– Огненным железом? – протянул Лони в изумлении.

– Да, – сказала Аламеда, отвернув лицо от собеседников, глаза предательски застилала влага. – Огонь настиг самого лучшего, самого сильного и смелого мужчину того племени, который вышел впереди всех, чтобы прогнать Буктану и его слуг. Но огненное железо убило смельчака…

Лони ахнул, даже не заметив, что одна из рыбин уже начинает подгорать.

– А потом? – спросил он, смотря на Аламеду во все глаза.

Та снова отвернулась и украдкой вытерла слёзы.

– Была у того мужчины невеста, – сказала она и опять замолчала, пытаясь проглотить очередной ком, подкативший к горлу.

– Красивая? – осторожно спросил Лони.

– Красивая… – ответила Аламеда. – Он говорил ей, что её волосы – как крылья ночи, а глаза – как яркие звёзды, что она быстра, словно хищная птица, и нежна, будто рассветное небо.

– Прям как Муна… – протянул Лони.

– Да, – согласилась Аламеда, посмотрев на него, – как Муна.

Нита хмыкнула, на секунду оторвав взгляд от своего гарпуна:

– Только вряд ли она была такой же упрямой, как моя сестра.

– Нет, она не была упряма, – ответила Аламеда, её голос дрожал. – Но в тот миг, когда девушка увидела, что любимый человек не дышит, всё в ней перевернулось, словно… – она задохнулась. – Словно кто-то вынул ей сердце из груди. Словно душа вырвалась наружу. Словно убили её саму… Вождь приказал уходить, бежать и прятаться от Буктаны. Соплеменники подобрали тело погибшего и стали отступать, но девушка ослушалась. Клич войны звучал в её ушах, клич мести. Она притаилась за деревом и, когда Буктана развернулся к ней спиной, пустила стрелу в убийцу своего жениха. Она была хорошей охотницей и не промахнулась, но, к сожалению, не прикончила, а всего лишь ранила чужеземца.

Лони снова ахнул:

– А потом? Что сделал Буктана?

– Его слуги настигли её своим смертоносным огнём, – быстро произнесла Аламеда, чтобы опередить рвущийся из груди всхлип, – в самое сердце поразили. Боль и жар мгновенно распространялись от раны по всему телу. Девушка поняла, что не выживет, но она была не только охотницей, но ещё и колдуньей. Доброй колдуньей, а не злой, но, видно, Буктана успел заразить и её душу ненавистью. В голове зазвучали голоса чёрных духов Леса, они пели песню мести, песню войны. И вдруг молодая колдунья заметила девчонку, дочь Буктаны. Это для неё он хотел отвоевать их Лес, а людей Сельвы сделать своими рабами. Она, и только она была всему виной!

– Вот негодная! – возмутился Лони.

– Одна старая колдунья когда-то учила молодую, как можно переселить свою душу в плоть дерева или животного. «А почему бы не воспользоваться телом девчонки? – подумала та. – Уж тогда бы я им всем отомстила!»

– Ого! душу переселить… И у неё получилось? – спросил Лони, весь подавшись вперёд от любопытства.

– Опасное это дело, – пробормотала Нита, исподлобья глядя на Аламеду.

– Да, опасное, и молодая колдунья никогда раньше не проводила этот обряд. К тому же она спешила произнести заклинание прежде, чем её схватят, и ошиблась… Вместо того, чтобы переселить свою душу, колдунья её разделила, оставив в девчонке всего лишь ничтожный осколок.

– И что, бедная колдунья умерла? – погрустнел Лони.

– Нет, хуже, – леденеющим голосом произнесла Аламеда. – Тело погибло, а разделённая душа, сохраняя связь с миром живых (через тот маленький осколок в сердце девчонки), так и не обрела покоя в мире мёртвых. Мироздание словно восстало против молодой колдуньи и забросило её в далёкий, умирающий мир, где нет Леса и нет Реки, и даже духи покинули его. Да к тому же, словно в насмешку, одарило её телом той девчонки, чтобы колдунья всегда помнила, что от судьбы не уйдёшь. Она и по сей день там, оторванная от своего племени и от духа покойного возлюбленного, и мечтает вернуться, чтобы доделать начатое: завладеть телом девчонки и отомстить Буктане.

– Как грустно, – вздохнул Лони.

– Я предупреждала, – проронила Аламеда, помешивая похлёбку. Слёзы высохли. Выговорившись, ей стало легче.

– Жаль только, что конец такой… незаконченный… – шмыгнул носом парень. – Надеюсь, она вернётся и отомстит этому злодею Буктане. А как её звали… молодую колдунью?

