Идея с моей кровью, признаюсь, была откровенно шальной. Я знал, что она, мягко говоря, взбадривает живых. Темному дару наверняка с избытком должно хватить нескольких глотков. Все бы ничего, но — я не знал, какими будут последствия. Медлить было никак нельзя, и я предпочел промолчать, сунув кровоточащую руку ифенху под нос.

Клацнули зубы. На запястье как будто захлопнулся капкан, и из меня потянули кровь и силу таким мощным потоком, что голова закружилась уже спустя минуту. Воладар судорожно дергался и хрипел, пришлось придавить его, несмотря на причиненную этим боль. Я оказался почти на грани обморока, когда он, наконец, разжал челюсти и обмяк. Дыхание выровнялось, сердце забилось сильнее. За жизнь можно было не опасаться.

Волк, все это время следивший за мной из дальнего угла комнаты, облегченно выдохнул и высказался таким цветистым матом, что впору было за ним записывать новые выражения — в коллекцию Димхольда. Мелкаэн кинулся ко мне с чуть менее изощренной руганью: погрызенная Воладаром рука оказалась разворочена до кости.

— Ну и как он оказался под проливным дождем? — поинтересовался я, перебравшись в кресло. — Неужели сошел с ума и решил покончить с собой?

— Нет, — мрачно буркнул Ваэрден. — Посольская провокация.

— И Воладар купился? — я недоверчиво фыркнул, поморщившись, когда Таймар слишком сильно затянул повязку.

— Орденцы же. Разэнтьер когда-то был одним из них, и нарушил присягу ради меня. Ему припомнили.

Вместо долгих словесных объяснений Эль-Тару предпочел поделиться памятью. Череда картинок перед глазами оказалась болезненно-яркой.

Тот посольский прием должен был стать всего лишь одним из многих и даже не слишком важных. (Если прибывали послы из других миров, то сил и внимания им уделялось куда больше, а тут — даже не из-за моря. Рутина). Однако, принимали высокопоставленных рыцарей Ордена в большом тронном зале, в присутствии всего Кланмастерского состава.

Они вошли, бряцая старинным боевым железом, показательно украшенным защитными рунами против ифенховской магии. Все не юнцы, всем уже хорошо перевалило за сотню [1] . Началась официально-приветственно-подарочная часть, сыпались титулы и фальшивые взаимные пожелания процветания и благополучия. Зашла речь о заключении перемирия, о подписании договоров… Орденцы были в меру спесивы, ифенху в меру высокомерны. Воладар, прямой и горделивый, стоял по правую руку от Эль-Тару, возле самого трона. Все шло своим чередом и благополучно приблизилось было к концу, но, уже выходя из зала, один из рыцарей, словно бы невзначай обернулся через плечо и насмешливо бросил:

— Ваша верность всегда была примером и заслуживала гордости… — улыбка балансировала на грани вежливости и издевки. — Жаль что она оказалась столь недолговечна.

На лице Разэнтьера не дрогнул ни один мускул, но взгляд на короткое мгновение остекленел — удар достиг цели.

Тем же вечером дворцовая стража подняла тревогу, мгновенно пронесся слушок об убийстве и «взбесившейся цепной шавке». Излишне острого на язык посла обнаружили в одном из дворцовых коридоров с пробитой головой. Воладар стоял над человеком, с его когтей капала кровь.

Он даже не отрицал того, что совершил, и сам отправился под арест до вынесения приговора. А перемирие оказалось под угрозой.

Ваэрдена разрывало напополам между долгом правителя и долгом друга. Он не мог, не имел права поступиться важным для страны перемирием с внешним врагом ради одного приближенного! И в то же время не мог отбросить крепчайшую привязанность к единственному другу, прошедшему с ним весь путь от безвестного бродяги до Темного Владыки.

— Ты хоть понимаешь, что натворил? — с горечью спрашивал Волк. — Ты же давно не мальчик, не деревенский дурачок. Где твоя выдержка?

Разэнтьер, съежившись, сидел на полу одной из каморок, куда обычно отправляют на гауптвахту нарушителей, и молча смотрел в пол. Стыд мешал ему поднять глаза на Мастера.

