Перед выходом из дома я так и не встретил родителей. Их комната была заперта, а в ванной не горел свет. Скорее всего, они спали. Я не стал стучаться к ним и открыл дверь квартиры, ведущую в коридор с лестницей.

Выйдя на улицу, я моментально погрузился в новую для себя среду. Тёплый туман обнимал меня со всех сторон. Вся открытая кожа покрылась мельчайшими капельками влаги. Воздух был свежий, но настолько плотный, что казалось, если вдруг упадёшь, ты не полетишь навстречу жесткому асфальту, а медленно спустишься и возле самой земли зависнешь в воздухе. Моя толстовка моментально стала тяжелее.

Уже привычная мне, дорога приобрела новый облик. Дальше десяти метров ничего не было видно. Всё вокруг стало каким-то божественным и белым. Только очертания знакомой церкви были видны довольно чётко, но циферблат её часов я разглядеть не смог. Школьный автобус ещё не приехал. Я не стал его дожидаться и сразу направился в класс экономики.

Класс экономики находился на последнем этаже нового корпуса в самом конце коридора. Сегодня я надел кеды, и поэтому шел почти беззвучно. Серый кафель на четвёртом этаже казался значительно новее кафеля на втором. Вдоль стен коридора стояли разные светло и тёмно-зелёные фикусы (все они были разного вида и разного размера).

Я легко открыл дверь нового класса. В классе на первой парте уже сидела Ника. Я почувствовал дежавю. Её черные волосы сегодня были уложены в две аккуратные французские косички, закреплённые резинками, повторяющими цвет волос. На ней была тонкая белая блузка. На чёрной юбочке невозможно было найти ни одной пылинки. Когда я зашёл в класс, она быстро оторвалась от чтения и с улыбкой посмотрела на меня.

– Привет, – я тихо поставил рюкзак на парту слева от неё. Ника улыбнулась ещё шире, встала и, сняв свои правильные очки, быстро подошла ко мне. Она дотронулась правой щечкой до моей, затем левой и снова правой. Я забылся на некоторое время. Раньше, мне приходилось делать бис только со своими родственниками или с очень близкими друзьями и то только на своём дне рождения. Мне вспомнилась щетинистая щека дяди, потная щека моего лучшего друга. Ла бис всегда был для меня чем-то отвратительным, неизбежным и уже изжившим себя методом оказания уважения. Но здесь было совсем другое. Маленькая щечка Ники была гладкая и нежная, а звук который издавали её губы при нашем прикосновении, едва ли походил на чавкающий звук губ моего полного дяди. Теперь её глаза смотрели в мои, а свои ручки она прятали за спиной. В одной она держала книгу, пальцем зажав страницу, на которой остановилась. Мне показалась, что сегодня она стала немного выше, чем была вчера.

– Привет. – Ника быстро присела обратно за свою парту. В книгу она аккуратно вложила закладку, до этого момента лежавшую на парте. Её личико было такое же холодно-белое и спокойное, как и всегда, но её глаза стали другими, не такими, как были вчера.

Не найдя, что ответить я отвернулся к своему рюкзаку. Учебник экономики оказался тяжелее остальных и настолько глянцевым, что, когда я доставал его из рюкзака, он два раза выскользнул из моей левой руки. Тиканье настенных часов за моей спиной невероятно напрягало меня и заставляло отсчитывать сорок секунд. Неожиданно, из моего рюкзака выпала термокружка, но, не открывшись, осталась лежать на полу.

– Я подниму. – Ника подняла и отдала кружку мне в руки.

– Спасибо. – Моё спасибо прозвучало очень тихо, и я повторил его для надёжности, но теперь ещё тише.

– Почему ты сегодня в толстовке и футболке?

– На улице туман, и я подумал, что будет прохладно. А что?

– Ты говорил, что ты любишь строгий кэжуал, – говоря последнее слово, она запнулась. Я сделал вид, что задумался и ничем не ответил. Время будто остановилась, и на часах замерло без семи минут восемь. Я чего-то ждал, и ожидание было мукой. Глаза Ники больше не были странными, а стали абсолютно правильной формы. Она крутила в руке ластик. Ластик был самый обычный с двумя разными концами. Выражение её лица, по которому легко читались все эмоции, на этот раз не говорило ничего определённого.

Дверь в класс отворилась сильным пинком.

