Майка сделала это их фирменное лисье «Оу!», прижав ладошки к щечкам. А Хана пихнула меня в бок:

– Пст! Как ты до всего этого дошел? Я даже о половине этого не знала! Даже о четверти! И у тебя для таких выводов вообще никаких предпосылок не было!

Я помолчал. Нет, то, что Хана что-то из только что озвученного знала, но не сказала – это нормально и к этому я был морально готов. Дело в другом: что-то все-таки есть в таких вот сценах «срыва покровов» после соответствующей «драматической паузы»… Впрочем, детективы я в той жизни совершенно точно уважал и любил. Так что, можно сказать, сейчас я позволил себе чуть-чуть поупиваться своей честно заработанной «минуткой славы».

– Не знаю, рассказывала ли твоя матушка тебе сказки, Хана, а вот я в детстве очень внимательно слушал притчи своей матушки. Одна из моих любимых – история о том, как один выдающийся целитель смог определить имя избранника знатной девушки по ее пульсу.

Я чуть приподнял свой локоть, на котором лежала рука Мары… накрытая на запястье моими пальцами. Хам Хенг присвистнул. Красиво так, заливисто. А Хана успокаивающе похлопала меня по плечу:

– Ты это… с моей маменькой когда женихаться будешь, главное не спорь, со всем соглашайся и сразу дай понять, что в семье она главная… Если не порвет в первую же ночь, считай – проскочил… папаша! Но умненьких она любит, это да. И всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, Фан-Фан!

Так или иначе засмеялись все, сбрасывая напряжение. А оно, напряжение, было. Что касается меня, то драться я собирался всерьез – силы Жемчужины позволяли даже кого-нибудь серьезно поцарапать. Как бы после поглощения этой Жемчужины не превратиться в нахрапистого героя, прущего вперед подобно танку… Да, это – вопрос. Но сейчас ситуация была такой, что убежать (или промолчать), а потом вернуться и навалять – было нельзя. Хотя-я-я…

– Дядюшка, – Пропела Майка. – Думаю, некоторым сестричкам надо срочно познакомиться с этим Лю Фаном…

– Только если у Храма есть лишние сестрички, от которых нужно срочно избавиться, сестрица Майка. – Холодно улыбнулась Мара.

– Оу… – Одновременно удивились Майка и Хенг.

– Пф! Фан-Фан у меня просто душка! – Гордо сообщила Хана. – И сдавая его в аренду, эта Хана таки может озолотиться!

Атмосферу облегчения, умиротворения и временного перемирия, конечно, тут же разрушили. И разрушил ее тот самый юный лис Хам Он. Ну, понятно, что не он был виноват в случившимся, просто очутился в нужном месте в нужное время. Ну, как оно обычно и… Видимо, день у него сегодня такой – особо неудачный. Или удачный – тут уж как посмотреть.

Он вихрем прибежал откуда-то со стороны главного входа и, быстро поклонившись Хам Хенгу, сунулся, было, к уху Майки, но та отмахнулась:

– Говори всем, брат мой!

– Слушаюсь, Старшая сестра! Там, у ворот, три девицы. Требуют Лю Фана. Мы сказали, что такого не знаем, но они показали пальцем точно в сторону молельного домика, в котором вы в тот момент находились! Я сказал, что разузнаю, есть ли этот Лю Фан там, куда они показывают… Сейчас они стоят у ворот. Внутрь на территорию храмового квартала не заходят.

– Понятно.

Майка улыбнулась. Ласково так улыбнулась. Хам Он даже побледнел слегка, что-то там сообразив. Да даже я, далекий от всех этих храмовых уставов и правил, понял, что за косяк совершил этот парень. Но главная его проблема в том, что он – самый любопытный и пронырливый из тех послушников, что сидят у главных ворот.

– Непонятно только, зачем ты вышел за ворота, брат Хам Он.

Ну, точно. Я угадал.

– Виноват, Старшая сестра Майка! Но они позвали кого-нибудь…

– Чу-у-удно. – Улыбка Майки стала шире, в ней мелькнули острые зубки. – Нашему Храму как раз нужен кто-нибудь, кто тщательно почистит общественные туалеты… Прихожане должны видеть, что на нашей территории – чистота и порядок! Иначе как же мы можем постоянно твердить им о правилах гигиены? Надо показывать на собственном примере!

