Она уставилась в окно, смотря куда-то мимо меня. Лэйси запуталась. Так чертовски сильно.

– Не знаю.

Оторвав липкий стикер, я записал свой номер и подписал отрывком из священного писания: «Он дает утомленному силу и изнемогшему дарует крепость» (Исаия 40:29).

– Подумай о том, что делает тебя счастливой. И напиши про эти вещи мне. Не важно, какими маленькими и незначительными они будут казаться. Я составлю для тебя список к следующей нашей встрече. Ты станешь сильнее и переживешь эти трудные времена, я обещаю. Список поможет тебе найти направление. А пока ты пойдешь со мной и помолишься, ладно?

Лэйси кивнула и поднялась. Последовав ее примеру, я встал и обошел стол. Голубые глаза скользнули по моей рубашке, прежде чем Лэйси отвела взгляд. Я прошел мимо пустого стола Люсинды и направился дальше в фойе. Внутри церкви по-прежнему стоял сильный лимонный запах от сосны, которую полировал Бобби. Шагая по проходу, я вел нас прямо к кафедре. Жестом я попросил ее опуститься на ступени и сам преклонил колени.

– Заглуши все мысли в голове и склони голову, признавая свою утрату, потом мы помолимся, – мой голос был мягким и успокаивающим.

Когда она склонила голову, светлые волосы закрыли ее лицо, и я смог, не таясь, рассмотреть Лэйси. В ее шелковистых локонах мерцали золотистые пряди. Желание запустить пальцы в эту чудесную гриву вспыхнуло с невероятной силой, но я стиснул зубы и подавил его.

– Давай возьмемся за руки и помолимся, – пробормотал я низким и хриплым голосом.

Лэйси протянула мне свои миниатюрные руки. Они просто утонули в моих ладонях. Нежно обхватив ее пальцы, я стал молиться. Молиться о силе, мире и любви для этой бедной девушки, мысленно прося кое-что и для себя.

Самоконтроля.

Терпения.

Силы.

Мой разум захватывали мысли, совершенно неуместные в церкви. Мне придется разобраться со своими мужскими желаниями, поскольку Лэйси нуждалась в реальной помощи. И однажды ее уже обманывали. Тот, кто тоже должен был лишь помогать.

Но я сильнее него.

И не позволю соблазнить себя этой вызывающей лисице.

Я помогу ей, и будь, что будет. 

Лэйси

– Аминь, – повторила я, прикрыв веки.

Зеленовато-голубые глаза проповедника сузились. Наши руки по-прежнему были соединены, никто из нас не решался отстраниться. Я была ошеломлена, что церковный проповедник, с которым меня познакомила мама, был таким сексуальным. Странно, что она допустила наше знакомство после того, как я влюбилась в Шона Поулка. Нужно быть слепой, чтобы не оценить привлекательность Истона Макэвоя.

Сильная точеная челюсть с заметной темной щетиной, в которой виднелись проблески каштановой. Полные губы, умолявшие о поцелуе. Сильные линии носа с маленькой россыпью веснушек, словно его ими посыпали, как начинку на вкусное мороженное. Но самое ошеломительное – его волосы. По бокам они были короче, чем сверху. А темно-коричневые цвет приобретал оттенок каштановых, когда на них падали лучи солнца, как было сейчас.

Напоследок сжав мои ладони, он отпустил их и поднялся. Я встала рядом с гигантским проповедником. До меня доходили о нем лишь слухи. Что он почти целое десятилетие отсидел в колонии. Я не знала, за что. Его глаза казались добрыми, но у проповедника было тело, достойное дикого животного. У меня сдавило горло, пока я шла за ним обратно по проходу. Темные джинсы обтягивали его подтянутую задницу, а плечи вблизи оказались еще шире. Он был скорее мускулист, чем худощав, но совсем не походил на тупого качка. Скорее выглядел так, что запросто мог перекинуть через плечо и отшлепать по заднице, если бы кто-то плохо себя вел.

Когда мы оказались в фойе, проповедник посмотрел на меня. Я была не против поймать его взгляд, скользивший по моему телу. Черт, большинство мужчин не могли не пялиться. И я бы солгала, сказав, что мне это не нравилось. Я была рада вниманию Шона. Он был старше и говорил пошлые фразы. Шон очень мне нравился. Тогда я была уверена, что люблю. Со своим юношеским максимализмом я нафантазировала, что он бросит свою невесту и женится на мне. Что мы будем вместе растить нашего ребенка. Но все вышло из-под контроля, и я осталась одна. А когда потеряла Майки, даже еще более одинокой.

