Тройка полпредства ОГПУ 27 апреля 1933 г. осудила 194 чел., в том числе 42 — к высшей мере наказания. В ночь на 12 мая минусинские чекисты расстреляли 16 чел., хакасские — 24. Руководители «повстанческой организации» В. Е. Седельников и М. П. Стрельченко были расстреляны в Новосибирске. Уцелевшие «повстанцы» в 1956 г. дали показания о методах вымогательства признаний: минусинский оперативник И. Хохлов «завязывал… на голове верёвку и при помощи палки сдавливал голову и требовал подписать протокол… применялась жаркая выстойка у раскалённой печи и длительная голодовка»; «Хохлов и следователь Буда ежедневно избивали… подключали электрический ток, садили в ледяной подвал без одежды»; «Буда давал выстойку у стены 12 часов, избивал… Хохлов садил на стул в холодную камеру…» Садист-«электрификатор» Михаил Буда был младшим в большом чекистском семействе: его братья Леонид, Николай и Семён — бывшие партизаны — все подвизались на руководящих постах в карательной системе и потом оказались за решёткой (Леонид выжил, остальных расстреляли), а младший в конце 30-х отделался увольнением из НКВД и прожил длинную жизнь.

В марте 1933 г. в Ойротии было арестовано свыше 40 участников «контрреволюционной организации» во главе с М. А. Кучуковым, Табаковым и др.). В 1934-м были вскрыты новые «ячейки» в четырёх аймаках автономии. Запсибкрайком 13 июля 1934 г. утвердил резолюцию по докладу Алексеева «о вскрытой контрреволюционной деятельности буржуазно-националистических элементов в районах Ойротии, Хакасии и Горной Шории». Полтора месяца спустя спецколлегия краевого суда осудила в Новосибирске большую группу южно-сибирской национальной интеллигенции и номенклатуры, якобы образовавших повстанческий «Союз сибирских тюрок».

Среди них были председатель Таштыпского райисполкома К. Майтаков, художник-алтаец Г. Гуркин-Чорос (бывший член Сибирской областной думы, вернувшийся из эмиграции), инспектор крайоно И. Михайлов-Очи, редактор Шорской секции ОГИЗа Я. Тельгереков. Алтайцы (в 30-х годах их именовали ойротами), хакасы и шорцы опять-таки опирались на помощь японских интервентов, у которых хотели найти деньги и оружие. В состав будущего буржуазно-демократического государства они планировали включить и Тувинскую республику, а потом намеревались связаться с контрреволюционными элементами Средней Азии…

В число предъявленных обвинений входили также «ставка на поднятие национальной культуры, внедрение родного языка и усиление коренизации государственного и хозяйственного аппарата». Одних хакасов по этому делу было арестовано 30 чел., алтайцев — около 50. В 1934 г. они получили в основном не очень большие сроки, но в 37-м многие из фигурантов дела были расстреляны[68].

Ответом на репрессии было создание национальных повстанческих отрядов. И если в Горном Алтае вооружённое сопротивление было сломлено к течение 1930 г., то в Хакасии его вспышки фиксировались до 1933 г. Известно, что в 1933 г. в Саралинском районе оперотряд ОГПУ в течение трёх месяцев охотился за повстанцами, которых укрывали соплеменники; в подавлении вооружённого сопротивления коренного населения Хакасии руководящую роль тогда сыграли местные оперативники М. А. Дятлов, А. П. Казарин, Г. А. Керин, П. Чеменев под руководством начальника облотдела ОГПУ П. И. Капотова.

Успешная чекистская комбинация опиралась, как позднее писал Г. А. Керин, в частности, на услуги давнего агента Сыхды Кирбижекова, который ещё в начале 1920-х гг. был заслан в крупный повстанческий отряд И. Н. Соловьёва, но потом считался предателем, переметнувшимся к бандитам. Однако позднее чекисты смогли возобновить связь с Кирбижековым, ставшим одним из признанных повстанческих лидеров, и тот со своими друзьями застрелил вожака группы «повстанческих банд» Турку Кобелькова заодно с его женой и братьями Кензеновыми. Обезглавленный отряд был частью перебит людьми Сыхды, а частью пленён чекистами[69].

