Казиев мигнул Тинке, и та выставила на стол корзинку, которую держала в руках.
— Ничего не нужно! — самым своим красивым и обольстительным голосом воскликнул Казиев, потому что старик уже плелся на кухню. — У нас все с собой!
— А-а, — равнодушно протянул старик, — хорошо, но чай-то все равно?
— Потом! Сначала мы будем пить шампанское, да не какое нибудь, а саму «Вдовушку Клико»!
Старик усмехнулся:
— Вот не ожидал, что когда-нибудь в такой клетухе буду пить «Клико»… Ну что ж, давайте.
Тинка расстаралась. На столе появилось чуть ли не все, чем богаты магазины. Старик выхлебал, за так, без слов и пожеланий, бокал шампанского, кинул в пасть четыре оливки и с интересом уставился на гостей, которые ни слова не успели сказать, ни тост предложить.
— Ну, — сказал старик, изредка ловко кидая себе в рот оливку, — за чем пожаловали?
Казиев — даже Казиев! — был смущен и ошарашен. Он ожидал всего, но не такого вот достаточно грязного, нищего, препротивного старикана, в такой вот хибаре и с таким чувством превосходства! И, честно говоря, не знал, как начать разговор.
Он-то думал, что крутиться станет старик, и они довольно быстро перейдут к торгам… Старик, конечно, будет требовать колоссальную сумму, но вряд ли он что-нибудь понимает в кинороманах, и его можно будет уболтать и на гораздо меньшее. А тут сидит этакий фон-барон и смотрит насмешливо и с легким презрением, будто заранее зная, что они пришли торговаться, жульничать и врать. Но начинать было надо.
— Видите ли, Степан Сергеевич (Казиев подзабыл стариково отчество), так, кажется?..
— Как хотите, так и называйте, соглашаюсь на любое имя, — усмехнулся старик, как добрый волк, который только что отобедал козленком и потому других козлят любит платонически. До поры.
Казиев терпеливо шел дальше:
— Видите ли, мне посчастливилось прочесть часть вашей рукописи (Казиев на ходу перестраивался. Идя сюда, он представлял себя этаким важным инвестором, а старика — просто стариком, не более…), мне она показалась забавной. Но…
Тут старик невежливо перебил его, еще кинув в рот пару оливок:
— Если только — «забавной», как вы заметили, то незачем было вам семь верст киселя хлебать, да еще брать с собой этакого розанчика!
Старик вовсе без ласки посмотрел на «розанчика» и еще добавил:
— Я, мне помнится, видел вас, мадемуазель, вместе с моим неудавшимся клиентом, Родионом, кажется? Бедолага! Кто его кокнул? Какой-то нашенский завистник? А чему там было завидовать? Непонятно…
Тинка покраснела и опустила голову: «Вот сволочной старик, говорила же про него Ангел, взял и полил Тинку перед Тимошей, хотя он и знает. Но зачем лишний раз напоминать?»
Казиев собрал себя, как говорят, в кучку и с достоинством ответил:
— Родерик был моим другом, и потому мне бы хотелось продолжить его дело.
Тут он заткнулся, так как не знал, это ли, другое какое дело было у старика с Родькой. Но что было — точно, сам старик признался.
— Давайте по-деловому, Степан Сергеевич…
— Абрам Исмаилович… — хихикнул старик.
«Сумасшедший? — пронеслось в голове у Казиева. — Тогда — руки в ноги…»
Но старик по-прежнему бодро и осмысленно смотрел на Казиева.
— Сколько вы хотите за весь материал? — жестко, как мог, спросил Казиев.
И, только теперь вспомнив о Тинке, обернувшись к ней нежно попросил:
— Тиночка, девочка, выйди, пожалуйста…
Старик засмеялся как бы заинтересованно, а на самом деле — издеваясь. Тинка встала и, глотая слезы, вышла. Прогнал как собачонку. А потому, что разговор пойдет о деньгах и Тим не хочет, чтобы Тинка что-то узнала. Никогда он на ней не женится!
