По сознанию внезапно ударило чужим присутствием. Владыка невольно вздыбил шерсть на загривке и напрягся, мотнув хвостом туда-сюда. Клочья белесого тумана подползали к краю диска, постепенно собираясь в вытянутый силуэт старого матерого даэйра. Не разобрать ни цвета, ни рисунка чешуи, ни числа рогов, ни четких очертаний морды. Одни лишь злобно алеющие глаза.
— Ты дерзишь, пытаясь забраться так глубоко, Кот, — голос существа отразился не звуком — гневной дрожью, грозившей разорвать эфир на волоконца не толще волоса.
— Кому? Тебе? Или Колесу? Так ведь оно в итоге должно остаться довольно.
— Я есмь Колесо! — громыхнул даэйр, раздуваясь. — Моей волей вы живете.
— Да ладно, — Свет неуловимо потек, меняя очертания фигуры кхаэля, и вот уже крылатый силуэт Опоры Равновесия не уступал размерами хозяину диска. — Ты — всего лишь еще один Хранитель в череде прочих, решивший отожраться на дармовой силе тех, кто в тебя слепо верит, а загораживать путь к знаниям — значит, противоречить самой сути служения Колесу! Ты всего лишь паразит недобожественного масштаба. И мне ты указывать не имеешь права.
— Того, что ты ищешь, на Колесе нет! — туман дрожал и плевался сгустками дурной едкой Силы, стремился разбить волю, подавить всякое сопротивление. Но ровная белая ярость служила щитом, мешая ему добиться своего.
— Или ты просто не знаешь?
Тысячи фраз разбивались о непоколебимую гордыню, сотни доводов наталкивались лишь на безмолвное заявление: «Я Закон». Увы, тот, кто на новом витке посмертного бытия должен был стать наставником новых поколений ищущих свой Путь магов, превратился в бога, ослепленного собственной властью. Или же — чьей-то еще волей?
Там, где царит Знание — не может быть слепых богов. И Кот ударил, даже не надеясь выиграть поединок, просто выплескивая ярость, злость и разочарование. Он не слепой котенок, чтобы тыкать его носом в молочную лужу!
Удар цели достиг, но всего лишь испепелил кусок туманного облака. По менталу прокатилась волна злобного рева.
— Я тебя достану, тварь шерстяная! Будешь мечтать сдохнуть, помяни мое слово!
— Посмотрим, — холодно отозвался Кхайнериар, собираясь уходить.
Теперь можно и дать себе почувствовать внешние ощущения.
Медитация прервалась от толчка в плечо. Тишина Колеса разбилась с болезненным звоном, Кхайнериар слепо заморгал, пытаясь заново привыкнуть к яркому свету живого плотного солнца. Рядом жарко дышала рыжая кошка и жалобно смотрела желто-зелеными глазищами. А ведь размерами уже почти взрослая, глядишь, и его завалить сумеет, если надумает… Дрожащий хвост, поникшие уши и безмолвный вопрос: «Почему так?»
— Иди сюда, девка глупая, — он притянул пушистую морду к груди, прижал и, зарывшись пальцами в густой мех на загривке, стал теребить и почесывать. Горячий камень Колонн дышал покоем, сами они хрустально звенели, словно спрашивали, что случилось. Но Кота не отпускала тревога.
Обезумевший Вещий дух стерпел обиду, не ударил в ответ. Но обманываться не приходилось — он ее запомнил. Кот гладил дочь, страдавшую из-за ухода любимого друга, а сам вглядывался в череду видений, мелькавших перед внутренним взором.
Даэйр станет мстить. Изощренно, исподтишка, путая вероятности, развязывая войны, навлекая беды на семью обидчика. Неспокойно заныло сердце — главные удары он будет наносить по наследникам.
Лица, лица, лица…
Существующие миры. Их внезапные отражения. Годы еще более тяжелой работы впереди.
Сын, поднимающий орды мертвых с безумным хохотом.
Его светлое огненное отражение, мечущийся в поисках заветного образа-мечты.
Дочь, порой не знающая, в какой реальности живет, барахтаясь в буре первой влюбленности, путающей все его планы.
Задерганный император-марионетка. Еще одна туманная тень-отражение, ждущая своего часа химера…
Разговор вспомнился четко. Короткий.
