Учительница смотрела в журнал, большая половина класса пыталась помочь, нашёптывая. Лена листала учебник, а Антон выставил его в проход, держа на нужной странице. Нет, слишком далеко, а шёпот можно было разобрать, но говорили кусками. Так, что теорему не сложишь. Но тут я присмотрелся к учебнику Антона и оторопел: на расстоянии десяти метров я видел каждую букву и запятую, написанную мелким шрифтом. Когда я увидел формулы, мне хотелось провалиться отсюда прямо на первый этаж.

Я пробежал глазами всю страницу, но понял, что бессмысленно: такое невозможно запомнить с первого раза.

– Ну, что, Климов? – спросила учительница. – Тишина в классе!

Все замолчали, Лена смотрела на меня, как на умирающего пациента, Антон убрал книгу, взявшись за голову. Не отвечу я – вызовут других, потому, наверное, мне так помогали. Или я перестал верить в людскую доброту?

Но внезапно я вспомнил каждое слово, каждый знак препинания, каждую формулу в этой теореме. Наверное, я улыбался, как полный дурак, потом подошёл к левому краю доски, где лежал мел, левой рукой взял кусочек, подкинул вверх и поймал правой у себя за спиной. Сзади кто-то хмыкнул.

– Да легко, – ответил я.

После того, как написал теорему, я произнёс её вслух. Учительница довольно закивала, класс раскрыл рты, все, кроме моей «любимой» компании. Всё ясно. У них одно объяснение: ботаник – он и в Африке ботаник.

– Молодец. Даже написал красиво. Поработал, наверное, над почерком?

Я посмотрел на доску и в миллионный раз за это утро удивился. Красивый каллиграфический почерк. А куда делись мои иероглифы, написанные лапой курицы-инвалидки? Нет, изменения во мне только радовали. Пока, что. Я написал доказательство, одновременно поясняя его.

Потом я всё дописал и отошёл в сторону, учитель начала проверять. Я внимательно следил за ней, зачем-то взяв ещё четыре кусочка мела.

– Э, крот-ботан, а ещё что-нибудь расскажешь? – послышался голос Молотова.

Учительница повернулась, погрозила кулаком и продолжила проверять. Я пропустил мимо ушей, но задумался: а если запустить отсюда мелом, пробью ли я ему голову? Ну, или хотя бы нос сломаю?

– Саш, ты чего? – спросила девочка.

Господи, ну зачем ты ела эту рыбу?! Ну и что, что я жонглирую пятью кусками мела в одной руке, даже не понимания этого? Стоп. Рука замерла, поймав все пять кусочков. В который раз я удивляюсь?

– Молодец, Климов, садись.

Я подмигнул Лене и сел на место, успев заметить, как она улыбается.

– И мел на место положи…

В классе прошёл хохоток, я картинным движением уложил все пять кусочков и снова приземлился. Я пролистал пару страниц и порезал палец о страницу. Сквозь зубы я выругался, когда кровь капнула на парту. Сильно порезал, блин. Я сжал руку в кулак и посмотрел по сторонам. Все смотрели на учительницу, которая опять что-то объясняла. Я вновь посмотрел на палец, платком из кармана вытер кровь и внимательно посмотрел на палец. А где порез?!

– Так, давайте на перерыв. Через двадцать минут все в класс, – сказала преподаватель.

Я зачем-то схватил рюкзак с собой и вышел из кабинета, но меня живо догнала Лена. Я остановился у подоконника, ловя её восхищённый взгляд:

– Какой же ты молодец! Выучить такую теорему!

– Мне Антон с книги дал списать, – признался я.

– С твоим-то зрением досмотреть до Шепунова? Не ври мне…, – она немного замялась, разглядывая меня. – Никогда не замечала, что ты такой высокий и широкоплечий…

Да вы сговорились что ли?! За одну ночь я вырос? Про плечи ещё никто не говорил. Как-то странно. Затем она посмотрела мне прямо в глаза, и вновь я увидел на лице удивление. Ну и что на этот раз?

– Решил всё-таки в линзах ходить? Или… просто никогда не видела, чтобы у тебя были голубые глаза.

Так, в линзах мои глаза становились с просто зелёных до ярко зелёных. Может, мама подсунула их вечером? Какие-то новые? Похоже, да. Иначе никак не объяснять более острое зрение. Сзади подошёл Антон и обнял меня за плечи:

– Ну, ты даёшь! Как ты смог прочитать с такого расстояния и всё запомнить?! А в Ларионова как попал, не поворачиваясь?

