Я сказала:

— Привет. Это я.

Он пристально смотрел в пространство.

Медсестра сказала, что для этого ещё рано.

Она была права. В последующие недели его прогресс (или компьютера) был поразителен. Его поза и выражение лица вскоре потеряли свое беспомощное выражение, и первые беспомощные подергивания быстро сменились координацией движений; слабой и неуклюжей, но обнадеживающей. Он не мог говорить, но он мог встретиться со мной глазами, он мог сжать мою руку.

Он был здесь, он вернулся, в этом не было никаких сомнений.

Я беспокоилась о его молчании, но впоследствии я поняла, что он намеренно ограждал меня сначала от своих нерешительных попыток речи.

Однажды вечером в пятую неделю своей новой жизни, когда я вошла в комнату и села возле кровати, он повернулся ко мне и четко сказал: "Они сказали мне, что ты сделала ради меня. О Боже, Карла, я люблю тебя!"

Его глаза наполнились слезами. Я наклонилась и обняла его, мне это показалось правильным. И я тоже заплакала, но даже в тот момент не могла не думать: «На самом деле, меня это не касается. Это просто ещё одна уловка тела, а я теперь от всего этого свободна».

Мы занимались любовью на третью ночь, что он провел дома. Я ожидала, что это будет сложно, большой психологический барьер для нас обоих, но это не так. И после всего, что мы проделали, почему так должно быть? Я не знаю, чего я боялась, некоторых табу на инцест, грохота в окнах спальни в критический момент, призрака-женоненавистника девятнадцатого века?

Ни на каком уровне, от обычного подсознательного до эндокринного, я не страдала от иллюзии, что Крис был моим сыном. Как бы не повлияли на меня за эти два года плацентарные гормоны, какие бы программы поведения они не запустили, по-видимому, силы и понимания, которые я приобрела, оказались достаточными, чтобы всё это разрушить.

Правда, его кожа была мягкой и гладкой, лишенная шрамов от десятилетия бритья волос. Он мог бы сойти за шестнадцатилетнего, но я не чувствовала никаких сомнений в том, что любой мужчина средних лет, который был достаточно богат, мог выглядеть аналогично.

И он целовал мою грудь не для того, чтоб попить молока.

В скором времени мы начали посещать друзей; они были тактичны, и Крис был рад этому. Хотя вдвоем мы счастливо обсуждали любой аспект процедуры. Шесть месяцев спустя он уже работал; его взяли на старую работу, но новая фирма переманила его (и они хотели, более молодо выглядевшего, сотрудника).

Кусок за куском была его жизнь собрана снова.

Никто, глядя на нас сейчас, не скажет, что что-то изменилось.

Но они были бы неправы.

Любить мозг, как если бы это был ребенок, было нелепо. Гусь может быть настолько глуп, чтобы считать своей матерью первое животное, которое увидит после того, как вылупится, но есть пределы тому, что примет на веру здравомыслящий человек. Итак, разум восторжествовал над инстинктом, и я преодолела свою неуместную любовь; при таких обстоятельствах, здесь и не было настоящей борьбы.

Однако, разрушив одну из форм порабощения, я считаю, что так же легко повторить этот процесс, распознать те же цепи в другом виде.

Все, что особенное я когда-то испытывала к Крису, очевидно для меня сейчас. Я до сих пор испытываю искреннюю дружбу к нему, я все еще испытываю страсть, но было что-то другое. Если бы не было, я сомневаюсь, что он был бы жив сегодня.

О, сигналы продолжают иногда прорываться; какая-то часть моего мозга все еще вырабатывает стимулы, возбуждая чувство нежности, но сейчас это столь же смехотворно, сколь неэффективно, как и методы низкопробного, выжимающего слезу кино. Я просто не могу больше этому доверять.

Пусть пока всё идёт своим путём, по инерции это не сложно. Пока всё нормально, пока его компания приятна и секс хорош, я не вижу смысла ничего менять. Мы можем остаться вместе на года, или я могу уйти хоть завтра. Я действительно не знаю.

Конечно, я все еще рада, что он выжил и в какой-то степени я даже восхищаюсь мужеством и самоотверженностью прошлой версии себя. Я знаю, что сейчас я никогда не могла бы сделать то же самое.

Иногда, когда мы вместе, и я вижу в его глазах ту самую беспомощную страсть, которую я утратила, у меня возникает чувство жалости к себе. Тогда я думаю: я ожесточена, что неудивительно, ведь я — калека, неудивительно, ведь я испорчена нахрен.

И в некотором смысле, это вполне допустимая точка зрения, но я не намерена придерживаться её всегда. В новой реальности есть своя холодная страсть, в ней действуют свои силы. Она подступает ко мне со словами вроде "независимость" или "понимание", и говорит о конце всего этого обмана. Она растет внутри меня, изо дня в день, и она слишком сильна, чтобы позволить мне о чём-то сожалеть.

_{Перевод с английского: любительский.}

По горячим от летнего солнца улицам Атланты носились дети. Играли, боролись, наскакивали друг на дружку, смеялись, что-то вопили. Бурно радовались сияющему дню, обычному, неповторимому дню жизни.

Внутри зеркально-белого здания воздух был сух и холоден, именно так, как нравилось Джону Шоукросу. Здесь, за двойными стеклами, не слышно ничего, кроме шума кондиционера и негромкого гудения приборов. Схематическое изображение молекулы белка слегка подрагивало. Шоукрос усмехнулся — определенный прогресс был уже заметен. Как раз сейчас, в точности отвечая его расчетам, значение рН в левом верхнем углу монитора пересекло критическую отметку. В тот момент, когда энергия группы В стала ниже, чем у группы А, молекула белка внезапно содрогнулась в конвульсии и вывернулась наизнанку. Что в точности соответствовало теории, а серьезные эксперименты по исследованию молекулярных связей, проводимые Шоукросом в последнее время, были тому дополнительной порукой. Но, конечно, увидеть результат собственными глазами всегда приятно — пусть даже всего лишь на экране монитора, с помощью невероятно сложного алгоритма компьютерного моделирования.

Он несколько раз прокрутил запись, наслаждаясь зрелищем. Удивительное устройство стоило тех восьмисот тысяч, которые Шоукрос на него потратил. Разумеется, продавец продемонстрировал впечатляющие возможности чудо-техники, но сейчас Шоукрос впервые использовал машину в реальной работе. Вот оно — изображение белка в растворе! Обычная рентгеновская дифракция до сих пор давала изображения только кристаллической решетки молекул, которая мало напоминала водную, биологически релевантную форму. Новая машина использовала значительно улучшенную методику расчетов, стимулированной ультразвуком полуупорядоченной жидкой фазы. Впрочем, Шоукрос не интересовался деталями, что не мешало ему использовать машину, поминутно желая изобретателю Нобелевских премий в области физики, химии и медицины. Еще раз взглянув на ошеломляющие результаты эксперимента, он встал, потянулся и отправился на поиски ланча.

По дороге в гастроном он обычно проходил мимо книжного магазина. Сегодня взгляд зацепился за новый вызывающий постер: обнаженный молодой человек, расслабленно растянувшийся на постели после занятий сексом — только пах прикрыт уголком простыни. Имитируя сияющие красным неоновые буквы витрин, постер перечеркивал заголовок очередного бестселлера: «Горячая Ночь Безопасного Секса».

Шоукрос раздраженно покачал головой, не желая верить. Да что же происходит с людьми? Они что — не читали его объявлений? Или вообще ослепли? Погрязли в глупости и высокомерии? Безопасный секс? Безопасность может дать одно лишь подчинение законам Божьим!