Я все предугадала наперед Врастаю в вечность мерзлоты, Оставив ветви над Невою, Я позабыла ветку С одним цветком и с бабочкой немою. Прикручивая жизнь свою беспечно, Я прорастаю в мерзлоту и вечность, Одну лишь ветвь оставив над Невою С одним цветком и бабочкой немою. Цветок был странен, бабочка – пестра И рисовала. И была еще сестра. Сестрица! Заводной мой соловей, Нацелившийся в нимб моих ветвей! Остерегала я мою сестру: «Не будет гнезд на этаком ветру, Не обманись! Железный мой цветок, — И тот весной умчится на восток Вернется к дереву, а бабочка умрет». — Я все предугадала наперед. Ленинградский прайд «Прайд» – львиная стая Зверий рык, но запах – бронзы. Не сафари, но – работа. Не кругами, но – дозором. Полночь. Град. Парад зверей. Выход прайда. Кто с крылами, Кто с кольцом в ноздре гранитной, Кто проносит в львиной гриве Женский сумеречный лик. …А российский император Не волчицею был вскормлен — Зубы пробовал цареныш О крутую бабью грудь, Но – любил зверье. И город Сторожам чугунногривым Смело царь-градостроитель Доверяет по ночам. Объезжает их дозором. И встает над Ленинградом Запах бронзового пота Императорских коней! В лесу Казанского собора В лесу Казанского собора Брожу среди стволов замшелых, Наощупь замшевых. Шмели Трамвайные гудят в сторонке, Ползут по каменным дорожкам Зеленоглазые такси. Фонарных ландышей семья Произрастает у фонтана, И электрическим нектаром Вечерний воздух напоен. Лес полон жизни и движенья: Исходят соком автоматы, Щекочет ноздри аромат Витрин больших и переспелых. Горят рекламные цветы, Посвистывают постовые, Везде оград чугунных хворост Похрустывает на ветру… А во дворах, а во дворах, В кустах кирпичных и бетонных Живут коричневые крысы И камень гложут по ночам. Сентябрь 1973 Грохочущий ветер Он на полночном рандеву Срывает с дерева листву И над трамваем леноватым Вдруг провода закоротит, И по глазам кариатид Сверкнет огнем зеленоватым. Он беспощадно материт Весь ленинградский материк За полумертвую истому И воет, воет всем назло. Ему пока не повезло Поэта выкинуть из дому. Закипает молнии аркан, В соборный прогудит орган И, изрыгнув победный зык, С Исакия рванет на площадь И там, над площадью, полощет Багровый дьявола язык. Октябрь 1974 Письмо в Париж Выпить бы, что ли, с тобою вдвоем, Поговорить обо всем?… Видишь ли, время тоски – водоем, И не сдается внаем. Не перемелешь разлучной реки, Хоть Сену Невой нареки. Я ли твоей не любила руки? — Тут не заслужишь и не умолишь. Письма останутся лишь… Как поживаешь, бездомная мышь? Как поживает Париж? Август 1975 Августейшая пора Кто-то гонится за мной — Слышу шорох за спиной, Оглянулась – листья, Листья желтые летят. Возвращатесь-ка назад, И откуда вы взялися? Еще август у двора, Августейшая пора. Еще будет виноград, День рожденья, гость из Минска, И напишет в Ленинград Из Парижа наш Кузьминский: Все пойдет у нас на лад. …………………………………………………. Август 1975 Деревья строятся в каре Экспромт, написанный 14 декабря 1975 года между двумя допросами Декабрьский снег, И белою страницей История проходит отстраненно, Как странница. И надо сторониться, Чтоб не задеть… Давайте поглядим, Куда плывет отечественный дым, Куда уходят люди в декабре И как деревья строятся в каре! Сонет Александру Уж третий год, как мы уже не мы, А дни рожденья – траурные вехи. Но до сих пор, чуть я смежаю веки — И тень твоя кивает мне из тьмы. Весло Харона плещет у кормы — Да, третий год, как умерли навеки. Вино прокисло. Бесполезны греки, И не разрушить собственной тюрьмы. Я угадаю свой последний час, Наворожу себе былые муки И жадно стану их перебирать. Какое злое ремесло у нас! Быть вещими от счастья до разлуки И много раз до смерти умирать. СПб. февраль 1976 |
