Бребёф продолжал молча взирать на Гамаша. Пытался переварить услышанное.

Это же не просто предложение работы. И, как он подозревал, не предложение перемирия. Слишком жестокой была война, слишком велик урон. И всё же.

В чём же дело?

— Почему?

Арман не ответил. Вместо этого он пристально посмотрел на Бребёфа, тот опустил глаза. Гамаш отвернулся к океану. К бескрайним волнам и суровой скале, которую те подтачивали.

— И ты уверен, что мне можно доверять? — спросил Мишель, направив вопрос в спину Арману.

— Нет, — ответил тот.

— Не уверен, что можно доверять, или уверен, что нельзя?

Арман повернулся и посмотрел на Бребёфа так, как никогда раньше не смотрел. Во взгляде его не было отвращения, нет. Не было там и презрения. Но было что-то близкое.

Во взгляде было абсолютное всепонимание. Гамаш видел Бребефа насквозь.

Слабый. Житель Персе, выхолощенный временем и непогодой. Потрёпанный и исковерканный. Опустошённый.

— Ты тот, кто открыл ворота, Мишель. Ты мог бы остановить это, но не стал. Коррупция постучала в двери, и ты впустил её. Предал всех, кто тебе доверял. Ты превратил Сюртэ из сильной и доблестной организации в выгребную яму. Потрачено много жизней и времени, чтобы очистить её.

— Зачем же ты зовёшь меня назад?

Арман поднялся и Бребёф вскочил вслед за ним.

— В Великой Китайской стене не было изъяна, изъян всегда в людях, — сказал Гамаш. — Сила и слабость — изначально всё в людях. Так же и в Сюртэ. А начало всему — Академия.

— D’accord — Бребеф кивнул. — Я согласен. Но все-таки, почему именно я? Не боишься, что я всех заражу?

Он изучающе смотрел на Гамаша. Потом улыбнулся:

— Или там уже есть отрава, Арман? Так ведь? И ты проделал весь этот путь в поисках противоядия? Поэтому тебе понадобился я? Как антивирус. Как более сильная инфекция, направленная на борьбу с болезнью. Это опасная игра, Арман.

Гамаш бросил на него тяжёлый оценивающий взгляд, и направился внутрь, в дом за Рейн-Мари.

Мишель сопровождал их до подъездной дорожки. И смотрел, как они уезжают. Их путь лежал назад, в аэропорт, потом самолетом домой.

В одиночестве Мишель вернулся в дом. Ни жены, ни детей. Ни внуков. Лишь изумительный вид на океан.

Гамаш смотрел из иллюминатора на поля, леса, снег, озера, проплывающие внизу, и размышлял, что же он только что натворил.

Конечно, Мишель прав. Опасная, хотя вовсе не игра.

Что случится, если он не сможет держать всё под контролем? И вирус-антидот одержит верх?

Что за штуку он только что запустил? Перед чем распахнул ворота?

После приземления, вместо того, чтобы сразу ехать в Три Сосны, Арман направил машину в главное управление Сюртэ. Но сначала высадил Рейн-Мари у дома их дочери. Анни была на четвертом месяце, то была её первая беременность, и сейчас это было уже заметно.

— Войдёшь, пап? — спросила она от дверей. — Жан-Ги скоро будет.

— Я вернусь позже, — ответил Гамаш, расцеловав дочь в обе щеки.

— Не торопись, — сказала Рейн-Мари и закрыла за ним дверь.

В управлении, в лифте, Арман нажал последнюю кнопку и отправился наверх, в офис шефа-суперинтенданта.

Тереза Брюнель подняла взгляд от письменного стола. Позади неё, в окне, переливались огни Монреаля. Взору Гамаша предстали три моста, по которым текла река автомобильных огней: люди возвращались домой после долгого дня. Вид из окна был внушительным, и за столом восседала внушающая уважение персона.

— Арман, — Тереза поднялась и обняла старого друга. — Спасибо, что заехал.

Шеф-суперинтендант Брюнель указала на зону для переговоров, и они оба присели. В свои шестьдесят с лишним лет, эта хрупкая, элегантная женщина, поздно начавшая карьеру полицейского, приняла свою нынешнюю должность так, словно была рождена для расследования преступлений.

