И что же? Планы эти часто претворяются в жизнь и притом превосходят самые фантастические предположения!

При этом деловой разговор имеет свои законы: он ведется деловым же шепотом, так что можно расслышать только не значащие ничего фразы, вроде:

– О, это гешефт!

– Нагреешь руки!

– Это, понимаете ли, фирма!

– Старинная фирма…

– По старой памяти обращаюсь к вам. Знаю за честного коммерсанта!

– Честный? Это вы мало говорите – честный! Яков Бройде дурак – вот до чего честный человек Яков Бройде!

– И мне самому – ничего! – добавил Василий тоном короля, отдающего полцарства. – Мне только бы добраться до заграницы. Старик? Старику недурно и здесь. Он получит свое, старик. А меня здесь.

Гражданин Бройде поежился, словно от неожиданного холода, и сделал жест, как бы отсчитывая мелкую монету.

– Вот именно, – подтвердил Василий.

И, встав во весь рост:

– Старик хочет в Англию! Ты бы только посмотрел на него! – Василий не заметил, как во время разговора перешел на «ты». – Краденым торгует. Позор!

– Ай-ай-ай!

– Только помни, что я не говорю по-русски, – прошептал он, заслышав шаги декоративной дамы, приглашавшей к ужину.

После ужина Бройде звонил по телефону.

– В час. «Ша нуар». Почему фунты? Вы и не думайте, что фунты.

И, положив трубку:

– Гендельман… Вы бы только посмотрели… Какой человек! Знаком пять языков!

И с восхищением прибавил:

– Аристократ!..

– Значит, в час. А мне надо устроиться. Могу я открыть у вас текущий счет?

Бройде засуетился:

– Сейчас, сейчас.

Извозчик отвез новоиспеченного иностранца в гостиницу. Василий со вкусом расположился в отведенном ему номере, приняв, несмотря на незнание русского языка, самый повелительный тон в отношении прислуги и необычайную щедрость.

Контора гостиницы тотчас же получила записку с обозначением имени приезжего. На ней значилось:

«Мистер Роберт Бридж, представитель торгового дома „Джемс Уайт Компани лимитед“».

В час ночи за отдельным столиком кафе «Ша нуар», в уголке под пальмой сидели: новоиспеченный мистер Бридж и Яков Семенович Бройде.

– Отчего он запаздывает? – возмущался Бройде. – Это совсем не походит на него!

Они выпили по две чашки кофе, но Гендельман не являлся: ждали именно Гендельмана.

– Он не свободен ни в одной минуте, – объяснил Бройде, – но если он сказал прийти – он да придет!

Василий рад бы и вовсе не ждать Гендельмана: полусонными глазами обводил он кафе и даже – но только на секунду – переходил время от времени в такое состояние, когда видишь сны, сознавая себя бодрствующим. Воздух общественных мест, а в особенности обстановка таких учреждений, как кафе «Ша нуар», сильно способствует подобному переходу. Непрерывный негромкий, монотонный, напоминающий жужжанье шум, изредка прерываемый только звоном стекла и отрывистым приказанием: «Чашка кофе!» стоял в кафе «Ша нуар».

Посетители этого кафе мало чем отличались от посетителей прочих московских кафе, где имеют обыкновение собираться деловые люди, но для Василия, давно не видевшего этой публики, и они представляли интерес.

Прежде всего коммерсанты: коммерсанты солидные с начисто выбритыми подбородками и их дамы, украшенные преувеличенным количеством бриллиантов, словно бы вынесенных на продажу; потом коммерсанты менее солидные, вращающиеся вокруг солидных коммерсантов и их дам, – у этих подбородки выбриты два дня тому назад, – и, наконец, совсем несолидные коммерсанты, бритые неделю тому назад и потому имеющие на щеках порядочную щетину: эти вращаются вокруг менее солидных коммерсантов. Словом – каждый столик кафе «Ша нуар» представлял точное подобие коперниковой системы Вселенной, вплоть до комет, роль коих выполняют снующие взад и вперед между столиками официанты.

И только за одним столиком – под такою же пальмой, как и та, в тени коей спрятались наши знакомцы, и неподалеку от столика наших знакомцев расположились необычные для кафе «Ша нуар» посетители, по-видимому, не имевшие в этом кафе никаких дел, кроме ужина, – этот ужин уничтожали они, почти не прерывая занятия приличным для делового кафе разговором.

