Поставил бутылку шампанского и устроил в вазочку шары хризантем, они были прелестного светло-лимонного цвета. «Разлучные», — подумала Улита.

За столом, после какого-то обычного необязательного тоста, старик вдруг сказал:

— А у вас крошечная квартирка… — И как бы ждал ответа.

— Это — мамина, — пояснила Улита и больше не сказала ничего, потому что тогда надо было бы рассказывать об их с Казиевым отношениях и всякое другое, что не рассчитано на незнакомого человека.

Казиев мельком благодарно посмотрел на нее. Старик гнул свое. Чего ему надо?..

— Такая знаменитая актриса, неужели вам не давали хорошую квартиру?

Выскочил Казиев, потому что Улита молчала.

— Видите ли, мы с Улитой жили в гражданском браке, и когда разошлись, дураки, конечно, — вздохнул он достаточно горестно и искусно, — то с нашей квартирой пошла неразбериха, которая до сих пор продолжается. И как-то сразу так получилось, что у Улиты заболела мама и она сразу переехала сюда, а я… остался там. Потому что в Москве у нее есть хотя бы эта хатка, а у меня — ничего. Вот потому и…

Старик совсем прикрыл свои глазки лохматыми бровями.

— Ну-у, надо было уступить апартаменты даме!..

— Какие апартаменты! — возопил Казиев. — О чем говорить!

Но старик уже отвернулся от него и каким-то особо уважительным тоном спросил:

— А ваша матушка, простите, давно… умерла?

— Три года как… — ответила Улита, не понимая такого интереса к своей особе.

Старик почувствовал это и вдруг встал и отправился прогуляться по комнате. Направился к туалетному столику, на который, сидя за столом, нет-нет и поглядывал. А там до сих пор валялась коробочка из-под конфет с орденскими знаками и Звездой Героя. Коробочка была толком и не закрыта. Старик как-то очень живо наклонился к коробочке и сдвинул крышку.

— Простите, я думал — мне почудилось, а оказалось — так и есть! Вы разрешите полюбоваться?

— Пожалуйста, — суховато откликнулась Улита, желая одного, чтобы все было как-то решено и гости поскорее убрались.

Казиев бесился от того, что разговор ни на йоту не приблизился к делу. И уходит далеко-далеко, где, как говорят, кочуют туманы… Старик со всех сторон осматривал Звезду Героя и орден Ленина. Казиев хоть и злился, но был потрясен. Он и не знал, что в этой бедной квартирке хранятся такие высокие ордена. Надо же! Он недолюбливал маму Улиты, так же как и она его. И потому бывал здесь разы.

— Это матушки вашей награды? — спросил старик.

— Нет, отца, — почти отрезала Улита. Она была на пределе. Что за любопытство? Совершенно незнакомый старик въедается ей в печень!

— Как? — вступил пораженный Казиев. — Ты же говорила, что не знаешь отца и никогда не видела?

— А вот так. Никогда не знала и не видела.

— Ну это, к сожалению, бывает… — туманно высказался старик. — А отец ваш, судя по награде, был человек героический…

— Я ничего не знаю, — устало ответила Улита, — нам принесли эти награды, когда мне было лет двенадцать. Мама не посвятила меня в отцовские тайны или героизм… Простите, но у нас сегодня как бы другая программа, а не вечер воспоминаний. — Она начинала вскипать.

— A-а, да, да, конечно… — как будто проснулся старик.

Улита решила все взять в свои руки. Этот старикан очень мил, но надо же на чем-то останавливаться! Да-да, нет-нет. И все.

Она обещала Казиеву помочь, и за это он сделает ей рольку, конечно уж не роль (и заплатит, никуда не денется!)! Лапшу она с ушей давно сбросила.

— У вас есть уникальный материал, насколько можно судить по отрывку, из которого, говорит Тимофей Михайлович, можно сделать удивительный фильм. И даже для меня есть роль. Вы об этих материалах сговаривались с Родериком Онисимовым?..

— Его убили… — вздохнул старик.

— Да, его убили, — жестко повторила Улита, — но мы-то все пока живы. И неужели мы хуже Онисимова? Тимофей Михайлович в сто раз талантливее. И профессиональнее, это я вам говорю, как актриса. Что вас не устраивает? Выскажитесь. Мы постараемся понять.