— Ты хоть понимаешь, что мне придется своей рукой подписать тебе смертный приговор?! — Эль-Тару в отчаянии сорвался на крик. — Они требуют позорного столба под дождем!

— Нужно — так подписывай. Это твой долг.

Удар тыльной стороной ладони отбросил Разэнтьера к стене. Владыка не сказал больше ни слова — вышел, тихо велев стражникам «забыть» запереть дверь в надежде, что друг воспользуется случаем и сбежит.

Как бы не так.

Ко всеобщему изумлению Кланмастер Служащих Трону сам вышел под дождь, раздевшись до пояса. Перед этим он отказался от положенной крови, и сил у тела было не так уж много. Прошло около получаса прежде, чем его заметили на главной площади и доложили об этом государю. Самые сердобольные горожане пытались увести его оттуда или на худой конец, поделиться кровью, чем-нибудь накрыть. Он отмахивался и повторял только одно: «Я поступил недостойно».

Свидетели потом рассказывали, что такой жути не видели много лет. Сначала от дворца донесся душераздирающий звериный вой, а потом, лязгая перьями и разбрасывая клочья фиолетовой тьмы, на площадь примчался ни дать ни взять, демон! Жуткая, наполовину волчья морда, багровые щелки глаз, перья с лязгом срываются с крыльев и впиваются в брусчатку, как ножи в масло. Чудовище с рыком приземлилось подле сползшего в лужу упрямого ифенху и разогнало сочувствующих и любопытных. В нем признали Эль-Тару и попадаться на дороге не посмели, а многие вздохнули с облегчением: Кланмастера Воладара в городе знали и уважали за честность и прямоту, за умение примирить меж собой людей и нелюдей. А вот послам Ордена явно не стоило появляться на улицах Тореадрима поодиночке.

Над обморочным Разэнтьером коротко вспыхнул магический щит, капли стали скатываться по невидимой преграде. Сам Владыка не обращал на воду внимания, подхватил на руки безвольное израненное тело и был таков.

— Сборище идиотов… — рыкнул я, тряхнув головой и отгоняя от себя чужую память. Рука после ифенховских клыков зверски болела и плохо слушалась, в глазах двоилось. — Всем не по одной тысяче лет, а как подростки, честное слово. Мало того, что один идиот думал явно задницей, а не головой, когда сбежал под дождь, так еще второй идиот думал тем же местом, когда не предупредил простофиль, которые у него в тюрьме стражниками работают!

— С них уже спрошего, — глухо буркнул Его Величество.

— После такой большой кровопотери вам не мешало бы поесть, князь, — произнес Мелкаэн невозмутимым лекарским тоном. Я отмахнулся — поесть всегда успею. Хотя, надо полагать, от усталости видок у меня был ничуть не лучше, чем у тех мертвецов, которых приходилось развеивать дюжинами. Куда важнее сейчас вытолкать обоих Темных отсюда и поговорить с Воладаром с глазу на глаз — от моей крови он скоро начнет приходить в себя. Жалеть его и нянчиться я не собирался, он, как-никак, не детеныш, и не девица. И даже не юнец, которому дурь можно было бы на возраст списать.

— Выйдите вон, оба, — приказал я, чувствуя, как за моей спиной начинает маячить зыбкая тень Жнеца. — Я сам прослежу за ним и побеседую… в воспитательных целях.

Они подчинились молча. Волк настолько был оглушен происходящим, что даже не возмутился на мою откровенно непочтительную отповедь. Мелкаэн, кажется, был втройне согласен с каждым моим словом, но высказаться самому не позволяла субординация.

Я остался один на один с Разэнтьером в ожидании, пока он придет в себя настолько, чтобы не просто слышать меня, но и понимать. Надвигался вечер, тяжелые сумерки пасмурного дня постепенно перетекли в почти полный мрак. Я не спешил убирать с кристаллов щитки, чтобы свет не бил в глаза — они и так все прекрасно видели даже в почти полной темноте, а Воладару освещение будет только мешать.

Наконец, вспыхнули два зеленоватых огонька. Ифенху скрипнул зубами и сдержал стон.

— Что, несладко? — спросил я, не удержавшись от легкой ехидцы в голосе. — Зато в следующий раз думать будешь прежде, чем совершить глупость.