========== Глава 1 ==========
Люблю старые кварталы нашей столицы. Полюбил с недавних пор.
Странное дело, раньше меня всегда восхищали высотные новостройки. Смотришь вверх, а крыш не видишь — так они высоко! А можно подойти к зеркальной стене и посмеяться над своим кривым отражением. И вроде бы ничего необычного: идешь и дурачишься. Но было в этом что-то особенное, почти волшебное. Улыбаешься невесть чему, и кажется, что за спиной вот-вот крылья вырастут. На душе так легко и светло становится, словно переносишься в детство. Хотя, в те времена я ребенком и был.
Но потеря матери изменила меня навсегда. На сердце камнем лег груз… даже затрудняюсь сказать, чего. Вины, ответственности, печали, запоздалого раскаяния за былую беспечность? Эти чувства сплетались, питали друг друга и от этого становились сильней.
Я много раз пытался от них избавиться, и снова стать тем, кем был раньше. Выходил на широкие улицы, глядел, как лучи играют на зеркальных поверхностях небоскребов, и все ждал, когда меня вновь подхватит волшебная легкость. Но она не возвращалась.
Я часами бродил в самых богатых кварталах, но не чувствовал ничего. Все краски как будто выцвели, утратив свою привлекательность. А дома-новостройки казались холодными, бездушными, безразличными к моему горю.
Тогда меня и потянуло сюда — в крохотный, всеми забытый уголок старого города, сохраненный ради истории.
Не знаю уж, почему, но маленькие неказистые домики стали моему сердцу милее современных высоток, а кривые узкие улочки, затененные сенью деревьев, пленяли сильнее проспектов и магистралей.
Мне нравилось бродить меж старых, полузаброшенных построек и слушать, как шуршат под ногами опавшие листья. В новом городе так не походишь: земля покрыта асфальтом, а листву всегда убирает техника. Красиво, но неестественно. А здесь, в этих тесных двориках было что-то живое. Здесь царила особая атмосфера, исцеляющая душу и дарующая покой.
Гуляя среди ветхих домишек, я отчетливо ощущал отпечаток, наложенный временем. Все, что было вокруг меня: сами постройки, заброшенный и заросший сад, покосившиеся и давно не работающие фонари, лавочки у подъездов — все хранило в себе долгие жизни людей, со всеми их радостями и тревогами. Старый город помнил своих обитателей, помнил, как сплетались нити их судеб, но вряд ли открыл бы эти тайны случайному прохожему вроде меня.
Но мне они были и не нужны, хватало пленительной атмосферы. За это я и любил старый город: он был наполнен чем-то неуловимым, но вместе с этим необычайно важным. Новостройки в сравнении с ним казались пустышками: люди еще не успели привнести в их стеклянные стены тепло, не успели наполнить их красками мыслей и чувств.
Возможно, минуют столетия, и высоченные новостройки тоже обретут душу, но скорее всего их к тому времени просто снесут, заменив еще более новыми и пустыми домами. Жаль… Как-то больно на сердце становится, когда все вокруг холодное и равнодушное.
Потому-то я и приходил сюда.
Несколько лет назад это казалось бы мне немыслимым, но теперь я мог провести в этих старых кварталах весь день — часы здесь летели с космической скоростью. Устав бродить по разбитым переулкам, я обычно садился на широкие, тихо поскрипывающие качели и, запрокинув голову, любовался золотой листвой клена, казавшейся очень яркой на фоне небесной сини. А иногда прохаживался по саду, то и дело наклоняясь к земле, чтобы подобрать приглянувшийся листик.
Осенние листья я мог разглядывать до бесконечности: с мастерством природы не в силах сравниться ни один из современных художников. Странно, что люди почти никогда не обращают на них внимания. Похоже, мы уже разучились ценить их чарующую красоту — один из ценнейших даров природы.
Я разглядывал каждый листок, стараясь запечатлеть в своей памяти все, вплоть до мельчайшей прожилки. Я подносил его к самым глазам, а иногда глядел сквозь него на солнце и поражался тому, какой он прозрачный и тонкий.
Случайному наблюдателю показалось бы, что я сошел с ума, но наблюдать за мной было некому. Поэтому я и чувствовал себя здесь комфортно: что ни говори, а сложно сохранять спокойствие, когда на тебя устремлены десятки холодных, пристальных глаз. А здесь никого. Только я и спокойный, мудрый, всеобъемлющий старый город, повидавший на своем веку если не все, то многое.
