— Какое условие? Смотри мне в глаза! — гневный рык, и я, испуганно вздрогнув, не смея противиться, открыла глаза, чтобы замереть, как удав перед кроликом, под этим тяжелым, требовательным взглядом. И поняла, что он не должен знать всего.

— Мама. Она жива в моем мире... — я, дрожа, сглотнула внезапно пересохшим горлом, сипя, словно бы мне не хватало воздуха. — Она пообещала мне, что перенесет ее сюда. Сделает моложе. Что вы... что мы...

Отец отступил, резко, словно бы я ударила его в грудь и вышибла ему весь воздух, а я, вцепившись в стоящий рядом стул, чувствовала, как его гнев и ярость сменили всепоглощающая боль и тоска. А потом, словно одинокий огонек свечи в темной комнате, загорелась надежда. И все исчезло. Я осталась один на один только со своими чувствами, и это было похоже на глоток свежего воздуха.

Всхлипнув, я порывисто вздохнула, понимая, что буря миновала.

— Хорошо. Мы попробуем сделать так, как ты решила. — Я смотрела на короля и словно бы не до конца понимала, что он говорит. Рудольф, опираясь локтями на стол, ерошил волосы на голове, сняв корону и положив ее рядом с собой. На меня он не смотрел. — Я напишу письмо герцогине. С мастером меча решай сама — я не могу ему приказать, это будет только его выбор. Оставь меня.

— Отец... — я сделала полшага вперед, протягивая руку, но он качнул головой, все так же не глядя на меня.

— Уйди, Элеонора. Я хочу побыть один.

Такое родное и такое чужое сейчас имя больно резануло по ушам, и я, проглотив подступивший к горлу комок, присела в низком реверансе и быстрым шагом вышла из залы, задержавшись перед тем, как открыть двери, лишь только для того, чтобы набрать воздуха в грудь и попытаться взять себя в руки.

Мне это далось с трудом. Уже из-за захлопывающихся за спиной дверей я услышала звон посуды, скинутой на пол, и грохот откинутого пинком стула.

Все же, у положения принцессы есть свои плюсы. Я, быстрым шагом двигаясь по коридору, сжав кулаки и гордо задрав голову, видела окружающий мир весьма смутно из-за подступающих слез, но переживать о том, что я в кого-то врежусь, не приходилось — люди отскакивали с дороги прытко, словно тренировались делать это много лет. Впрочем, кто знает, как часто кто-то из представителей королевской семьи носился по коридорам замка, в гневе, ярости или под властью других, не менее сильных чувств?

Ноги несли меня незнамо куда, замок я так и не осмотрела полностью, но хотелось оказаться подальше от людей. «Размечталась, уши развесила, отцом назвала, дура, дура! Умер твой отец, хватит тешить себя сопливыми мечтами о том, что любимый папочка придет и решит все твои проблемы! До тридцати двух лет дожила, а ума не нажила!»

На глаза удачно попалась какая-то дверь, и я, даже не задаваясь вопросом, что это за помещение, дернула за ручку на себя, практически влетая в небольшую, малоосвещенную комнатку, захлопнула за собой дверь, закрывая ее на засов и утыкаясь лбом в теплое дерево, и позволила себе, наконец, расплакаться.

Мне было очень больно и очень обидно. Как он не понимает! Нет никакой разницы, кто в теле его дочери — если Ариман окажется достаточно беспринципным, то после свадьбы смерть быстро соберет свой урожай в виде меня, Рудольфа и всех, кто даже случайно выразил свою преданность и уже попал под пристальный взгляд его шпионов. Я была практически уверена, что Виала во дворце даже не столько затем, чтобы следить за моим «поведением и порядочностью» и чему-то там обучать, хотя ей, очевидно, мысль поунижать принцессу приходилась по вкусу, а именно для того, чтобы запоминать, кто ходит в доверенных лицах у короля. Всхлипнув, я решила, наконец, отлепиться лбом от двери и посмотреть, куда меня занесло, и, обернувшись, столкнулась с чужим взглядом.

Ошарашенный моим появлением мужчина, тут же неловко отводя глаза, вытянулся по струнке, как делали стражники в замке, и, склонив голову и лицезрея подол моего платья, спросил у меня, чем он может служить.