Старик меж тем сообщил, как бы по доброте душевной:
— Дорогой мой, Тимофей Михайлович, эта рукопись — бесценна. У нее нет цены, понимаете? Я могу подарить ее, просто отдать, завещать, но не продавать!
— Но Роде вы хотели ее продать! — чуть не завопил Казиев.
— Там были другие дела, которые, увы, не закончились как надо. Но я не отчаиваюсь.
Старик замолчал, потом встрепенулся.
— Это все украла у меня одна девчонка! Мне жаль фото, оно единственное… От нее вы все и узнали? — Старик глазами вцепился, как крючьями, в лицо Казиеву.
— Совсем нет. Родерик мне рассказал… — вдохновенно соврал Казиев.
— Родерик? Все? — прищурился старик, будто бы для того, чтоб лучше рассмотреть Казиева.
Тим заерзал:
— Ну не все. Многое…
— Значит, ничего, — уточнил старик, — ничего он вам не рассказал.
Казиев пошел в атаку снова. Неужели он не сразит этого старого гриба? Да быть этого не может!
— Но каково ваше предложение? — Казиев старался, чтобы голос его звучал твердо, но доброжелательно. — Ведь с Родей вы нашли общий язык?
— Да-а… — Старик будто засыпал. — Как с адвокатом…
Казиев уже собирался трясти его за плечо, но старик сам взбодрился.
— Так получилось… — усмехнулся он, продолжая какую-то свою мысль.
— Вас не интересуют деньги? Причем довольно крупная сумма… — опять стал подъезжать Казиев. Нет, он не может уйти отсюда с пустыми руками! В конце концов… Но это на крайний случай. Об этом сейчас думать не надо. — Возьмите с меня то же, что должен был вам дать Родерик!
— Эк, вы, молодой человек, как расходились! И всего лишь за «забавную» штучку? — хихикнул старик. — Не надо никогда пытаться обмануть старого человека. Кажется — старый, ему можно наплести черт-те что, ан нет, старый, если он, конечно, не был дураком в свое время, — это человек мудрый, который видит на полметра вниз.
Казиев чувствовал, ощущал одним местом, что ничего у него со стариком этим — почему-то?! — не выгорает. Чем-то он старику не пофартил. Чем?! Придется убираться восвояси и думать, думать о том, как вытащить явно шикарный материал из этого полудурка. Мудрый он! Был бы мудрым, поимел бы сейчас тысячу баксов и жил кум-королю. «Откуда тебе известно, что у старика нет этой тысячи баксов, — вдруг подумалось Казиеву. — Ну а как он живет? Хочет так. Может, период у него застойный! А сам он — тайный миллионер или даже миллиардер… Между прочим, к разговору о деньгах он отнесся вполне равнодушно. И это не был наигрыш, Казиев следил.
— Не смею вас задерживать, — сказал официально старик, вставая.
Встал и Казиев, а что ему оставалось делать?
— Я, собственно, ждал еще, что ваша эта девочка-Ангел принесет материалы, которые она у вас стащила…
— Ничего, мы с ней разберемся. Она стащила, я стащил… Но, наверное, не она вам давала материалы? Скажите честно, не виляйте. Она девчонка не воспитанная еще, но неплохая… Украли у нее, а? Эта ваша цыпочка? Я ошибаюсь?
— А хороша? Скажите, я уверен, вы — знаток женской красоты… — решил Казиев уйти от зыбкой темы.
И тут старик разозлился. Был такой вальяжный тигр, а стал — злобным шакалом.
— Мне ценить теперь разве только ту, которая с косой ходит! А ваша красавица к тридцати раскоровеет, как бомба, и все с ней. Восточные женщины таковы. Они не выдерживают возраста: либо делаются коровами, либо — тощими клячами… Но в юности — это цветы Эдема! Кстати, моя Ангелица получше вашей будет.
