– Многих девушек в Париже зовут Люсьена, – объявила она, все еще вытирая пот. – А как вас зовут?

– Уильям, – сказал он. – Уильям Джонсон.

Ее кожа светилась розовым, волосы были черны, как вороново крыло, глаза – темные и искрящиеся. Она очаровала Джонсона.

– У вас внешность джентльмена, – сказала она, улыбаясь.

У Люсьены была манера улыбаться с закрытым ртом, не показывая зубов. Это придавало ей загадочный и сдержанный вид.

– Откуда вы?

– Из Нью-Хейвена, – ответил он. – Ну, а вырос я в Филадельфии.

– Там, на Востоке? Я так и подумала, что вы другой. Я распознала это по вашей одежде.

Он забеспокоился, что это может ей не понравиться, и внезапно растерял все слова.

– А у вас есть возлюбленная на Востоке? – невинно спросила она, помогая беседе возобновиться.

– Я…

Он замолчал, потом подумал, что лучше сказать ей правду.

– Я был по уши влюблен в одну девушку в Филадельфии несколько лет тому назад, но она не отвечала мне взаимностью. – Он посмотрел ей в глаза. – Но это было… давно.

Люсьена опустила глаза, слегка улыбнулась – и он сказал себе, что должен придумать, как поддержать разговор.

– А вы откуда? – спросил он. – У вас не чувствуется французского акцента.

Возможно, она приехала из Франции ребенком.

– Я из Сент-Луиса. Люсьена – просто мое сценическое имя, видите ли, – жизнерадостно сказала она. – Мистер Барлоу, управляющий… Мистер Барлоу хочет, чтобы у всех участников представления были французские имена, потому что это театр Pride De Paree, видите ли. Он очень милый, мистер Барлоу.

– И давно вы в Шайенне?

– О нет, – ответила она. – Раньше я работала в театре в Вирджиния-сити, где мы ставили достойные пьесы английских авторов и всякое такое, но он закрылся прошлой зимой из-за брюшного тифа. Я отправилась домой, чтобы повидаться с мамой, видите ли, но денег у меня хватило только на то, чтобы добраться сюда.

Она засмеялась, и Джонсон увидел, что один из ее передних зубов слегка обломан. Этот маленький недостаток только усилил его любовь. Она явно была независимой молодой женщиной, самостоятельно пробивающей себе путь в жизни.

– А вы? – спросила Люсьена. – Вы собираетесь в Черные Холмы? Ищете золото?

Он улыбнулся:

– Нет, я здесь с группой ученых, которые раскапывают окаменелости.

Ее лицо затуманилось.

– Окаменелости. Старые кости, – объяснил Джонсон.

– И на этом можно хорошо заработать?

– Нет-нет. Это ради науки, – объяснил он.

Люсьена положила теплую ладонь на его руку, и прикосновение наэлектризовало его.

– Я знаю, что у золотоискателей есть секреты, – сказала она. – Я никому не скажу.

– Нет, правда, я ищу ископаемые.

Она снова улыбнулась, не прочь сменить тему разговора:

– И надолго вы в Шайенне?

– Увы, всего на одну ночь. Завтра я уезжаю дальше на запад.

Эта мысль уже наполняла его восхитительной болью, но Люсьене как будто было все равно, уедет он или останется. В своей прямодушной манере она сказала:

– Я должна участвовать в еще одном представлении через час, а потом провести час с посетителями, но после этого я свободна.

– Я подожду, – ответил он. – Я буду ждать всю ночь, если захотите.

Она наклонилась и слегка поцеловала его в щеку.

– Тогда до встречи.

И она поспешила через битком набитую комнату туда, где другие мужчины ожидали ее внимания.

Остаток вечера промелькнул как сон. Джонсон не чувствовал усталости и был счастлив сидеть до тех пор, пока она не закончит свое представление.

Они встретились возле театра; она переоделась в скромное платье из темного хлопка. Люсьена взяла его за руку.

Мимо них по тротуару прошел мужчина.

– Увидимся после, Люси? – раздалось из темноты.

– Не сегодня, Бен, – засмеялась она.

