— Пинат — африканская слониха, самый крупный вид на земле, — объяснил нам Чарли.

— Да ну? — удивился Берни. Мы ехали в «порше», и все было прекрасно, кроме того, что Чарли занял мое место на переднем сиденье, а я устроился на узком заднем. Но я любил Чарли, нисколько не злился и почти не покусывал заднюю часть подголовника Берни.

— У нее большие бивни, папа. У азиатских самок таких не бывает. И уши здоровые. У азиатских уши меньше.

Берни быстро покосился на сына.

— Ты все это рассмотрел на видео?

— Мисс Крилман говорит, что уши помогают им охлаждаться. Мы должны защищать слонов, папа.

Защищать слонов? Этого я не понял. Даже если они ведут себя как следует, вспомните об их размере. Почему они не могут сами себя защищать?

Мы ехали по Долине, ярко светило солнце, и теплый ветерок овевал меня. Все было тип-топ, и я затерялся в запахах дороги: выхлопах сгоревшего топлива, смазки, бензина, горячей резины и горячего асфальта. Люблю запахи дороги. Не успел я опомниться, как мы уже были на съезде с шоссе и повернули на ярмарочную площадь — я понял это, потому что вдали показалось огромное колесо обозрения. Однажды мы занимались расследованием на ярмарочной площади — сейчас не помню, в чем было дело, кажется, что-то насчет «сахарной ваты». Зато «сахарная вата» мне хорошо запомнилась — облепила весь нос и даже набилась в ноздри. Пришлось дышать через рот, а потом я несколько дней не мог избавиться от ее запаха.

— Вон купол, — показал Чарли, и мы въехали в ворота.

Я тоже его заметил — шапито по другую сторону колеса обозрения неподалеку от холмов, которые возвышались за ярмарочной площадью. У нас есть палатка, которую мы берем, когда ходим в поход (моя обязанность — носить колотушку для забивания колышков), но внутри такой запах и такой спертый воздух, что я не люблю там находиться и предпочитаю всхрапнуть снаружи. Берни тоже частенько вылезает на воздух посреди ночи — ему нравится спать под звездами. Он мне много о них рассказывает. Не так просто следить за его мыслью, но беды в этом нет — мне настолько нравится слушать голос напарника, что я, как правило, не стараюсь ничего понимать.

Мы подъехали к большому куполу и остановились у билетной кассы.

— Цирк на видео был вроде бы больше, — заметил Чарли.

— Я подумал о том же, — согласился Берни.

— И белее.

У кассы толпились люди, как у них принято, когда что-то не так. Чарли показал на приколотый к окошку кассы лист бумаги.

— Эй, — заволновался он, — что там в этом объявлении? Уж не отменили ли представление?

— Точно. — Берни подошел к кассе. В ней никого не оказалось. — «Приходите посмотреть нас завтра».

— Что это значит, папа? — расстроился Чарли. — Что там случилось?

— Понятия не имею. — Берни оглянулся, взял сына за руку и повел прочь.

Я плелся сзади и впитывал множество запахов — некоторые из них были совершенно незнакомыми. Все они, казалось, просачивались из-под купола цирка. Вскоре я оказался рядом с шапито и принюхивался к месту, где брезент соприкасался с землей. Запах животных, в этом не было ни малейших сомнений. Но у каких животных такой сильный, пряный, шибающий в нос запах? Я попытался просунуть морду под брезент.

— Чет!

Я обернулся.

— Папа, Чет что, пытается пролезть в цирк? — спросил Чарли.

— Уверен, он не стал бы делать ничего подобного, — ответил Берни.

Я потрусил за ними, твердо держа задранный вверх хвост. Мы, я и Берни, — напарники, и доверяем друг другу, и мое поведение, что бы там ни было, безупречно.

— Пойдем разнюхаем, что там за цирком, — предложил Берни.

— Зачем? — спросил его сын.

— Просто так, из любопытства.

Разнюхивать — то, на что я всегда готов. Разнюхивать — моя специальность. Мы обошли шатер. С другой стороны, у подножия холма рядом с загородкой, из цепи выстроилась целая вереница фургонов. Некоторые были просто огромными — я таких никогда не видел. А это что такое? Черные с белым машины полицейского управления и несколько копов в форме, растягивающих ленту ограждения места преступления. Я знаю, что к такой ленте нельзя приближаться, — этому меня научили в школе «К-9».

