Надеваю ярко-желтые лодочки под темно-синий костюм. Поправляю манжет, застегивая пиджак на все его золотые пуговицы, непрерывно смотря на себя в зеркало.

— Тебе нужно к Алану. — Захар сидит в кресле, допивая кофе. Он приходит каждое утро, чтобы доложить как продвигаются поиски. Пока он еще не принёс мне ни одной хорошой новости. — Такие приступы лунатизма не доведут до добра.

— У меня еще будет время полежать в психушке.

Под ногами хрустит первый снег. Желтые, летние туфли выглядят на снегу противоестественно.

За этот месяц бесконечные переезды от квартиры на квартиру, из дома в дом, в гостиницу утомили меня, истощили все внутренние ресурсы. Я следовала по еле уловимому следу, как раненый обессиленный зверь.

И зависла, рассматривая этот контраст, поглаживая девственно чистый снег острым носом. Время летит слишком быстро. Уже холодно… Мёрзнет ли сейчас Лука?

— Вы как подснежник в снежном царстве. — за спиной раздаётся неприятный, скрипучий голос. Я даже не оборачиваюсь. Мужчины со спермотоксикозом меня совсем не интересуют. Если решится распустить руки, охрана его быстро угомонит. — Ну что же Вы, Алиса, стоите так, замёрзнете, заболеете.

А вот это уже интересно.

Лениво, не выдавая образовавшегося хаоса, оборачиваюсь, чтобы взглянуть на говорившегося. Утыкаюсь в грузного мужика, болеющего ожирением. Лысый в синем костюме и красном галстуке. Просто источник отвращения.

Я откровенно его разглядываю, не отвечаю. Просто изучаю складки жира на его шее, поросячий нос.

— Ну как? Нравлюсь?

— А должны?

— Ну мне бы хотелось подружиться.

— Для начала, представьтесь. — я не прошу, я приказываю.

Его щелочки сжимаются еще сильнее, краснеет до неприличия. Кажется, вот-вот лопнет.

Охрана выходит из машины и бесшумно крадётся к нам, они готовы. Захар стоит в трёх метрах от меня, его рука уже под пиджаком, сжимает спрятанный в кобуре пистолет. Его лицо напряжено и сосредоточено.

— Меня зовут, Ренат Куликов. Я раньше тесно сотрудничал с твоим мужем. Теперь хотелось бы посотрудничать с тобой.

— Быстро мы перешли на ты.

— А чего медлить? — он подходит ко мне ближе, и я начинаю чувствовать запах пота в морозном воздухе. Противный свин.

Я отрицательно качаю головой, делаю сигнал, чтобы никто не двигался. Раньше для меня было недосягаемо, как Лука одними глазами раздаёт поручения, теперь я могла тоже пользоваться этой властью. Люди Дьявола были профессиональными солдатами, они понимают все без слов.

— И как же мы будем сотрудничать?

— Очень тесно.

А вот и первый шакал. Ренат Куликов — бывший зэк, убийца, владеет всей Ростовской областью, в буквальном и переносном смысле. Практически вся недвижимость и все отморозки в его распоряжении. А еще он нелегально торгует органами заключённых, отсюда у него немерено денег и власти. Полный отморозок.

— Ренат. — говорю томно, делаю вид, что меня интересует его предложение. — Боюсь, что меня не интересует тесная близость с мужчинами. Я замужем.

— А я бы подумал на твоём месте, такие мужчины на дороге не валяются. Тем более в твоей ситуации. — Свинья уже слишком близко, даже противно стоять так близко. Кислый запах от него въедается даже в одежду.

Отвращение и дикая утробная ненависть подвигли меня на безумие.

Я резко, делая шаг вперёд, хватаю его за яйца, сжимая со всей силы. Ренат кривится, сгибается, верещит. Но я сжимаю только сильнее, вкладывая все больше силы. Мужчине трудно устоять на ногах.

Его охрана бросается ему на выручку, но ее перехватают мои люди, преграждают им путь.

Свин стоит у моих ног, хрюкая. От мысли, что этот человек виновник стольких смертей, у меня чешутся руки, хочу задушить его. Наверное, Лука так бы и сделал. я сейчас не могу себе этого позволить.

