Они сидели на берегу реки и наслаждались ночной прохладой. Луна спустилась к ним дорожкой мерцающих волн, оставляющих на душе недосказанность и бередящих изменчивостью…

Тайна… Что скрыто за ней? Каждый наслаждался мгновениями кратковременного спокойствия, в то же время боясь довериться этой ночи, таящей иллюзию безмятежности. Они знали, что эта встреча последняя; ночной ветер принес с собой горьковатый запах паровозного топлива, вокзальных путей, торопливых встреч и расставаний.

Неужели так может быть? Как можно быть так неразделимо близко и через мгновение – безжалостно далеко, навсегда, на миллионы встреч и миллионы лет?.. Им нет здесь места… Горло сдавило безумной тоской… В ее глазах стояли слезы…

Она не чувствовала впившихся в ноги камней и неудобной позы, все в ней замерло… Она не могла простить себя, его, эту ночь и эту луну, ведь они свидетели этой разлуки, предатели! Сколько они видели таких встреч и таких разлук!

Луна лила холодный безразличный свет, освещая запретные закоулки души, освещая тайну… Она его любит… И он… Этого луна не может скрыть! Но оба знают: это навсегда. Как есть свет – и есть тень, неотвратимое, неизбежное… Боль… Зачем так любить, если приходится терять?

Сдержав судорожное всхлипывание, она подтянула ближе к себе ноги, как бы сжимаясь в комок, защищаясь – но кто защитит от себя самой? Она уже знала, как будет больно, но что, кроме боли, ее ждет дальше? Молодость давала шанс – все потерять и забыть: забыть искусанные губы и мокрые глаза, забыть единство душ и тел, забыть, что есть он…

Он молчал, стальным взглядом впившись в воду, как будто она могла дать ответ на его немой вопрос. Он молчал и будет жалеть об этом потом всегда.

Звук приближающегося поезда вспугнул их. Она непроизвольно всхлипнула, а он тяжело вздохнул. Луна поднялась выше, и сразу исчезла прозрачная дорожка на воде, как призрачный путь к капитуляции…

Это не ее поезд, но охватившее у реки ощущение непричастности ко всему происходящему, на время позволяющее забыть о боли, прошло. Теперь каждый находился в состоянии нервного ожидания, и часы свободы растаяли, превратившись в минуты, секунды…

Он знал, что никогда не будет счастлив, если не скажет ей это сейчас. Он понимал, что она тоже не будет счастлива, но молчал, взяв на себя ответственность за несбывшееся…

Она не выдержала первая, порывисто вскочив с галечной насыпи у реки, что разлучала их так надолго. Она встала и, чуть не падая, ухватила его за руку, сжав ее изо всех сил. Ее сердце остановилось, пропустив несколько ударов, чтобы начать новый отсчет жизни. Не хватало слов, чтобы выразить чувства. Он прижал к груди ее руку, кровь ударила ему в виски, мысли путались. Только одна яркой вспышкой пронзила мозг: не отпускать, никогда, ни за что, он не простит себя за это…

Они прижались друг к другу телами и несколько мгновений слушали, как бьются их сердца, охваченные болью расставания. Она первая отшатнулась, зная, как мучительно будет потом отрываться от него. Отрезвляющий гудок поезда вернул их обоих на землю.

Стоянка поезда не больше десяти минут. Ей еще предстояло проникнуть в вагон, минуя контролера, оставив объяснения с ним на утро. Последние минуты превратились в секунды, а секунды – в мгновения, которые память сохранит навсегда… Почему-то все стало вдруг происходить слишком быстро: поезд резко дернулся, собираясь сдвинуться с места и начать набирать обороты, – не в ту минуту, не в ту секунду, что она была готова. Он тоже не был готов, но его главная задача – посадить ее на поезд, чтобы она была в безопасности… Как долго он потом жалел о несказанных словах, оставшихся в его сердце и сковавших его, словно лед.

Она быстро прыгнула на последнюю ступеньку, куда он ее подкинул. Проводника на ее счастье не было видно. Впрочем, ей уже все равно.

Внезапно она поняла, что это необратимо – она здесь, а он там, и все…

Они никогда не встретятся, и только Бог судья да луна свидетель, как они любят друг друга.