Джонсон повернулся и сердито уставился на этого человека, но она объяснила:

– Это просто мой дядя. Он присматривает за мной. Где вы остановились?

– В отеле «Интер-Оушен».

– Мы не можем туда пойти, – сказала она. – Там большие строгости насчет посещения номеров.

– Я провожу вас домой, – предложил Джонсон.

Она как-то странно на него посмотрела, потом улыбнулась:

– Хорошо. Это было бы мило.

На ходу Люсьена прислонилась головой к его плечу.

– Устали?

Ночь была теплая, воздух приятный. Джонсон ощутил, как на него снизошел изумительный покой.

– Я буду по вам скучать, – сказал он.

– О, я тоже.

– Но я вернусь.

– Когда?

– Приблизительно в конце августа.

– Август, – негромко повторила она. – Август.

– Я знаю, до него еще далеко…

– Не так уж далеко.

– Но тогда я смогу провести здесь больше времени. Я покину свою группу и останусь с вами, как вы на это смотрите?

Она расслабилась, прильнув к его плечу.

– Это было бы мило.

Некоторое время они шли молча.

– Вы милый, Уильям. Вы милый юноша.

А потом она повернулась и совершенно непринужденно поцеловала его в губы, прямо в теплой западной темноте Шайенна, так глубоко, как он ни разу еще не целовался. Джонсон подумал, что умрет от удовольствия.

– Я люблю вас, Люсьена! – выпалил он.

Слова вырвались у него непрошеными, нежданными. Но то была правда; он чувствовал это всем своим существом.

Она погладила его по щеке:

– Вы милый юноша.

Он не знал, как долго они стояли друг перед другом в темноте. Они поцеловались еще раз и еще. У него перехватило дыхание.

– Пойдем дальше? – спросил он наконец.

Люсьена покачала головой:

– Теперь ступайте домой. Обратно в отель.

– Я лучше провожу вас до ваших дверей.

– Нет, – ответила она. – Утром у вас поезд. Вам надо выспаться.

Он оглядел улицу.

– Вы уверены, что с вами все будет в порядке?

– Со мной все будет прекрасно.

– Обещаете?

Она улыбнулась:

– Обещаю.

Уильям сделал несколько шагов по направлению к отелю, повернулся и посмотрел назад.

– Не беспокойтесь обо мне! – крикнула она и послала воздушный поцелуй.

Он послал в ответ такой же поцелуй и пошел дальше. В конце квартала он снова оглянулся, но Люсьена уже исчезла.

В отеле сонный ночной клерк отдал ему ключ.

– Хороший вечер, сэр? – спросил он.

– Изумительный, – ответил Джонсон. – Совершенно изумительный.

Джонсон проснулся в восемь часов, отдохнувший и взволнованный. Он посмотрел из окна на плоское пространство Шайенна, на квадратные здания, раскинувшиеся на равнине. Вид по всем меркам был безрадостным, но Джонсон находил его красивым. И день выдался приятным, ясным и теплым, с характерными для Запада пушистыми облаками высоко в небе.

Да, он и вправду не увидит красавицу Люсьену еще много недель, до возвращения из экспедиции, но этот факт добавлял его ощущениям восхитительную пикантность, и он в превосходном расположении духа спустился в столовую, где команде Марша велели собраться за завтраком в девять часов утра.

Там никого не было.

Стол был накрыт для большой группы, но официант собирал грязные тарелки.

– А где все? – спросил Джонсон.

– Кого вы имеете в виду?

– Профессора Марша и его студентов.

– Их здесь нет, – ответил официант.

– Но где же они?

– Уехали час тому назад или больше.

Эти слова медленно дошли до сознания Джонсона.

– Профессор и студенты уехали?

– Они отправились, чтобы сесть на девятичасовой поезд.

– Какой девятичасовой поезд?

Официант раздраженно посмотрел на Джонсона.

– У меня много дел, – сказал он, отворачиваясь и гремя тарелками.

Сумки и экспедиционное снаряжение сложили в большой комнате на нижнем этаже отеля, за конторкой портье. Коридорный отпер дверь; комната была пуста, если не считать ящиков с фотографическим снаряжением Джонсона.

– Их нет!