- Что смотришь как зачарованная? - улыбаясь, спросил молодой рыбак.

Разда несколько раз моргнула, потом посмотрела на говорившего, но не ответила.

- Что вы с ней будете делать?

Молодой рыбак пожал плечами.

- Продадим, наверное.

- Отдайте в Этксе, - сказала Разда.

- Нет, - хрипло протянул рыбак постарше, который мог быть как отцом первого, так и братом - сказать наверняка было трудно, - Гарваны мало денег дадут. Если вообще дадут. Кому нужен этот кусок камня?

- Мне, - зачарованно выдохнула Разда.

Рыбаки переглянулись.

- Нет, что уж, лучше продадим перекупщику ул-Лаельма. Если ты так очаровалась, наверняка на эту вещь клюнет какая-нибудь шахиня или кто помельче, попроще и с деньгами.

Разда вздохнула: рассчитывать на милость рыбаков не приходилось, потому она собралась уходить.

- Вы не видели, - спохватилась она, - тут одну, похожую на меня, но белую, как молоко? Не проходила ли она мимо?

- Нет, не видели, - ответил молодой рыбак. - Тут никого диковинного не было, даже северян.

Она не стала благодарить их, но поспешила прочь. Искать Крину - гиблое дело, гораздо выгоднее было бы найти способ вызволить Тави. На улицах привычное кипение жизни сменилось медленным и вялым, точно с солнцем всех покидали силы, и люди расходились кто куда. Становилось небезопасно: как Гарваны ни карали преступников, все равно находились те, кто считал, что может остаться безнаказанным. Хотя когда-то было гораздо хуже. Время терять было нельзя: до суда оставался один полный день, а после - для Разды, Тави и прочих - все будет кончено.

«Кто может мне помочь? Какая сила может указывать судье, кроме закона? - Разда кусала губы, ища подсказку. - Ну конечно!»

Быстро сориентировавшись, она направилась к Гарван-Этксе. Караульные не пустили ее внутрь. Пятясь назад, она столкнулась с каким-то человеком.

- Снова ты, - услышала она и обернулась. Перед ней стоял атгибан, ученик Старшего Гарвана.

- Зачем рвешься в нашу обитель? - спросил он.

- Мне нужна помощь.

- По тебе не скажешь, - сказал Кадор, оценивающе глядя на Разду. Она заметила, что он пытается подражать спокойному взгляду Наставника.

- Мою сестру увели Вестники...

- Если увели - значит, было за что. Просто так они не приходят.

- Так это не та сестра! - возмущенно, но не очень громко воскликнула Разда. - Она ничего не совершила, виновата другая!

- И ты - эта другая, - молвил Кадор. Взгляд его казался не спокойным, а ленивым, с каплей притворной усталости.

- Нет! - решительно ответила Разда. - Я тоже ни при чем. Виноватая сбежала, я и так пытаюсь ее отыскать, но невиновную-то отпустить следует...

Кадор покачал головой. В его темных глазах появилось презрение:

- То есть ты приходишь в Гарван-Этксе, чтобы заложить собственную сестру? Не принять ее вину на себя, дабы выпустили ту, за которую просишь, а обвиняешь иную... Нехорошо. Это поведение, недостойное сестер. Негоже так поступать. В таком деле не ищи помощи у Воронов. Вот если бы ты приняла вину сестер... А так-то что? - он вздохнул, глядя свысока. - Закон решит. Если твоя сестра ни в чем не виновата - ее отпустят, а если виновата - сама знаешь. Никто не пойдет в обход закона.

- Почему невиновные должны страдать за чужие проделки? - слабо возмутилась Разда.

Кадор не счел нужным что-либо ответить.

- Уходи. Здесь ты помощи не найдешь.

Караульные впустили Ворона в крепость. Разда осталась стоять, сдерживая слезы. Ей хотелось увидеть Тави и наказать Крину... Она понимала, что время есть, что еще не все потеряно, потому постаралась взять себя в руки.

Сгущалась ночь. Поблескивало испещренное звездами небо.