В описанной вышемировой системе посетители эти являлись чем-то вроде туманности, на которую испытующе смотрят астрономы: что ты есть и зачем ты тревожишь нашу мысль своим бессистемным существованием?

Можно было рассмотреть только широкую спину одного незнакомца, его серый не первой свежести пиджак, лоснящийся на локтях, и черную лохматую шевелюру другого незнакомца.

Заметив их, Василий опять погрузился в полусон – пока не услыхал негромко сказанных за таинственным столиком слов:

– Атаман Скиба? Я что-то не слыхал.

– Как не слыхали? А у нас на юге это, знаете ли, фигура!

– Что ж он – бежал?

– Разбили, говорят, а он скрылся.

Опять незнакомцы торопятся съесть поданное им блюдо – опять молчание. Но Василий внимательно слушает.

– Скиба! Вот уж кого я помню, так атамана Скибу! Я по его милости без ноги.

– Вот как? Да ты бы рассказал. Встретились – и молчок, – говорил добродушный и звучащий некоторой усмешкой голос. – Мы года два не встречались.

– Да что говорить. Сам видишь, – ответил другой. – А вот атамана Скибу я не забуду.

Рассказчик рассмеялся неприятным жиденьким смешком.

– Ты не думай, что веселая встреча! Я первый раз так засмеялся после того, как познакомился с атаманом.

И после некоторого молчания добавил:

– Вы видели человека, который был расстрелян? Нет? Так вы его видите перед собой!

Опять молчание.

– Я тебе расскажу… Два года тому назад… Уходили добровольцы. Ты помнишь, как они уходили, – раньше чем наши войска заняли город, их не осталось ни одного. Начались погромы. Мы взяли винтовки, составили отряд. Пристань была в их руках. Мы поставили пулеметы и двинулись к пристани.

Я попадаю в передовую линию – нам удалось отрезать часть офицеров; что тут собственно было – я не знаю. Помню чьи-то крики, кто-то просил у меня пощады – и больше ничего. Очнулся я только в лазарете и спрашиваю у сестры:

– Ну что? – Я боялся спросить более определенно.

– Красные в городе.

Я узнал, что ранен при занятии порта. На утро я чувствовал себя лучше – мог вставать с постели и, хотя с трудом, мог ходить. И вот ночью – слышу, – беготня, крик. Я поднял голову, что-то сказал. А над моей головой:

– Тащи и этого!

Вы знаете, что я не мог ходить. Два дюжих молодца подтолкнули меня в спину:

– Не притворяйся! Сволочь!

Все так быстро – я уже в шинели, но без сапог. Мороз. Ветер. Темно. Я сейчас не могу объяснить, как я мог вынести, – но шел без посторонней помощи, – иначе тут же прикончили бы. Пихнули в темный чулан.

– Жди тут!

Я на кого-то наткнулся. Оказалось – еще несколько человек. Один мне тихонько:

– Вы не знаете, в чем дело, товарищ?..

Я ничего не знал. Да.

Сколько сидели в чулане – не помню. Вводят в комнату. Посредине большой стол, за столом высокий офицер с багровым скуластым лицом. На столе бутылки. Офицер наливает стакан за стаканом и пьет. Гляжу на лицо – и нельзя сказать, чтобы зверское. Веселое лицо, пьяное, да… Я даже обрадовался – ну, думаю, вывернусь! К нему подводят одного, другого – он всем одинаково:

– Проходи! – а за спиной что-то показывает. Одних выводят в одну дверь, других в другую. И я подошел. Меня лихорадить начало – больной все-таки.

– Это что за развалина? – пошутил офицер. – Раненый?

Я тоже стараюсь под него, в шутку:

– Так точно, ваше высокоблагородие!

Хотел ихним прикинуться – жизнь-то дороже. Да. Он улыбнулся.

– Проходи!

– Ну, думаю, – спасся. Не тут-то было – вернули опять. Он внимательно так на меня смотрит, уставился. Я молчу – и он молчит, только смотрит. Так смотрит – даже у меня в глазах помутилось. Потом резко так:

– Проходи!

Опять меня в чулан – там только трое. Куда же теперь, думаю. Приходят.