Весь оставшийся вечер Назар пил и краем уха слушал разговоры пацанов. Его мысли почему-то были далеки от всего происходящего за столом. Даже приход своего кореша Ефима не вернул его в действительность. И зачем он только вышел за этой водкой? Да он и сам не знал… Но когда увидел, что Леша встал из-за стола и вышел, он, выждав пару минут, вышел вслед за ним. Дальше все пошло как-то не так… неправильно… не по-пацански. Назар чувствовал, что ему муторно в душе. Но вот только почему? Напугал парня своим видом? Ну, конечно напугал, тот чуть холодильник не снес. Хотя разве напугал… Эти глаза, когда парень смотрел на него, там не было страха, там было непонимание и наверное вопрос, что это… Только вот и сам он не мог сказать, что это… Нехорошие мысли возникали в его голове, от которых его аж передернуло. Да, у него так внутри никогда все не ухало ни к одной девке… а здесь пацан… Назару стало мерзко и противно от себя, от того, что он это осмыслил и осознал. Но затем он вспомнил, сколько он уже выпил. Вот точно с выпивкой нужно завязывать. Он зло посмотрел на уже практически пустую бутылку водки на столе с этикеткой, с которой на него смотрел орел. В ушах прозвучало: "Я на орла смотрел… красивый он…" и эти глаза, такие чистые, детские и внимательно-настороженные.

— Хватит. — Назар с размаху хлопнул кулаком по столу. Ребята враз все замолчали. Ефим, который и так весь вечер внимательно смотрел на него, продолжал сканировать его взглядом.

Видя, что он привлек к себе внимание и теперь нужно что-то с этим делать, Назар притянул Петровича через стол, ухватив того за одежду.

— Ты чего у себя на конюшне пидорасов развел?

От такого наезда Назара Петрович аж протрезвел.

— Каких пидорасов? — он испуганно смотрел на Назара, так и вися над столом.

— А этот с хвостиком кто?

Назар отпустил руку, и Петрович по инерции вернулся обратно на свой стул. Он быстро перебрал в уме всех девчонок, которые носили хвостики… а потом вспомнил, что Назар сказал о пидорасах, а значит это должен быть пидорас…

— Да нет у меня таких… — искренне ответил Петрович, смотря испуганно на Назара.

— Ты что его прикрываешь? Может, ты тоже из этих? А мы здесь с тобой за одним столом сидим. И ты нам этого педрило тоже за стол сегодня посадил, да знаешь, что за такое бывает…

Назар, разгоряченный собственной речью, рванул к Петровичу. Хорошо, его вовремя перехватил Ефим.

— Тихо. Слышь, притормози обороты, — Ефим как всегда говорил глухим, хриплым голосом, так что по коже пробегали мурашки. — Петрович, парень у тебя на конюшне с хвостиком. Это кто?

— Так это Леха… спортсмен мой, — Петрович даже повеселел, поняв, о ком говорит Назар, а потом опять в его глазах промелькнул испуг, — да ты что, Назар, неужели ты подумал… да он не из этих… Богом клянусь.

Петрович резко встал и, в порыве веры, замешенной на пьяном угаре, порвав на груди ворот рубашки, достал оттуда цепь с крестом и прижался к кресту губами.

— Вот видишь, Назар… человек на кресте поклялся. Ты присядь, не горячись… давай побазарим с ним и разберемся.

Назар резко оттолкнул от себя руки Ефима и сел обратно на свой стул, зло сверкая глазами.

— А что он тогда у тебя как баба с лохмами ходит? — вмешался в разговор один из братков и махнул в рот уже нагретую рюмку водки.

— Да не знаю я… мне-то все равно… работает он хорошо, ответственный, все делает, денники отбивает, лошадей работает и вот талант у него… коня он чувствует… прыгает он хорошо… коня бы ему хорошего, и тогда бы мы…

Было понятно, что Петрович уже впадает в пьяное состояние, когда его мысли далеки от разумного рассказа и тем более диалога.

— Петрович. Слышь? — Ефим сам тряханул Петровича за грудки. — Чтобы больше в таком виде он здесь не появлялся. Раз он не петух, пусть подстрижется. Ты понял меня?

— Понял… понял…

Пьяно икая, сказал Петрович и потянулся за рюмкой водки, утомленный уже этим разговором.

