Отряхиваясь от пыли, вожак повернулся в ту сторону, и на секунду центр внимания переместился с полковника на амбала, вытирающего кровь, текущую из углов его пасти. Полковник воспользовался заминкой и запустил ещё десяток зайчиков по краю поляны. Зайцы бросились врассыпную, некоторые из них, ошалев от страха, рванули через середину поляны. Один из них прошмыгнул у ног полковника и едва не влетел с разбега во взбешённого вожака. Тот мог бы одним ударом руки отбросить пушистый комочек через приземистые кроны сосен, окаймляющих поляну, но делать этого не стал.

Угрюмые красные глаза вымеряли дистанцию, чтобы можно было одним точным прыжком закончить исход схватки. Полковник стоял совершенно открыто, а вокруг царила вакханалия. Животные инстинкты возобладали в существах, напоминающих людей. Кто-то из них уже настиг свою намеченную жертву и теперь оглядывался в поисках следующей. Но примерно половина стаи разбежалась по окрестному лесу, наполнив его дикими выкриками, стонами и хрустом ломающихся сухих веток. «Похоже, в темноте эти твари видят так же, как кошки», – отметил полковник.

В таких ситуациях у полковника время растягивалось. От внутренней предельной мобилизации повышалась частота его вибраций. Нервная система начинала работать на пределе биохимических возможностей, которые полковник не забывал развивать тренировками и практиками йоги. После прыжка вожака прошло не более трёх секунд, а в сознании полковника это фиксировалось как долгая минута. Оценив общую обстановку, и чтобы заполнить, как ему казалось, слишком долгую паузу, полковник переместился несколько в сторону и оказался для вожака со стороны заката. Таким образом, его фигура задействовала контровую подсветку, что могло бы быть использовано для эффектного геройского фотоснимка, но никак не для точного броска двухсоткилограммовой туши. К тому же, полковник стал играть с вожаком, перемещаясь влево-вправо на носках ног, выдёргивая его из состояния прицельной готовности к прыжку.

Несмотря на то, что взгляд вожака был затуманен кровью, полковник уловил в его глазах признаки некоторой растерянности. Он медлил со взрывом своих мускулов, пытаясь подключить рассудочность помимо инстинктов. Но волны гормонов, захлестнувшие его лимбическую систему мозга, включили старые звериные автоматизмы.

Вожак сжался как пружина и как из катапульты комом ярости устремился на стоящего полковника. Его рык заставил бы оцепенеть даже молнию, но полковник Русь был готов к такому повороту событий, который был для него всего лишь повтором первой неудачной для оппонента попытки.

В своём изменённом сознании полковник увидел медленно приближающуюся искажённую бешенством, оскаленную морду зверя, издающую дикий вопль. «Крик всегда говорит о том, что будет одиночное действие. Одно и очень сильно акцентированное. Такую массу невозможно развернуть в полёте, разве что у него бы имелся длинный пушистый хвост. Попробую его подразнить и подзадорить», – пронеслось в голове полковника.

Буквально когда оставалось всего несколько сантиметров от оскаленной морды, полковник совершил уклон влево, а правой рукой нанёс сокрушающий удар ребром ладони чуть пониже косматого затылка зверюги. Будь тот обычным человеком, хотя и весьма здоровым, он бы рухнул на землю без чувств, как неоднократно и бывало. Но на этот раз соперником полковника был зверочеловек с шеей броненосца.

Всё же сила удара полковника возымела своё действие и, приземлившись, вожак чиркнул подбородком о некстати для него лежащий камень так, что клацнули зубы. В это мгновение, находясь в состоянии ража, полковник подумал: «Существуют ли в их цивилизации здесь стоматологи?»

На поляне вокруг двух бойцов царила полная неразбериха. Звери гонялись за зайцами, а кое-где возникали драки из-за добычи. Полковник решил подбросить дровишек в огонь хаоса, окружавшего его, и вторично отряхивающегося вожака. Он материализовал трёх зайцев, придав им необычайно скоростные свойства и наделив кой-каким интеллектом. Те сразу начали играть в пятнашки с теми зверюгами, которые остались на поляне и в непосредственной близости от неё.

К этому времени солнце совсем закатилось за горы, оставив над чёрно-синей изломанной полосой бледно-алое небо, съедаемое чернотой наступающей ночи. Позади полковника, над его головой зажигались звёзды, а прямо перед ним горели два злобных глаза.

В маленьком ауле из пяти домов, по своему расположению похожему на литовский или шведский хутор, у выгребной ямы толпилась стайка тощих собак, ожидающих очередной порции помоев. Да и назвать домами те глинобитные постройки, что теснились в небольшом ущелье вдали от основных путей, было сложно. Так – неправильной формы лачуги, сложенные из разбросанных повсюду камней и скреплённые глиной. Окнами служили большие осколки стёкол, закреплённые в стенах той же глиной, поэтому своей формой они скорее напоминали глаза: удивлённые, смеющиеся, прищуренные, чем привычные ровные прямоугольники.

В одной из этих бедных хибар спала Ева. Накануне её привёл в это место Мухтади, познакомил со стариком, хозяином аула, и, невзирая на ночь, тут же ушёл.

День пути по горам не прошёл даром. Ева буквально рухнула на ковёр, а когда её голова коснулась подушки, которую заботливо подложили руки старика, она уже спала. Всю ночь она даже не пошевелилась, только под утро тело начало потягиваться, пропуская энергию то по одному, то по другому каналу. Случаи смертельной усталости имеют и положительную сторону. Всё внимание переключается только на выживание, стирая в коре головного мозга сомнение, страхи, неуверенность и ещё кучу подобного мусора, создающего в обычной жизни непреодолимые преграды перед самыми обычными делами и начинаниями. Вот почему сейчас Ева открыла глаза, наполненные уверенностью и спокойствием.

Её разбудила возня мышей в золе очага. Ноздри уловили запах вчерашней сгоревшей веточки арчи, и сегодняшний день обрушился на неё уходящей утренней свежестью, тягучим солнцем, звуками домашней живности за стенами, шарканьем куриных лап по тёплому полу и ощущением тревоги за Руся. Не за себя, тут она была полностью уверена в своей безопасности. Её сердце волновалось за своего любимого мужчину, как будто он был частью её тела. Это новое чувство было для неё одновременно сладким и каким-то очень взрослым. Она лежала на ковре, укрытая тёплым халатом, и как только моргала или закрывала глаза, ощущала полковника рядом с собой. Рядом и в безопасности.

«Это мы в одном поле», – подумала Ева, улыбнулась, хрустнула всем телом, потягиваясь на своём скромном ложе. Раздавшийся звук остановил возню мышей, и они нехотя побрели одна за другой к щели в стене, прямо под лавкой.

Утро уже полностью вступило в свои права. Ева протёрла глаза и села. Дверь сакли была приоткрыта, со двора доносилось кудахтанье кур, да где-то вдали тявкали собаки. Чуть пошатываясь, Ева встала, подошла к двери и открыла её настежь. Тёплый воздух вошёл в её лёгкие, наполняя организм энергией дня, глаза прищурились от яркого света. Несколько секунд она ничего не видела, кроме ярких бликов.

– Доброе утро, – раздался добрый голос старика.

Еве пришлось ещё раз потереть глаза пальцами, прежде чем она разглядела фигуру в синем халате с седой бородой почти до пояса.

– Доброе утро, дедушка, – разлепила свои алые губы Ева. – Я – Ева, а вас как зовут? – она не помнила вчерашнего вечера.