— Боюсь, Ренат, что тебя как-то не так осведомили. Я замужем, а мой муж не терпит, когда я даже просто говорю с другими мужчинами. Поэтому, наверное, даже не стоит подходить ко мне или заговаривать со мной…

— Сука…

Отпускаю его, наношу легкий, толкающий удар ногой, шпилькой прямо по самому цену. Бывший зэк позорно расседает на пятой точке. Сейчас трудно поверить, что этот мужчина авторитет, но со слов Захара, раньше, когда он был молодой, был другим, здоровым и отмороженным, способным на что угодно.

Смотрю на него с отвращением, нужно руки помыть.

Разворачиваюсь и иду в ресторан, Захар закончит с ним.

Болевой порог — уровень раздражения, причиняемого нервной системе, при которой человек чувствует боль. Может ли меняться болевой порог, влияет ли на него как-то генетика?

Совсем не помню, как остро реагировал на все в детстве, сейчас притупились любые чувства. Ничего не испытываю. У меня разбит нос и губы, глаз заплыл, а на теле, каким-то чудом, до сих пор не сломаны ребра, а я не чувствую боли.

Они почти не кормят меня, чтобы я не мог набраться сил. Только крохи, чтобы не умер.

— Ты меня слышишь, ублюдок! Я с кем разговариваю?

Человек, допрашивающий меня срывает голос, снова впадает в истерику, но я молчу, медитирую, храню остатки сил. Мысленно молюсь за мою девочку с цыплёнком, может быть у неё уже появился живот? На таком сроке как оно?

Он крепит к моему телу щипцы с проводами. Сегодня снова ток.

Спокойно наблюдаю за его продуманными движениями, заранее предугадывая его поступки. Парень — мясник не шибко умный. У такого за плечами классов девять, а потом наркотики и гаражи, агрессия и желание убивать.

Встречаюсь с его взглядом, усмехаюсь, обнажая, пока еще целые зубы. Его передергивает, не выдерживает моего пристального, немигающе взгляда. Сучонок. Даже не ровня мне. Если бы у меня не были прикованы руки цепями к полу, несмотря на три сломанных пальца из десяти, я бы проломил его голову одним ударом.

Перед глазами стоит картинка, как я выбиваю серые извилины из его головы на волю, все равно ими не пользуется. Это доставляет мне невероятно удовольствие. Скалюсь только шире в предвкушении.

Смотрю за каждым его шагом, запоминаю привычки этих уебков, их перемещения, время. В один из дней они совершат ошибку, и я обязательно ей воспользуюсь. Исполнители слишком глупы, а их босс слишком самонадеян. Таких я нужно убивать сразу, мы доставляем слишком много проблем — не раскалываемся, не поддаёмся на провокацию, и опасны пока не испустим последний вздох.

У них больше ничего не осталось. Моя девочка в Бостоне, она защищена. Им не на что больше давить.

Разряд тока сокращает все мышцы, сотрясает, делает больно. Но я не боюсь физической боли. Смеюсь в слух.

— Ты еще не понял самого главного, мистер Бессмертный? Твоя баба в наших руках все равно. Мы в любую минуту можем поймать и нагнуть ее и тогда тебе нечего уже будет менять. Будем ебать ее прямо на твоих глазах. Посмотрим как ты будешь тогда смеяться.

В глубинах моей души мелькает страх, что вдруг, если у Алана не получилось увезти ее, спрятать. Нет. Майлз дал мне слово. Он не отступится. И скорее отдаст жизнь, чем Алису в их руки.

— Где документы, Лука? Где Карты?

Снова разряд тока. Я почти отключаюсь, все силы направлены заставить организм не исполнить стандартные функции и не опозориться.

Алиса.

Последнее время есть практически не хотелось, что было со мной впервые. Раньше стоило мне впасть в стресс, как жор накрывал меня с головой, жевала все, что можно было разжевать. А теперь вот наоборот, тошнит на еду. Заставляю себя есть, потому что теряю килограммы на глазах, уже начинают кости торчать в разные стороны. Алан ругает меня за это.

Поэтому сейчас отправляя в рот по кусочку сочного мяса, которое было и ароматное и вкусное, и не чувствуя никакого удовольствия, испытывала некое раздражение. Жизнь начинает терять последние краски.

— Алиса? — голос Майлза возвращает меня в реальность. Его усталое, серое лицо не просто отражает недовольство, оно искажено. Он смотрит на меня как на непослушного ребенка, который сидит в печенках, но деть его некуда.