– Уважаемая Старшая сестра… – Пролепетал Хам Он. – А может… может не надо… а?

– Любопытство должно быть вознаграждено. – Равнодушно пожал плечами Хам Хенг. – Общественные туалеты – отличный способ удовлетворить свое любопытство! Сразу понимаешь, что то, что тебе могут сказать за воротами – не самое интересное.

После слов семихвостого вопрос был закрыт полностью и дальнейшему обсуждению не подлежал – чрезвычайно расстроенный Хам Он молча поклонился, не смея пререкаться.

– Кажется, у тебя проблемы, Лю Фан? – Спросил Хам Хенг.

– Вряд ли.

– Как нас смогли выследить? – Заинтересовалась Хана. – Гостиница была под наблюдением? Это значит, что тебя выследили местные власти? Или… – Она нехорошо посмотрела на Майку.

– Нет-нет-нет… – Та выставила ручки. – То, что происходит на территории Храма – в Храме и остается! Ты же в курсе!

Хам Хенг покосился на любопытно прядающие уши Хам Она и тихо бросил:

– Брысь!

Хам Он исчез. Казалось даже странным, почему воздух заполнил то место, где он только был, без хлопка.

– Просто сигнал пропал. – Ответил я, пытаясь сообразить, кто же конкретно на нас вышел.

– Какой сигнал?

Я потянулся к колчану Ханы и щелкнул пальцем по крохотной розочке заколки, воткнутой в один из швов.

– Вот. После проведения ритуала сигнал от нее пропал.

– Ах ты… – Задохнулась Хана. – Так вот зачем ты меня тогда из комнаты первой выпустил… Стоп! – Она прищурилась. – А ты ее продезинфицировал, а?

– Конечно. – Улыбнулся я. – Иначе ты могла ее унюхать.

Один древний самобытный народ с богатой историей (местами веселой, но большей частью – наоборот) считает, что перманентный поиск ответа на вопросы «Кто накосячил?» и «Что с ним делать?» – это исключительно его, этого народа, национальная особенность. Это немного не так: если близко познакомиться с другими культурами и народами, то окажется, что в тех или иных вариациях поиском ответов на эти фундаментальные вопросы (идущие сразу после «Ответа на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого»), озабочены и все остальные. Вообще, все. Потому что всегда и везде кто-нибудь да накосячит, и умным мудрым разумным существам потом приходится чесать затылки, репы, шлемы, черепа, гривы и гребни и думать, как решить назревшие проблемы.

Я стоял, как дурак, и смотрел на эти самые «проблемы».

А «проблемы» настороженно и хмуро смотрели на дурака. И на выглядывающее из-за его плеча любопытное личико Ханы. Впрочем, на Хану «проблемы» смотрели с явным плотоядным интересом… тщательно до поры до времени замаскированным.

– Прямо так и сказала? – уточнил я, надеясь неизвестно на что. Ну, то есть, как обычно, на чудо.

Разумеется, чуда не произошло:

– Прямо так и сказала. – Утвердительно кивнула самая созревшая из «проблем».

«Проблемы» были одеты в дорожные нарочито недорогие и неброские одежды. Просторные брюки и теплые рубашки из невыбеленного шерстяного сукна, черные мелко простеганные жилетки на заячьем меху, коричневые кожаные полусапожки… Всё это сверху было накрыто «детскими» войлочными шапочками – с аппликацией в виде головы зайца, головы дракона и головы змеи соответственно. У «Зайца» еще и ушки были небольшие.

«Проблемные» жилетки были расшиты темно-синими, темно-красными и темно-зелеными (соответственно) фигурками животных, призванными отпугивать злых духов, которые окажутся настолько опрометчивыми и долбанутыми, что попытаются хотя бы недобро посмотреть в сторону этих «проблем», а не то, чтобы к ним сунуться или близко подойти. И рисунки эти явно были вышиты той же рукой, что вышивала зайчиков и котиков на моих «трусах».

Вот до этого момента – все нормально, в рамках местных традиций. И брюки-рубашки-сапожки, и «детские» шапочки. Здесь многие дети и подростки так одеты.

А вот дальше…

На каждой из шапочек над правым ухом еще было пришито по иероглифу. На первой – «смирение», на второй – «послушание», на третьей – «покорность».