После того, как нойры обосновались в Гафастане, они стали собирать те немногие летописи и архивы, которые там были. Позже некоторые отреченные и атгибан отправлялись в соседние страны за тем, чтобы выпросить или выкупить из какой-нибудь библиотеки редкую книгу или же сделать с нее список. За долгие годы они собрали много редких трудов на самые разные темы, и их библиотека могла сравниться с библиотеками Эрмегерна и далекого Мольд. Сами же нойры вели летопись событий и учет всех тех, с кем вели дела. Все убитые неугодные фигурировали в документах, равно как и все ученики Этксе. Смертных атгибан, которым по душе была работа в архиве, допускали до ведения прижизненных летописей, иногда позволяя анализировать события из истории. Основную летопись в Гафастане вела Сванлауг. Она, как и прочие нойрин, не так часто принимала участие в вылазках: патриархальный Юг не принимал женщин ни как воинов, ни как власть имущих. Лишь иногда их отправляли выполнить какое-нибудь задание: например, убить неугодного сановника, но так, чтобы кто-то обязательно увидел, что убийца - женщина. Подобное считалось оскорбительным для самого убитого и его родственников. Что он есть, если его лишает жизни какая-то слабая, как и любая женщина, по представлению южан, ничего не могущая северянка?

Все время находиться в Гафастане, лишь изредка выбираясь из города, было скучно. Хотя оставшиеся нойрин-Маги и проводили время в науках и искусствах, составлении летописей и написании мемуаров, они жаждали прежней жизни, исполненной воли и действия, а не пассивного наблюдения.

Овеянная охристым полумраком комнаты, Сванлауг задумчиво откинула назад свои белые волосы и небрежно бросила калам на стол. Она силилась записать что-то из хроники последних событий, но слова вились нескладно, сухо, так что ей самой было неприятно. Давно уже не происходило ничего значительного, оттого Сванлауг просила богов послать нечто такое, что взбудоражило бы Гафастан, разбавило серый быт древнего города. Но все оставалось, как прежде, и летописи были все так же пресны.

Потирая запястье тонкими белыми пальцами, давно не знавшими клинка и боя и не забывавшими лишь о магии, Сванлауг выглянула в прикрытое плотным ставнем окно, выходившее на двор, где нередко тренировались Вороны. В этот час там было всего пять воинов: трое что-то сдержанно обсуждали, чертя какие-то линии на белесом песке. Еще двое, о чем-то переговариваясь, стояли у мишеней, из которых вытаскивали застрявшие в них метательные ножи. Сванлауг узнала Гарванов: это были Эмхир и его друг из смертных по имени Скарпхедин. Последнего она узнала по темной повязке, скрывавшей его слепой глаз.

Сванлауг тяжело вздохнула. Ей хотелось присоединиться к беседе: весь день сидеть в Библиотечной башне было невыносимо, но Сванлауг не была уверена в том, что Эмхир и Скарпхедин куда-нибудь не уйдут, пока она будет спускаться. Грустно улыбнувшись, нойрин оперлась об узкий подоконник и осталась смотреть.

- Ты не знаешь, Скарпхедин, Сульбрэн уже вернулся?

Скарпхедин в ответ покачал головой.

- Мы ждали его вчера, но он не приехал. Возможно, его стоит ожидать в ближайшие дни. Я не отправил никого навстречу.

Эмхир ничего не ответил.

- Почему ты не хочешь, чтобы с тобою судил жрец Илму? - спросил Скарпхедин.

- Не вижу смысла тогда менять судей. Служители Илму и так всегда присутствуют. Жрец Тид - это воплощение высшей справедливости. Того же ждут и от меня.

Он помолчал.

- Если честно, я бы не стал вмешиваться во все это.

Скарпхедин поднял брови, непонимающе глядя на Гарвана.

- Я не люблю судить. И не имею на это права.

- Почему?

- Редко какое дело бывает решено так, что всем по нраву. Но главное не это. Я не вижу всех путей, не знаю всей истины, как я могу распоряжаться судьбами людей?

- Быть может, Матери Пустыни направляют нашу волю, наши мысли, так что всякий путь верен.

- Возможно. Но я не чувствую их прикосновения. Не слышу их подсказок. Потому я предпочитаю не вмешиваться. Пусть другие решают, - Эмхир бросил взгляд в сторону троих воинов, беседовавших в противоположной части двора; один из них, что-то объясняя другому, всплеснул руками, чем заслужил неодобрительное замечание товарища.