Резкий толчок поезда заставил ее крепко вцепиться в дверную ручку. Вход в вагон был еще открыт: видимо, проводник крепко спал. Она в последний раз в немыслимой попытке остановить время и запечатлеть этот момент навсегда, схватила его руку, чтобы передать все, что она чувствует – всю любовь и боль. И он понял, послав с электрической волной ответ и взгляд, полный тоски и обреченности… Но он думал, что так будет лучше, он ее спасает…

Поезд в ту же минуту дернулся еще раз и начал свой неумолимый бег, превращая метры в километры, секунды – в часы, а их – в чужестранцев, которые никогда не встретятся больше, деля их жизнь и сердца надвое.

Наверное, именно так это и происходит – потери… Но они верили, что это не навсегда. Верили обещаниям, которые давала молодость, анестезируя их раны, что это не насовсем. Не смиряясь и не успокаивая друг друга, наивно полагали, что время хоть кого-то пощадит…

Каждого из них унесло в воронку жизни, и, казалось, они уже никогда не встретятся…

– Милый, ты не видел мой телефон? Да куда ж ты запропастился? – роясь в сумочке, пробормотала она. – Черт, я уже опаздываю!

Уже начиная злиться, Амира швыряла все на полках.

– Не ты опаздываешь, а мы. Телефон лежит там, где ты его оставила, на тумбочке возле дивана, – спокойно сказал Иван. – И да, вот еще, надень какое-нибудь украшение.

– Вот еще! Ты же знаешь, я не люблю цацки!

– Эти «цацки» я дарю тебе уже на протяжении пяти лет. Можешь ты мне сделать приятное и уже начать их надевать?

– Вань, я не знаю, что надеть, и ты сам сказал, что мы опаздываем, –напяливая кеды буркнула она.

– На вот это. И пожалуйста, сними с себя эти кеды, надень туфли, хотя б те, что мы купили недавно.

– Ты шутишь, что ли? Что за повод-то такой издеваться над моими ногами сегодня? – отстраняя его руку с украшениями, возмутилась Амира.

– Ты можешь сделать хоть раз что-то без вопросов? Это секрет! Слышишь, сек-рет.

– Ну, раз секрет, то надевать я ничего не буду, – упрямо натянув кеды, сказала она.

Они спустились на просторную многоуровневую подземную парковку. В правом ряду блестел новенький автомобиль BMW последней модели, в котором послушно открылись двери. Амира плюхнулась на пассажирское сиденье, тут же достала телефон и начала строчить СМС подруге (и по совместительству коллеге), чтобы та ее прикрыла, если нагрянет начальство, и сказала, что она будет буквально с минуты на минуту.

Оксану эта эсэмэска совсем не удивила: Амира частенько опаздывала, да и с дисциплиной у нее случались проблемы, но она была ассом в своем деле. А еще была очень доброй, уж Оксана-то знала это не понаслышке. Они многое пережили вместе: искали работу, жилье, делили комнату в общежитии, вместе голодали там, делясь всем, что было – поддержкой, оптимизмом и пофигизмом. Потом снимали одну комнату в квартире. На аренду отдельной квартиры, хотя бы и однокомнатной, им всегда не хватало: они спускали все деньги на ерунду и развлечения. Да еще Оксанка тратила на одежду – ее гардероб ломился от разных шмоток. Куда же Амира девала значительную часть честно заработанных, подруга не знала – догадывалась только, что случайно увиденный чек о переводе денег на чей-то счет был неслучайным и, видимо, не единственным. Но Амира бывала не на шутку скрытной, если вопрос касался чего-то личного, а Оксана не любила лезть не в свои дела. Их обоих это устраивало. Много раз они выручали друг друга, и вот уже давно Амира переехала к своему парню, а Ксюха по привычке иногда покупала вместо одного круассана на завтрак два…

– Как ты быстро едешь, – слегка упрекнула Амира Ивана.

– Сама сказала, мы опаздываем. Да еще никак не привыкну к этим пятистам «кобылам» – их нужно объезжать.

Спокойный и даже сдержанный в обычной жизни Иван выплескивал свои эмоции при помощи бешеной езды и прочих адреналиновых вещей. Амира этого не понимала, хотя поначалу тоже гоняла вместе с ним, забывая о благоразумии – со страстью впиваясь в руль и вжимая педаль в пол. Но сейчас ее трудно было заставить погонять, и вообще она все чаще предпочитала водительскому рулю руль велосипедный. Сегодня она не рискнула ехать на велосипеде: небо хмурилось, намекая на дождливые выходные.