– Хей, кто посмел сесть на место самого Строми, Великого наследника трона Австралии? – голос Строми звучал максимально наигранно и тупо. На его голове была корона, неаккуратно вырезанная из тетрадного листа.

– Я сейчас уйду.

– Нет, если хочешь, оставайся.

– Я сейчас уйду. – Ника пересела на место за моей спиной. За Строми стали входить остальные.

– В Австралии же нет Королей, – я пожал руку Строми.

– Австалианцы сказали обратное, – Строми был очень весел, как и все, кто шли за ним. Видимо, в автобусе Строми устроил какой-то перфоманс, и теперь весь наш класс превратился в австралийцев (или вернее в австролианцев), а он стал самовыдвинутым королём. Всё происходящее казалось невероятно детским, но я не стал противиться.

– Тогда прошу вашей благосклонности, мой король, не соизволите ли вы занять свой трон и приступить к правлению.

– Да будет так, – Строми с шумом поставил свой рюкзак на парту, выделив точку в своём предложении. Николь улыбнулась. Ей, наверное, было забавно наблюдать за нами. Все вокруг рассаживались на свои места и готовились к уроку экономики. До урока осталось меньше минуты, и я уже был готов опять впасть в однообразный поток жизни лицея. Но в тот день мне не удалось этого сделать.

Дверь снова открылась, и в класс быстрыми шагами забежала девочка в темно-зелёном худи. Её необыкновенно длинные, кудрявые рыжие волосы хаотично спускались с плеч и кончиками доходили до самых локтей. Вблизи они скорее походили на гору медных пружинок, но под другим углом меняли свой окрас и становились золотистыми. Она оглядела класс полуприкрытыми карими глазами, выискивая свободное место. Справа от меня была пустая парта (это была единственная свободная парта в нашем классе), куда она и поставила свой мешковатый рюкзак, на вид будто сшитый из парусины. Всё это время она не вынимала кистей рук из карманов своего свободного одеяния. В её внешности и движениях всё было каким-то теплым и удивительно манящим. То, как она достала экономику и тетради, как она поправляла длинные волосы, неаккуратно упавшие на стул, как она скрестила ноги, обтянутые охровыми брюками со слегка закатанными штанинами.

В класс втиснулся лысоватый и тучный месье Легро. Это был человек, чрезмерно вовлечённый в свой предмет, он говорил очень много, но часто отходил от темы, путался, забывался и любил рассказывать истории из его жизни (он называл это лирическими отступлениями). Когда он начинал рассказывать очередную историю, его глаза поднимались и с улыбкой смотрели в пустоту, а маленькая серая бородка начинала двигаться и постепенно увеличивала свою амплитуду. Как итог, его уроки отражались в моей тетради несвязным конспектом из отдельно выдернутых фактов и цитат, сказанных французскими экономистами, которые на данный момент уже умерли.

– Добрый, добрый день, друзья! – Месье Легро говорил как бы вразвалочку, неспешно и праздно.

– Все мы с вами – друзья. Дружба – это самое главное, что есть в нашей жизни, а также в мировой экономике. В экономике все друзья. И ваши соседи, и незнакомцы, и иностранцы, и родственники, и знакомые, и друзья – все… – здесь месье Легро запнулся языком о смысл своих слов и остановился. По классу прокатился добрый и тихий смешок.

– Да, как сказал великий экономист Франсуа Кенэ “Те, кто исключает из торговли иностранцев, будут в отместку исключены из торговли других наций”, – все свои цитаты месье Легро знал дословно и повторял их один в один, как и было написано в учебнике. Сейчас, на первом уроке, это не вызвало у меня удивления, но к концу года я понял, что месье Легро наизусть знает учебники всех классов, в которых он вёл уроки. Я дописал до точки и поднял глаза.

– Ай-й, – неожиданно и очень приглушенно донеслось справа. Я обернулся. Рыжая девочка, округлив карие глаза, смотрела на совсем новенькую тетрадь. По тетради растекалась лужа чернил, потёкшего линера. Её руки тоже были измазаны. Она быстро подтянула свою левую ногу и поставила пяткой на стул, вытерла руки о верхнюю часть своего светлого носочка, а потом просто перевернула лист тетради, таким образом заклеивая уже полностью чёрную страницу. Любая другая девочка завела бы себе новую тетрадь, да и была бы в этой ситуации менее решительна. В моих глазах эта деталь характера Рыженькой сильно выделяла её из группы остальных девочек нашего класса.