— Нас всегда так будят. Вон колонка. — Катерин указала пальцем в угол комнаты. Колонка осталась незамеченной из-за цвета: такая же персиковая, как и всё вокруг.

— Одевайся и вперёд. У нас сегодня трудный день. Понедельник, однако. — Катерин рассмеялась. Она уже была в форме, которая ей совсем не шла. Волосы брюнетка стянула в шишковатый, из-за кучи колтунов, хвост, отчего её волосы казались ещё грязнее и сверкали жирным блеском.

Линн опять куда-то запропастилась, но Пенни было не до неё. Она принялась натягивать на себя форму, даже не умывшись. Вчера она узнала, что ванна у них была общая ещё с толпой девочек, и находилась в правом крыле этого коридора. Здесь было около дюжины комнат, по три-четыре девочки в каждой. Так что пробиться на помывку было непросто. И сейчас Пенни не стала утруждать себя утренними процедурами. Просто оделась. Она потянулась к волосам, решая, что сними делать. Видимо, с длинной всё-таки был перебор. Они тянулись до пояса.

— Заплести? Я неплохо натренировалась на Линн, — предложила Катерин.

— Давай. Сейчас, резинку найду… — Пенни полезла было в шкаф, но брюнетка быстро сказала:

— Мелкие вещи лежат в тумбочке.

И правда. Резинки, заколки, невидимки и прочая ерунда обнаружились в отдельной шкатулке, лежащей на полочке тумбочки. Пенни вытащила одну, что поприличнее, и протянула Катерин, вместе с расчёской.

— Так, я осторожно… — И вдруг Пенни вспомнила, что говорил профессор. Нельзя, чтобы к её волосам прикасались! Он же перестанут чувствоваться! Девушка шарахнулась от Катерин.

— Я… это… Сама! — Вчера в душе она об этом не думала, но мылись девушки в отдельных закрытых кабинках. А сейчас…

— Как знаешь, — Катерин прищурилась. Видимо поведение Пенни показалось ей подозрительным. Та же немедленно полезла в тумбочку, ища свои перчатки. С каждой перевёрнутой вещью, внутри словно накапливался студень. Нет… Нету… Нет… Кодекс пропал! Перчатки исчезли! Кто-то их украл…

Зато она нашла другие перчатки. Сиреневые, в тон форме. Она натянула их. Катерин удивлённо наблюдала за её попытками что-то отыскать. Но как только новая соседка поднялась, то сделала вид, что не рассматривала её. Чёрт, кто она? Агенты, разумеется, умеют прикидываться, но зачем? От дел Кати давно отошла. И ничего за ней не числится.

Пенни посмотрела на кольцо и тихонько шепнула:

— Заплети меня!

Она понимала, что это просто глупо, но колечко послушалось. Волосы стянула резинка, собрав их в хвост. Катерин ничего не заметила, только подивилась, как Адель удалось так быстро завязать волосы.

— Ну что, идём? — усмехнулась она, подхватывая сумку.

— А где Линн?

— Она всегда встаёт спозаранку. И уже ушла в класс. Мы учимся на художественном факультете, я на втором, ты на первом курсе. Есть ещё театральный, музыкальный, танцевальный и «фигуральный». На последнем учат лепить всякие безделушки, создают фигурки и т.д. Странно, что тебя именно сюда засунули.

— Это ещё почему?

— Ты рисовать не умеешь. И петь тоже. А ещё ты во сне разговариваешь.

— Оу… Правда?

— Ага. Всё просила Брейна присмотреть за дядей. Что за Брейн?

— Это… ммм… мой двоюродный брат. У моих родителей у обоих братья, и Брейн — родной папин племянник. Мой дядя, мамин брат, он болен, моим родителям некогда, а Брейн — будущий медик и он ставит дяде уколы. Но дядя частенько забывается, он не в себе, и всё пытается сбежать. Раньше я за ним приглядывала, в свободное время, а теперь не могу. А Брейн…

— Стой, стой! Всё в кучу свалила, я никак не разберусь!

— Дядя — болен, Брейн — мой двоюродный брат, медик, я просила его внимательно присматривать за дядей, чтобы тот не сбежал.

— Нифига у вас там страсти.

— А с чего ты взяла, что я рисовать не умею?

— Так это же очевидно. Мы с Линн пропадаем в мастерской, особенно она, потому что художник должен совершенствоваться постоянно. А ты только и делаешь, что озираешься и словно всё глазами фотографируешь.

— У тебя… хм… очень меткий глаз.