Незнакомый ментальный зов прилетел от Колонн поздно вечером, когда семья спала. Уважительно-осторожный незнакомец, как две капли воды похожий на Волка, стоял у края поляны, и серо-стальные глаза смотрели цепко и жестко, но без настороженности, недоверия или злости. Этот динтарец ломки не узнал. Этот был холеной, обласканной, любимой химерой.
— Кто ты? Зачем пришел? И Как?
— Зови меня Даэнэрэ. В том времени, откуда я родом, все завершилось… удачно. Меня провели сюда те, кого ты пока не знаешь. Я пришел просить о нескольких небольших вмешательствах.
— Зачем?
— Иначе я просто не выживу, — химера обаятельно улыбнулся во все восемь клыков. — Меня не вспомнят, не захотят получить, не начнут искать, не вытащат от некроманта, и я сдохну в непроявленном отражении. Жить хочется.
— Резонно. Какого рода вмешательства?
— Несколько визитов к твоей дочери, когда вы с Волком будете где-нибудь подальше на практике. Чуть-чуть подправить внешность не проблема.
— Мм… А что в итоге?
— Вы мне ее вообще сами отдадите потом, так что я в полном праве заронить в ней узнавание. Легче будет работать.
— То есть? — Кот нахмурился.
— Просто поверь мне, что у тебя все получится. Но любые инструменты изнашиваются и порой ломаются в работе. Я это исправлю.
Сентиментальностью от него и не пахло. Только расчет и точное знание, чего он хочет и как. И зачем.
— Ладно… Аккуратнее только, не попадись.
Может, и правда есть надежда?
— Я бы очень попросил все же поберечь Ваэрдена… Пожалуйста.
И странный гость растворился в темноте. Визит этот мало что объяснил, но добавил тревог и смутный призрак надежды. Пусть наследники знают как можно меньше, пока не будет, наконец, найден Энар… Что это, Кхайнериар и сам не знал. С годами это слово-имя все чаще звучало в голове, в снах, толкало строить планы. Он лишь надеялся, что успеет узнать значение таинственного слова до того, как придется расплачиваться за дерзость.
И успеет найти третий мир.
Тот памятно неприятный разговор с Матриархом Харш-а-Хин произошел в ее лаборатории на Акрее. Дружба между врачом и бывшим пациентом — штука странная, обе стороны предпочитают встречаться как можно реже, даже если искренне привязаны друг к другу. С медицинским цинизмом остается только мириться, как и с тем, что тебя порой приравнивают к говорящему предмету осмотра.
Кот появляться у старой приятельницы не любил по одной простой причине — когда-то она чуть не убила его на операционном столе и вообще, слишком много раз зашивала. Но жизнь сына важнее собственных фобий, и он явился сразу, без отдыха, буквально шагнув из портала в портал с телом на руках.
Теперь вот сидел в сторонке в белом стерильном зале, формой напоминавшем лежащее на боку яйцо, и напряженно наблюдал за работой медперсонала в серебристых рабочих накидках.
Здесь все и вся было стерильно, он сам в том числе. Мягкий белый свет струился со стен и потолка, почти полностью уничтожив тени. По левую руку вдоль округлой стены стоял ряд пульсирующих светом капсул, в которых зрели зародыши очередных творений хирурга-химерлога. Пока и не разберешь, то ли это боевые твари, то ли образцы фауны, которые неизвестно в какой мир отправятся, то ли будущие разумные с генетическими модификациями. Рядом с каждой капсулой попискивал массив приборов жизнеобеспечения с тонкими темными зеркалами проекторов, над которыми горели трехмерные развертки с малопонятными несведущему графиками, схемами и таблицами. С другой стороны зала за полупрозрачными мембранами скрывались маленькие ячейки-палаты.
Паники и суеты не было — это серьезно успокаивало Владыке нервы. Большинство лаборантов занимались своими делами, только сама Харш и пара ее помощников хищно кружили вокруг махины операционного блока, закрытого сейчас оранжевым куполом диагностической сферы. Считывая показания, Матриах все больше мрачнела и начинала раздраженно хлестать хвостом.
Алден — красивы. Это совершенно особая красота гармоничного гибрида человека и кпылатой рептилии. Сухие костистые тела с сильными лапами, четко очерченные лица, на которых мало отражаются чувства, крылья, уже много поколений не способные к полету. Женщин от мужчин можно отличить только по числу отростков в костяной короне — у дам по две лопасти, у мужчин по три.