«Блять».

— Отвернись! — потребовала я, и мужчина моментально повернулся ко мне спиной, прямой, словно палку проглотил.

Я, быстренько вытащив из-под рукава нижнего платья платок (да будет благословенна Мира, самая лучшая из всех служанок, какие только могут быть!), принялась вытирать лицо, обрадовавшись в первый раз в жизни, что не накрашена.

Ситуация была отвратительная: ворвалась к кому-то в комнату, прервала чужой отдых, измазала соплями дверь, и все это еще надо умножить на то, что ворвалась я в комнату к мужчине, и что он еще и мой подданный. Отлично, просто изумительно, десять принцесс из десяти! Надо как-то срочно выходить из положения, и из комнаты... но как?

Нервно поправив корону-обруч на голове, я, потеребив еще мгновение платок пальцами, вздохнула.

— Можешь повернуться.

Мужчина помедлил, потом, с некоторой опаской, повернулся ко мне, бросив короткий взгляд мне в лицо, и с еще более обреченным видом уставился на подол моего платья.

«Ага, очевидно, надеялся, что тебе показалось. Нет, милый, тебе не показалось, к моему глубочайшему сожалению».

— Ты кто? — если что, тут темно, спишу на то, что не узнала, а если это вообще кто-то мелкий, так принцессе и в лицо таких знать не обязательно, обычно. По крайней мере, все, что я пока успела понять о настоящей Эвелин, это то, что она не особенно интересовалась простыми людьми и чем-то, кроме собственного блага. Винить ее в этом я не могла, а сейчас это вообще играло мне на руку.

— Альвин, Ваше Высочество.

Я, все еще чувствуя в носу предательскую влажность, старательно удерживала себя от постыдного шмыганья и, выгнув бровь, поинтересовалась:

— Просто «Альвин»?

Мужчина, кажется, смутился еще сильнее. Полумрак мешал мне разглядеть его лицо как следует, но, кажется, стоявший напротив меня был едва ли не мой ровесник. В смысле, мне — настоящей, а не принцессе. Хорошо сложен, даже побрит (это он сам додумался или подражает кому-то? Большая часть виденных мною мужчин, из числа стражи, имела бороду разной степени длины, и далеко не всем она шла), одет вроде бы тоже опрятно. Мысленно я нервно хихикнула, размышляя, что вот тут-то я, по «канону жанра», должна падать в крепкие объятья и порочить честь принцессы... А я вот даже не знаю, есть ли что порочить, кстати.

— Да, Ваше Высочество. Я из простых людей, мне родовое имя не положено. — Я кивнула, принимая эту информацию.

— Ну, а делаешь-то ты что тут, Альвин?

Мой вопрос загнал мужчину в тупик, он чуть недоуменно огляделся, словно бы вспоминая, где находится, а я фыркнула, чуть насмешливо.

— Да не прямо здесь, а вообще, в замке. — Облегчение во взгляде мужчины заставило меня чуть улыбнуться. Как мало надо человеку для счастья — всего лишь понять, что именно у него спрашивает дурная баба, по случайности вломившаяся в твою комнату и оказавшаяся принцессой.

— Я служу помощником капитана стражи, барона Эддрика, — кажется, я услышала небольшую нотку гордости в голосе. Впрочем, возможно и правда было чем гордиться. Молодой, не родовитый, а уже — помощник капитана стражи в замке.

Кивнув, я огляделась. Надо было как-то выбираться отсюда, но как сделать это незаметно? Взгляд пробежался по стенам, но зацепиться было не за что. Маленькие слюдяные окна на втором уровне замка — скорее способ уйти из этой жизни вообще, нежели конкретно из этой комнаты. Альвин мужественно стоял на своем месте, кажется, даже не шевелясь, чем меня одновременно и радовал и раздражал.

— Альвин, зажги свет, пожалуйста. — Да, я буду вежливой принцессой. Что бы там не воротила настоящая Эвелин — мне ее поведение повторять от жеста до жеста не требуется. В любимицу народа я позавчера уже поиграла, вроде бы, вышло не плохо, продолжим идти этим путем.