— В летящую монетку из пистолета попадаю, — похвасталась Катерин, ожесточённо лохматя волосы на макушке, растрепав весь хвост.

— Ты бы их помыла, — осторожно заметила Пенни, боясь, что рано или поздно у черноволосой заведутся вши.

— Редко хожу в ванную. Стараюсь на глаза людям не попадаться.

Они шли по коридору, мимо них сновали школьники, что-то бормоча, один раз даже пронёсся парень с небольшим вытянутым футляром прямоугольной формы. Он так спешил, что чуть не рассыпал кучку нотных листов, один из которых всё-таки вылетел и Пенни, довольно ловко, его поймала. Паренёк даже не поблагодарил. Он вообще не заметил, что потерял страницу, а найти его в прибывающем потоке людей не представлялось возможным. Пенни решила, что отдаст листочек позже и, аккуратно сложив его, засунула в сумку.

В столовке было шумно и торопливо. Кто-то на кого-то рявкал, некоторые спали, многие что-то черкали в тетрадках, неторопливо поедая кашу. Пенни её терпеть не могла и брезгливо морщилась, глядя на эту… массу. Но в данной обстановке выбирать не приходилось. Это не дядюшкина кухня, где можно приготовить почти любую вкусняшку. Но смотря на то, с каким аппетитом уплетает завтрак Кати… Пенни стало просто стыдно за свои капризы. Вряд ли в «ПСИХ» была сладкая жизнь. Катерин наверняка безумно рада, что свалила оттуда. Но интересно… Сколько на её совести сломанных судеб? С виду совсем юная, непорочная, пусть и усталая девушка. Пенни прониклась к ней сочувствием.

— Адель, ты чего это? Сейчас разревёшься и кашу пересолишь. Ешь давай. У тебя сложный день.

Сложный. Это было мягко сказано. Первый урок-пара был полностью посвящён истории импрессионизма. Уже на первых же десяти минутах, Пенни хотелось выть. Больше она никогда не скажет, что у художников всё легко и просто! И жаловаться на свою шпионскую жизнь — тоже! А ведь это ещё и конспектировать надо. Эх, был бы здесь кодекс, она бы всё на диктофон записывала. А так пишешь, пока руки не отвалятся и так полтора часа. Следующей парой было черчение. Руки, привыкшие бить злодеев, обезвреживать бомбы и драться с Талоном, никак не могли нормально начертить какую-то несложную деталь. К тому же Пенни путалась в размерной сетке, циркуль всё время соскальзывал, и рисовалось всё на мольбертах. Как же она завидовала сидящим здесь ребятам! Их всех отобрали из-за их способностей и, хотя они и были первокурсниками, у них всё получалось ловко и красиво. Как жаль, что Катерин и Линн учатся на втором курсе! Пенни это совсем не понравилось, но к чёрту перекрытие, если она попытается сидеть на парах не со своим курсом! Её же с треском выгонят. В общем, спустя час и двадцать минут, Пенни сдала кривую работу, с плохо стертыми лишними линиями. Кое-кто из курса, мельком взглянув на неё, гаденько захихикал, остальные просто посматривали с высокомерием. Пенни выдохнула. Если бы они встретились на «ковре», то она бы всех этих художничков уложила баиньки! И гаденько бы смеялась.

На следующей паре спрашивали домашнее задание. И Пенни получила двойку, хотя и была новенькой. Она вдрызг поругалась с учителем — бородатым и худощавым — и была удалена из аудитории. Это её не собо расстроило. Она побежала искать аудиторию, в которой находились её «подопечные». Но тем было не до неё. У них был урок пейзажа, проходящий в парке, а Пенни просто не выпустили из здания, вежливо посоветовав не прогуливать. Девушка поняла, насколько сегодня всё безнадёжно и посмотрела расписание, висящее на втором этаже в холле. Следующая её пара — практика! Будут что-то рисовать. Ой плохо. Очень плохо! Лучше бы её на лепку отдали! Или на танцы! Это же почти как битвы. Ну или на худой конец в хор! Какая разница, курсы-то всё равно разные! И приглядывать за ребятами постоянно она не в силах.

От безысходности и собственного бессилия, Пенни прислонилась лбом к расписанию, медленно уезжая на туфельках назад. В какой-то момент, девушка не рассчитала, когда надо встать на ноги и полетела вниз лицом. Не успев ничего придумать, Пенни оказалась пойманной. Кто-то подложил руку ей под живот и она рухнула на неё. Было довольно больно. Рука осторожно подняла её.