– Да, как? – спросила Нита, глянув на подругу.

– Не помню… – ответила Аламеда, отведя глаза. – Но она обязательно отомстит, Лони, будь уверен.

– Это правильно, – одобрил мальчуган.

– Местью тут не поможешь, – возразила Нита, продолжая пристально смотреть на Аламеду, – и погибших не оживишь.

Та промолчала. Она и сама знала, что Роутега не вернуть. Он мёртв так же, как мертва настоящая Аламеда. Но даже мёртвыми они не могут соединиться. Она будет мстить Буктане – белому человеку, потому что теперь не может иначе. Душа её отравлена ядом злобы и не успокоится, пока не очистится местью.

Вечерело. Островитяне расселись возле своих навесов и глиняных печек, сооруженных на камнях. Лони разложил по плошкам подкопченную на углях рыбу, Аламеда добавила к ней тёплый салат из тростника и вяленого мангра, – скудный ужин, успевший всем надоесть.

На болотах иногда находились ягоды, съедобный лишайник, порой даже яйца птиц, и если уж сильно повезёт, то и дичь удавалось раздобыть. Но запастись этим на долгое плавание не получилось. Да и то, что было, расходовали экономно. Молодой тростник рос медленно, мангр почти весь доели, а рыба обитала не везде, во всяком случае та, которую можно поймать. Временами вода кишела горбунами – крупными рыбинами, способными в одно касание разрезать своими острыми, как лезвие, плавниками рыболовные сети. Ловить их даже не пытались, хотя поговаривали, что мясо у них жирное и на удивление вкусное. После наплыва горбунов приходилось тратить несколько дней на починку сетей.

С огромными, в полтора человеческих роста, араванами не стоило и связываться. Поймать эту громадину было непросто: такая мало что укусит, а ещё и утащит за собой на дно. Оставалось только выжидать, не проплывёт ли мимо косяк безобидной мелкоты. Ею в основном и питались. Самые проворные рыбаки, вроде Ниты, изворачивались ловить гарпунами мясистых желтохвостых такимов, но лишь в тех местах, где их удавалось разглядеть сквозь непрозрачную толщу воды, а это было редкой удачей.

Все уже ополоснули плошки, погасили огонь в печках и разложили одеяла. Люди готовились ко сну, надеясь, что с рассветом на горизонте наконец покажется долгожданный берег. Каждый вечер они ложились с этой мыслью, и каждое утро их ждало разочарование. Плавучий остров день ото дня всё мельчал, а бесконечная водная гладь вокруг него заставляла думать, что в Лакосе больше не осталось ни клочка твёрдой почвы.

Мысли о смерти больше не посещали Аламеду, ей отчаянно хотелось выжить. Теперь, когда она почти добралась до Лиз, было бы глупо умереть. Нет уж, не сейчас. Сперва она поквитается со своими врагами. Каждый вечер, перед сном, зажав в кулак свой обрядовый амулет – коготь леопарда – Аламеда мысленно взывала духов вернуться в Лакос и помочь племени найти новое пристанище. В первую очередь для себя, чтобы продержаться ещё немного в этом мире и затем навсегда уйти в свой. Но и для Лони, Ниты и старого Яса – такие люди достойны жизни. Единственные, кто отнёсся к ней по-доброму в этом проклятом мире. До остальных ей не было дела, но и зла она по сути никому не желала.

Каждый вечер Аламеда с нетерпением ждала очередной встречи со своими воспоминаниями. Внутренний голос подсказывал ей, что уж сегодня она наконец вернётся в день своей смерти. В день смерти Роутега. Вновь увидит Лиз и завершит обряд.

Сгущались сумерки, на небе выступили две бледные луны, глядя друг на друга, словно отражения. Несмело зажигались звёзды, чтобы с приходом темноты окружить двух небесных близнецов мириадами холодных огней.

Лони, Нита и Аламеда ютились под одним навесом. Мальчишка и верная подруга – это они поддерживали её и учили выживанию на Большой Воде. Порой Аламеду разбирала досада. Она бы предпочла остаться одна, потому что знала – рано или поздно ей придётся покинуть Лакос. Уйти без лишних объяснений и прощаний. Предать дружбу Ниты и привязанность Лони. Ох уж этот мальчуган, резвый, смышлёный, но в то же время ранимый и нуждающийся в простой материнской заботе. Он напоминал Аламеде одного из младших братьев, Кино, её любимчика. Ну и хитрый же, словно маленький кайман. Надо было видеть, как он плавал и вручную ловил изворотливых рыбёшек. Лони – тоже отличный пловец и рыбак. И, наверняка, из него вырастет достойный юноша.