– Эй, – пробормотал Истон с низким рычанием в голосе. – Ты в порядке?

Сморгнув слезы, я кивнула.

– Со мной все будет хорошо.

Он смотрел на меня еще какое-то время, словно не поверил, но затем развернулся и зашагал обратно к своему кабинету, где я оставила сумочку, потому пошла следом. Взяв с его стола записку с номером, я сложила ее и положила в карман сумки. Проповедник уже собирал свои вещи, когда у меня завибрировал телефон.

Мама: Привет, сладкая. Заявилась твоя тетя Кимми с мальчиками. Они бегают тут с водяными шарами и творят хаос. Можешь попросить проповедника Макэвоя отвезти тебя домой?

Внутри поднялось раздражение. Тетя Кимми и ее мальчики были несносны. И появлялись всегда, когда тете нужны были деньги. После того, как шестилетние близнецы съедали в доме все и уничтожали абсолютно любую вещь, к которой прикасались, тетя становилась богаче на тысячу долларов. Мама просто не могла отказать сестре. И в девяти случаях из десяти она бросала меня, чтобы разобраться с ними. Вот как сейчас.

– Эм, – начала я, посмотрев на Истона, но когда заметила, как он брал шлем, замолчала. – Неважно.

Он нахмурился, изучая меня.

– Ложь в доме божьем считается грехом.

Моя шея и щеки приобрели ярко-красный оттенок.

– Ч-что?

Он одарил меня такой улыбкой, от которой у девушек обычно слетали трусики.

– Я шучу, Лэйси. Что случилось?

– Ничего. На следующей неделе в это же время?

Он одарил меня мягким взглядом, но все же кивнул.

– Не забудь начать свой лист.

Я натянуто улыбнулась ему и выбежала из кабинета. Как только вышла на улицу, то тут же пожалела, что не надела больше одежды. Старая привычка. Однажды школьная шлюха, всегда школьная шлюха. Высоко подняв подбородок, я начала свой долгий путь пешком до дома. Небо впереди стало темнеть, что расстроило меня еще больше из-за мамы и тети Кимми. Я преодолела добрых полмили, когда услышала рев мотора. Этот звук слился с громким раскатом грома впереди. Когда первая капля дождя упала мне на голову, я застонала.

Теперь я была рада, что надела кеды, ведь могла бежать. Начался дождь и стал идти все сильнее и сильнее. Я отбежала не так далеко, когда услышала позади рев мотора. Взглянув через плечо, я поняла, что Истон Макэвой приехал, чтобы спасти мой день на своем громком мотоцикле. Я видела шлем на его столе, но наблюдать, как с ним на голове проповедник пробирался сквозь стену дождя с мотоциклом между бедер, было по-настоящему впечатляющим зрелищем. Зрелищем, заставившим сердце затрепетать в груди.

– Давай, – рявкнул он, снимая шлем. Дождь тут же намочил его красивое лицо, и я заметила, как теперь рубашка облегала его скульптурное тело. Его сине-зеленые глаза молили меня взять шлем. Это казалось плохой идеей, но я не смогла подавить мелкую дрожь, пробежавшую по телу, когда надела на голову шлем. Он пах, как проповедник. Мужской микс одеколона и мяты. Вода стекала со шлема, но я была благодарна и за такую защиту.

– Осторожнее с выхлопной трубой. Она может обжечь твою ногу, – предупредил он меня, когда я садилась позади него на мотоцикл. Обхватив руками его талию с накаченными мышцами, я была вынуждена подавить вспыхнувшее волнение. Моя киска, прижатая к его заднице, стала пульсировать. Истон похлопал меня по колену. – Держись крепче.

Я прижалась к нему сильнее и взвизгнула, когда мотоцикл сорвался с места. Из-за дождя проповедник ехал не слишком быстро, но капли все равно больно били по коже. Я дрожала, а когда поняла, что не сказала ему, где жила, то ощутила себя совершенно несчастной. Истон тем временем завернул в скромный район и проехал прямо до конца улицы. Мы остановились лишь возле дома, стоявшего почти обособленно от остальных. Истон завел мотоцикл под навес и заглушил двигатель.