Один из полицейских поднял голову, и я узнал его: это был сержант Рик Торрес, наш приятель из отдела розыска пропавших людей.

— Привет, Берни! — воскликнул он. — Уже занялся этим делом?

— Каким делом? — удивился мой напарник.

Рик подлез под ленту, подошел к нам и обменялся с Берни рукопожатием.

— Здравствуй, Чет. — Он похлопал меня по холке. — Хорошо выглядит. Берни, он все еще растет?

— Вряд ли, — ответил мой напарник. — А это мой сын Чарли. Чарли, поздоровайся с сержантом Торресом.

Рик протянул руку, но мальчик только потупился.

— Я не кусаюсь, — усмехнулся полицейский. Что правда, то правда. Людям вообще кусаться нет смысла: их маленькие зубы не могут служить серьезным оружием. Помню, один преступник, Клэнси Грин, вцепился в руку другого преступника, но это было в ночь накануне Дня всех святых — на Хэллоуин, единственный праздник, который я не люблю. Берни утверждает, что на Хэллоуин на улицы высыпают самые дурные люди. Мой любимый праздник — День благодарения, если не считать эпизод с барабанной палочкой, но эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз.

Чарли поднял маленькую ручонку, скрывшуюся в пятерне сержанта, и Рик осторожно ее потряс.

— У вас на ремне пистолет, — проговорил мальчик.

— Да, но я никогда из него не стреляю. — Не знаю, почему полицейский так сказал, я же почуял, что из него стреляли, и совсем недавно.

Дверь фургона открылась, и оттуда выглянул еще один коп.

— Готовы выслушать свидетеля, сержант?

— Берни, так ты правда не занимаешься этим делом? — спросил Рик.

— Даже не представляю, что случилось, — ответил мой напарник. — Мы пришли в цирк.

— Неудачное выбрали время, — заметил полицейский. — Пропал дрессировщик слонов. И вместе с ним исчезла слониха.

— Пинат?

Рик достал из нагрудного кармана блокнот и перелистал страницы.

— Да, Пинат.

— Как может пропасть слон? — удивился Берни.

Рик пожал плечами.

— Хочешь поучаствовать?

Берни покачал головой.

— Поскольку представление, судя по всему, не состоится, думаю, нам лучше уехать.

— Пап! — У Чарли округлились глаза. — Что-то случилось с Пинат?

Мой напарник посмотрел на сына.

— Пока нет оснований так считать.

— Тогда где же она?

— Вот это-то и собирается выяснить Рик, — ответил Берни.

— Ручаюсь, капрал Вальдес с удовольствием присмотрит за Чарли, — сказал полицейский.

Берни задумался. Я всегда чувствую, когда он думает, а вот о чем — это другой вопрос.

— Только недолго, — согласился он.

Рик махнул рукой одному из копов. Капрал Вальдес сказала, чтобы Чарли называл ее Минди и что у нее тоже есть сын по имени Чарли, который сейчас находится в Ираке. Именно там Берни был ранен, и теперь иногда, когда устает, хромает. Но ничего не рассказывает, поэтому это все, что я знаю об Ираке.

— Хочешь зажечь синие маячки? — Вальдес и Чарли повернули к патрульному автомобилю, а мы с Берни пошли за сержантом Риком к лестнице в фургон.

И вот там меня неприятно кольнуло. Мы оказались в подобии кабинета — стулья, столы, компьютер, полицейский, который заговорил с Риком. Но в этом не было ничего отталкивающего. Нехорошее чувство вызвал сидевший на одном из стульев клоун. Я видел клоунов по телевизору. Они всегда меня пугали, а этот оказался хуже всех. У него было отвратительное белое лицо с красными губами и зелеными глазами, мерзкие оранжевые волосы росли на голове пучками. Но дело было даже не во внешности. Попробовали бы вы его обнюхать! Отчасти он пах как Ливия Мун, заправляющая в Поттсдейле домом дурной репутации — хотя я не вполне представляю, что это такое, — а отчасти как человеческий самец. Я не привык пятиться, но теперь мне невольно захотелось быть от него подальше, и я залился лаем.