С 1931 г. под чекистским наблюдением находилась община новосибирских татар, группировавшаяся вокруг мечети. Как видно из материалов оперативного дела № 405, цели ОГПУ-НКВД «были направлены на разложение мусульманской общины в г. Новосибирске, внесение разлада в мусульманский совет, компрометацию руководителей общины муллы Галямова Нугмана и муллы Валеева Гарифа и отрыв от них верующих. Эта задача к 1935 году успешно была выполнена, в составе совета получился раздор, а Галямов и Валеев — скомпрометированы». Расколоть общину чекисты смогли с помощью агента «Востокова» и ещё двух секретных сотрудников.

Обострение отношений с Германией после прихода нацистов к власти крайне болезненно сказалось на многочисленных сибирских немцах. Чекисты бросились фабриковать дела на «фашистские террористические» группы; особенно отличились при этом работники Особого отдела СибВО во главе с И. Д. Ильиным и бывшим видным разведчиком К. Ф. Роллером-Чиллеком. Всего же немцев, которых насчитывалось в крае 59 тысяч, за 1934 г. было арестовано 577 чел. и их в основном распределили по пяти «фашистским организациям» и 84 «группировкам».

Для дополнительного нагнетания атмосферы террора были осуждены по обвинению в фашистской деятельности даже партийно-советские руководители Немецкого района на Алтае. Во время поездки В. М. Молотова по Сибири осенью 1934 г. ему сообщили о «саботаже хлебопоставок» в Немецком районе бывшего Славгородского округа, после чего член Политбюро дал соответствующие указания. Вскоре чекисты подготовили к открытому процессу 33 руководящих работника-немца, включая двух секретарей райкома и председателя райисполкома. В апреле 1935 г. в Новосибирске спецколлегия крайсуда рассмотрела это беспрецедентное дело на номенклатуру районного уровня и вынесла суровые приговоры — трое были расстреляны, остальные осуждены на лагерные сроки[70].

Процесс репрессий в 1932–1934 гг. носил выраженный циклический характер и, как и прежде, зависел в основном от политических решений верхов. К концу 1931 г. основные репрессивные акции против сибирского крестьянства закончились, а тройка в течение 1932 г., насколько известно, осуждала в меньших масштабах и, как правило, не приговаривала к высшей мере наказания. Однако 1933 г. дал вспышку жесточайших преследований крестьянства, «бывших», интеллигенции (в т. ч. национальной). В первом полугодии 1934 г. размах репрессий значительно уменьшился, чтобы снова вырасти во второй половине года. Карательные акции в середине 30-х приобрели более ровный характер, уменьшилась смертность в местах заключения и ссылки, количество расстрелов до 1936 г. включительно было относительно невелико. Но это было затишье перед бурей.

В период коллективизации по церкви был нанесён сильнейший удар. К середине 1930 г. на территории Сибири уголовному преследованию подверглось до половины священнослужителей, многие были расстреляны. В первой половине 30-х годов ожесточённая война с церковью продолжалась. Чекисты бдительно следили за религиозными людьми, пресекая их попытки соединяться и распространять свои взгляды. «Церковная контрреволюция» казалась особо опасной своей непримиримостью и монархической пропагандой.

Большая часть населения оставалась верующими, а священники и проповедники публично и резко высказывались против советских порядков. Заключённый епископ Амфилохий на допросе в августе 1933 г. показал следователю Сиблага: «Сейчас я снова заявляю, что советской власти и её укладу я желаю падения, в этом нахожу возможность восстановления правильной духовной жизни народа. Эти взгляды я высказывал своим духовным единомышленникам, бывшим вместе со мною в лагере».

Особенным упорством в противостоянии властям отличались иоанниты — православная секта, поклонявшаяся Иоанну Кронштадскому и считавшая его воплощением Святого Духа. Иоанниты страстно верили в различные чудеса, в спасение царской семьи, скорый конец света и т. д. Лидер новосибирских иоаннитов Михаил Иванович Антонов был расстрелян тройкой в 1930 г. Но его последователи оставались важным объектом приложения чекистских усилий.