Он стал для меня единственным местом, где я мог спрятаться от мира, от общества, от собственной жизни, которая в последнее время стала пугающей и абсурдной, словно ночной кошмар. Это место было единственным, где я мог спастись, да и то не ненадолго: от проблем, тянувшихся за мной нескончаемой лентой, было не убежать.
Однажды я все-таки повстречал в этой глуши человека. Я сидел на одной из лавочек и предавался воспоминаниям, когда дверь ближайшего подъезда со скрипом открылась, и на крыльцо вышла сухая старушка, прихрамывая и опираясь на деревянную клюку.
Я приготовился отвечать на возглас: «Ох, батюшки! Какими судьбами Вас сюда занесло?!», но мне не пришлось. Старушка приветливо улыбнулась, отчего морщинки на её лице стали еще заметнее, кивнула и присела на лавочку рядом со мной. Я от изумления чуть не позабыл кивнуть ей в ответ. Давно не видел такой спокойной реакции на встречу со мной. Обычно люди, едва заметив меня на улице, начинали перешептываться, показывать пальцами, фотографировать. Так и хотелось подойти, вырвать из рук устройство и с силой швырнуть его об асфальт, чтоб неповадно было. Но я никогда не позволял себе такой вольности, зная, что иначе на следующий день об этом уже будут трещать все СМИ. А так хотелось, чтобы меня оставили в покое… Но если ты правитель галактики, на такое уповать не приходится.
«Интересно, знает ли бабушка, кто сидит сейчас рядом с ней? — подумалось мне тогда. — Нет, навряд ли».
Она была так стара, что, должно быть, не успевала следить за стремительным ходом событий. Наверно, ей даже не интересно было, кто сейчас правит галактикой.
— Яблоки у нас хорошие в этом году уродились! — сказала старушка, обращаясь ко мне, словно к знакомому. Так непривычно, и так… приятно.
Что-то щелкнуло у меня внутри, и глаза увлажнились: уже несколько месяцев никто не разговаривал со мной просто так. Все мое общение с людьми сводилось к диспутам и совещаниям. На меня лавиной сыпались обвинения, жалобы, вопросы, просьбы и даже протесты. И я не знал, куда деться, куда сбежать. А тут вдруг яблоки… Просто яблоки, и больше ничего. Ни агрессии, ни требований, ни канцелярской сухости.
Бабушка протянула руку и сорвала плод с растущей рядом с лавочкой яблони, после чего отдала его мне:
— Возьми, попробуй. — Обращение на «ты» тоже вызвало мощный душевный отклик: простое, легкое, без холодной пародии на учтивость и уважение, к которой я так привык за последнее время. — Пусть оно мелкое да неказистое с виду, зато сочное, настоящее. Не чета тем, что у вас там в супермаркетах продают…
Я осторожно надкусил, хотя яблоко запросто поместилось бы в рот целиком. Оно и впрямь оказалось вкусным: плод будто вобрал в себя все, что только могут дать жаркое лето, лучи солнца и легкий, ласковый ветер.
— Спасибо, — поблагодарил я старушку, которая даже не представляла, как много для меня значат эти простые действия и слова.
А она принялась рассказывать о том, что у нее протекает крыша, что птицы свили на чердаке гнездо и радуют по утрам песнями, что она подкармливает брошенную кем-то кошку, и о разном другом. А я слушал, почти не вникая в суть, и кивал головой. Что-то теплое разливалась в душе, согревая заледеневшее сердце.
Когда она закончила историю о мышах, что завелись в подвале, меня тоже прорвало на откровенность, и я рассказал едва знакомой старушке о Возрождении и его ужасных последствиях, о гибели Элвиса, о том, что случилось с моей матерью, и о том, в каком незавидном положении я оказался: нести ответственность за всю галактику — врагу такого не пожелаешь.
Бабушка слушала, то и дело сочувственно вздыхая и качая головой. Вряд ли она понимала, о чем я рассказываю, но ощущала, что у меня какое-то горе, и проникалась моим настроением. И одного лишь этого участия хватало, чтобы я перестал ощущать себя одиноким.