Леша опять возвращался домой на последней электричке. Он достал учебник и тетрадку и попытался сосредоточиться на алгебре, но мысли унесли его от формул в водоворот того, что он так и не мог понять… он думал о Назаре. От этого воспоминания он вздрогнул, попытался еще раз сосредоточиться на формуле и опять Назар, его глаза, то, как он стоял напротив него и то, что вдруг воздуха перестало хватать, и сердце странно забилось.

Леша перевел взгляд на окно. Там было темно, только видны огоньки сквозь мокрое стекло. К ночи холодный осенний дождик усилился.

Он опять чуть не пропустил свою остановку. Его мысли были не здесь, и почему-то ему было так хорошо. Так хорошо, как будто впервые в жизни он нашел то, что так долго искал или того, о ком так было странно думать, но почему-то на душе становилось светлее…

После этих соревнований он заболел. Все-таки холодный дождик и то, что он практически весь день был на улице, да еще и в мокрой одежде, дало о себе знать. На следующий день у него поднялась температура, нос неприятно заложило, а горло болезненно отзывалось на каждый глоток.

Варвара Петровна сразу увидела его нездоровое состояние и грозно скомандовала, чтобы он шел в постель. Через пару минут она принесла градусник, который долго сотрясала и потом дала его внуку. Алексей со смиренным видом засунул его себе под мышку, и они молча стали ждать положенные десять минут. И результат был налицо — тридцать восемь и три. Бабушка заохала, пошла звонить — вызывать врача на дом. Леша понимал, что это уже без вариантов. Для школы ему нужна была справка о болезни, поэтому придется лежать и ждать врача, но самое плохое во всем этом было то, что на конюшню в ближайшую неделю он не попадет.

Так все и случилось. Он лежал дома в теплых шерстяных носках, в которые бабушка засыпала горчичного порошка. Грудь и спину она регулярно растирала ему вонючими перцовыми настойками и поила чаем с малиной. Он от этого потел и чувствовал себя ужасно, но смиренно все выносил, так как очень хотел поправиться и поскорее попасть к лошадям. Все это время он думал о них: Тохе, на котором прыгал, Василии, зная, что без него он точно кого-нибудь еще уронит с себя, и других лошадях, а еще он думал о Назаре… Ему было странно, что впервые в своей жизни он думает о ком-то так долго и это, оказывается, так приятно…

Среди недели его навестил Генка.

Дверь в его комнату открылась, и Варвара Петровна громогласно объявила:

— Принимай гостей. Друг твой, Гена… Ну, проходи, проходи, что замер, — она пропустила в комнату Гену и закрыла за ним дверь.

— Что, действительно болеешь? — Генка плюхнулся на кровать и внимательно посмотрел на него. — Да, болеешь… а я думал так, филонишь, ну, типа, на школу забил.

— Ты пересядь, а то еще заразишься, — Алексей шмыгнул носом.

Генка быстро пересел на рядом стоящий стул и стал рыться в школьной сумке.

— На, вот тебе принес, — он протянул несколько тетрадок, — переписывай. Это классная сказала, чтобы я тебе тетрадки принес, чтобы ты не отстал по программе.

Леша взял тетрадки и, не теряя время, стал списывать с них то, что в школе прошли уже без него. На слова друга он даже и не обиделся. Он знал, что Генка хоть и его друг с детства, но сам бы вряд ли зашел навестить его, а так понятно. Если классная поручила, вот он и здесь.

Пока Алексей писал, Генка стал рассказывать о событии в их школе. О новой училке биологии и о драке старшеклассников, потом замолчал, как будто что-то вспомнил.

— Ты, вроде, на соревнования ездил? И как?

— Конь захромал… пришлось сняться.

— А что, на хромом нельзя прыгать?

Леша перестал писать и, не поднимая глаз, тихо ответил:

— Можно… но ему же больно…

— Кому? Коню? — Генка засмеялся. — Ну, ты и даешь. Коню больно. А если бы он не захромал, выиграл бы?

— Да.

— Вот лох ты, Леха. А кстати, призовые там были? — увидев, что Леша кивнул, Генка продолжил. — Говорю же, лох. Сейчас баблосик был бы… можно было бы куда сходить, потусить. Там ребята рассказывали, они в клуб ходили… там классно. И телки там… дают, короче, если деньги есть.