«О, дала Улитка! Старикан обязан ей ответить», — думал Казиев, потирая потные от нервов ручонки. А старик?.. Он опять прогуливался по комнате и бормотал.

— Ах, Родерик, Родерик… Конечно, господин Казиев ни в какое сравнение… Но я что-то сомневаюсь насчет роли для Улиты Алексеевны… Там все юны, безобразно юны… Это очень давнее время. Для нее — в смысле роли — может окончиться ничем.

Казиев почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Неужели все пропало? Вон Улитка уже покраснела от обиды и злости! И этот ворюга несет несусветное! Оскорбил актрису! А они это не забывают. Болван старый! Надо срочно убалтывать. Казиев обаятельно улыбнулся, хотя ему хотелось поливать отборным матом.

— Улита меня знает. Она знает, что я из ничего могу сделать — все. И роль для нее будет, если это главное ваше условие. И смотрел на старика солнечно сияющими глазами.

Но тот как-то вяло уселся на стул и маленькими глотками пил остывший кофе. И опять бормотал ерунду.

— Понимаете, не я хозяин материала. Вот в чем штука… Он, скорее уж, принадлежит Родерику… Однако…

— Однако Родерик мертв! — чуть не заорал Казиев.

Но старик, будто не слыша его, обратился к Улите:

— Улита Алексеевна, вот мы все здесь говорим, говорим… А я так понимаю, что вы-то не читали материалы?

— Просмотрела… Слишком малая часть… — откликнулась Улита.

— Конечно, конечно, — засуетился старик, — вам надо читать все. И я дам это вам.

— Так может быть все-таки мне стоит первому взглянуть, как режиссеру! — вскричал Казиев.

Старик его не слушал. Из своего старого толстого добротного портфеля достал папку и прямо из рук в руки передал Улите.

— Прочтите на досуге, а я вам позвоню. И если вам понравится… — Он не закончил и стал прощаться. По-старинному склонившись, поцеловал руку Улиты (у нас же как: руку женщины берут и подкидывают к губам, чтоб не склоняться, еще чего!).

Казиеву не хотелось уходить со стариком.

Он надеялся остаться и как-то, какой-то хитростью выманить всю папку у Улитки. Он аж задрожал, глядя, как она небрежно кладет папку на диван! Что взять с дуры-бабы! Но старик нагло тянул его за собой.

— Дорогой мой Тимофей Михайлович, я поехал только с тем, что вы меня вместе с моим артритом отвезете домой. Идемте-ка, дружочек мой.

Казиеву пришлось уйти, он так и не успел придумать хоть завалящей причины, чтобы остаться. А Улита стояла как соляной столб! Старик всю дорогу пел Улите дифирамбы.

Через час Улите позвонил Казиев.

— Ну как? — с ходу спросил он без всяких украшательств: «Дорогая, не помешал ли, как сама?» и т. д.

Улита еще не открывала папку. Она прочла письма и смотрела на фотографию.

Ответила холодным усталым тоном, каким говорила последнее время со всеми, даже с Максом. Поэтому он и исчез так надолго. Наверное.

— Пока никак. После вашего ухода я занималась домашними делами…

Если бы она была рядом, он, право, не сдержался бы и треснул ей трубкой по голове. Нет, с бабьем дел иметь нельзя! Их ничто не интересует, кроме их Любовей, одежек, внутренних переживаний!.. Мог бы жить без них, убил бы всех! Но надо быть вежливым и понимающим ее состояние.

— Дорогая моя, но надо же скорее! Ты поняла, кто это? Это авантюрист, думаю, вор и бывший зек! Он устраивает эти закидоны, чтобы запудрить нам мозги. Он ведь нарочно нес ахинею, ты поняла? А сказал ли он, откуда у него этот материал? Нет! Вообще ничего не сказал толком! Я уверен, что материал ворованный. Чей-то! И он нас хочет обработать, особенно тебя, как более мягкого человека, женщину, и потом заломить такую сумму, что никто из нас вовек с ним не расплатится! И еще мне кажется, он на нас и не рассчитывает, потому и нес тут такую чушь! Кто ему больше даст, тому он и продаст, за милую душу, потому что ему на материалы плевать, они к нему не имеют никакого отношения. Поверь мне!