Тут Лена округлила глаза, а я Шепунову выписал щелбан:

– Я тебе говорил геометрию учить? Вот я учил!

Антон рассмеялся, я тоже улыбнулся. Из класса вышел Молотов и наши взгляды встретились. Нет, он сначала пойдёт к Ларионову, только потом будет наезжать на Антона. И на меня.

– Я пойду по делам, не скучайте, – сказал я и пошёл в сторону туалета.

Мы были на втором этаже, а туалет находился в конце коридора, далеко от класса и ещё дальше от лестницы. Если честно, то я хотел увидеть там этого горе-снайпера и просто поговорить. Может, Антона не тронет? Виноват в любом случае я.

Я зашёл в туалет и закрыл за собой дверь. Никого. Пусто. Хмыкнув, я пошёл в конец, там слева была раковина с зеркалом. Справа от неё было множество труб и подоконник. Я закинул рюкзак на подоконник и посмотрел в зеркало. Боже, неужели я действительно вырос? Я помню на каком уровне было зеркало. Если я был метр семьдесят с хвостиком, то сейчас примерно метр восемьдесят. Плечи тоже стали шире, а руки более мясистые и объёмные.

– Что же сделал со мной этот монстр-спаситель? – спросил я сам у себя.

В зеркале я увидел свой рюкзак, лежащий на подоконнике, и мне он показался слишком объёмным для пустого. Я повернулся к нему и открыл большой отдел. Меня словно ударило током, руки задрожали, а я смотрел не отрываясь. Вот и футболка… я вытащил её из рюкзака и внимательно рассмотрел. Всё, что ниже солнечного сплетения было в засохшей крови, отчётливо были видны три пореза спереди и один сзади. И одна дырка от пули со стороны спины.

Я в панике засунул её обратно и часто задышал от волнения. Черт, и где же астма?! В такие моменты она и должна проявляться, но нет. Я не верил своим глазам. Так выходит не галлюцинации?! Я кинулся к зеркалу и раздвинул веки. Я внимательно смотрел и не мог оторваться просто потому, что не верил. Не было никаких линз. И тут я вспомнил, что снимал их на вечеринке, когда поплыло в глазах. Неужели я так хорошо видел без всяких средств?!

Только сейчас я догадался снять футболку. Я её закинул на подоконник и меня пробил пот. Каждая мышца была отчётливо видна, каждый кубик пресса, бицепсы, мышцы груди, «крылья», плечи. Черт возьми, откуда это?! И лишь потом я обратил внимание на три шрама. Между ребрами, на животе и у солнечного сплетения. Я повернулся спиной и увидел шрам от ножа и шрам от выстрела. Прямо на позвоночнике.

– О Боже, – сказал я и посмотрел на глаза своего отражения.

И только сейчас в голове возникла вспышка. Вновь я почувствовал капли дождя на лице. Вновь я лежал на асфальте, держась за смертельные раны. Это было похоже на фильм от первого лица. Я вновь увидел этот свет за тучами. Через две секунды он пропал, и я почувствовал страшнейшую боль, но не вскрикнул. Я почувствовал жжение в ранах, боль в костях, словно их невидимая рука растягивает и делает толще.

Через пару минут все прошло. Дождь, казалось, пошёл тише, а я посмотрел вслед грабителям, услышав страшный вскрик…

Артём влез в десятку и попытался подрегулировать сидение под себя. Лиза села рядом, пристёгиваясь. После ауди было очень некомфортно сидеть, но, что поделать. Ключи лежали в ячейке аэропорта, рядом стоянка и там пара машин. Девушка открыла бардачок, достала оттуда два пистолета, шесть магазинов. Они разделили всё поровну. Там также были навигатор, зажигалка, два телефона, бумажник с несколькими кредитками и всё.

– Итак, мы прилетели в место куда ты, уважаемый Арчибальд, тыкнул пальцем. Извольте спросить, а куда дальше? – спросила девушка.

– Позволю заметить, что крутить глобус предложила ты, уважаемая Элиза. Нам просто повезло, что мой мудрый палец ткнул, как вы изволили выразиться, в Россию! Да при том не так далеко, на европейской части.

Девушка захохотала и ударила по плечу напарника. Бальд явно ожидал общество похуже, да и она тоже призналась, что ожидала встретить в машине озабоченного мага.