Она делала карьеру быстро, оставив своего бывшего преподавателя и коллегу Гамаша далеко позади, и теперь ей некуда было расти.

Цвет стен в офисе сменили на мягкие пастельные тона после того, как прежний шеф-суперинтендант был… Слово «смещен» не отражало реальных событий.

Её назначили на должность выше, чем должность Гамаша, но оба знали — дело в политике Сюртэ, а вовсе не в их профессионализме. Тем не менее, она занимала этот пост и уверенно руководила и офисом, и полицейскими силами.

Арман протянул ей папки с досье и стал ждать, пока она ознакомится с документами. Поднялся, приготовил им обоим выпить, протянул ей стакан, а со своим подошел к панорамному окну.

Открывавшийся вид никогда не оставлял его равнодушным, так сильно он любил Квебек.

— Чтобы покрыть на это расходы, нужна чертова уйма денег, Арман,- наконец произнесла она.

Не отходя от окна, Гамаш повернулся и заметил, что хотя лицо её и было серьёзным, даже суровым, Тереза его не критиковала. Просто констатировала факт.

— Oui, — просто согласился он, и вернулся к созерцанию улиц Монреаля, а Тереза вернулась к документам.

— Вижу, ты изменил решение по некоторым студентам, — отметила она. — Не удивлена. Но проблем стоит ожидать со стороны преподавательского состава. Ты сместил как минимум половину.

Он вернулся, сел на свой стул, отставил стакан, к которому не притронулся, и, кивнув, сказал:

— Как можно ждать каких-то изменений, когда у руля всё те же люди?

— Я не спорю с тобой, я с тобой согласна, но ты готов отдуваться? Эти люди потеряют свои пенсии и страховки. И они будут унижены.

— Виной тому не я. В своих бедах они виноваты сами. Соберутся судиться — у меня на руках доказательства их вины. — Он не выглядел расстроенным. Но и не торжествовал. Наступал закономерный финал трагедии, похожий на хвост скорпиона. И хвост этот заканчивался жалом.

— Сомневаюсь, что кто-то подаст в суд, — заметила она, отложив в сторону очередную папку. — Но никто из них не сдастся без борьбы. Просто они сделают это не публично и не в суде.

— Посмотрим, — мрачно и решительно заключил он, откинувшись на спинку стула.

Арман наблюдал, как Тереза обратилась к последней стопке досье. Тут были материалы о мужчинах и женщинах, которых он планировал пригласить на должности преподавателей. Они заменят тех, кого он уволил.

Ознакомить Терезу со списком было с его стороны жестом вежливости. Шеф-суперинтендант Брюнель в Академии полномочий не имела. Академия и Сюртэ являлись совершенно независимыми друг от друга структурами, теоретически связанными верой в необходимость «Служения. Чести. Правосудия» — девиза Сюртэ.

Однако предыдущий глава школы руководил ею номинально. По факту, он сначала склонился, потом нагнулся и, наконец, сломался под натиском бывшего главы Сюртэ, который использовал школу, как личный полигон для тренировок.

Но шеф-суперинтендант Франкёр больше не глава Сюртэ и не обладает властью. Не на этой земле. Благодаря Гамашу.

Теперь Гамаш зачищал дерьмо, оставленное этим человеком после себя.

Первым шагом стало закрепление автономии, но сохранилось вежливое сотрудничество с коллегами по Сюртэ.

Коммандер Гамаш наблюдал, как шеф-суперинтендант Брюнель прокладывает путь к основанию горы файлов с делами выбранных к преподаванию профессоров, попутно делает отметки и комментарии, что-то проговаривая про себя. Пока та не добралась до последней папки. Она долго смотрела на неё, не раскрывая, потом подняла взгляд на Гамаша и некоторое время молчала.

— Это шутка? — наконец спросила она.

— Нет.

Она снова перевела взгляд на папку, не дотрагиваясь до той. Ей достаточно было имени.

Мишель Бребёф.

Когда Тереза снова подняла глаза, на ее лице явно читался гнев, граничащий с яростью.

— Это безумие, Арман!

Серж ЛеДюк ждал.

Он был готов. Все утро его айфон жужжал, принимая сообщения от коллег, других преподавателей Академии, в которых сообщалось, что новый коммандер собирается нанести им визит.