— Они в своем репертуаре, — отмахнулся я, вспоминая наш разговор с олимпийцами, — Они кроме себя и своих проблем не замечают никого. У нас остался единственный вариант. Тот, что предложила мать.

— Не получится, — отозвалась Гея, а у меня сердце пропустило удар, — Ты видишь, что происходит? Я просто не властна сейчас, над природой. Прозерпину подпитывает ребенок. Сила двух титанов против одной? У меня просто не выйдет.

Гея обвела взглядом природу вокруг, ветви деревьев гнулись под тяжестью спелых, готовых к падению плодов. К следующей зиме — она родит. И ее жизнь оборвется на весне…

— Нет! Не правда! — заорала Катриона, заливаясь слезами, — Так нельзя!

— Забери ее, — кивнула Гера, на маленькую смертную, ей не нужны такие потрясения! В ее положении.

— Да? Вот сама и пробуй, — я предложил сестре показать мне пример. Верховная богиня почему-то отказалась выступить в первых рядах.

Глухой удар об землю, потом еще и еще. Яблоки посыпались с веток, а листва приобрела темно-зеленый цвет.

— Осень, — одними губами прошептал Танатос и дернулся к Персику. — Мама, как она? Что-то можно сделать? Мама! Ты же можешь!

— Я не всесильна, сын, — напряженно скрипнула зубами Никата, — Я делаю, что могу. Мне жаль, Танат.

— Гипнос? — тихо предположил титан смерти. Мать отрицательно качнула головой. Ну, давайте и его позовем! Что ж не позвать то главного специалиста по маковым зернам! Давайте на совет теперь всей Аидой соберемся! И гидру! Главное, это гидру не забыть! А то как мы без нее то! Одна голова хорошо! А …. эм… сколько у нее после Геркалом осталось? Раз… два… три… десять… А просто гидра — лучше!

Листва, тем временем, становилась желтой. Она опадала золотом на землю. Красные яблоки чернели и сморщивались. Листва, едва коснувшись земли становилась черной и склизкой.

Сезоны сменяли друг друга стремительно, приближая неизбежное.

Деревья полностью потеряли листву. В воздухе заплясали маленькие ледяные снежинки. Крики Персика становились невыносимыми. Даже мне, Повелителю подземного мира, за свою жизнь видевшего такое… Бррр…

— Давай! Еще немного, — подбадривала Никата Персика, — Давай, еще немножечко. ты — умница. Давай.

“Ну что ж, дадим тебе ответ — минует двадцать шесть ей лет, В объятия смерти упадет и жизнь приостановит счет! Исчезнут тяготы, мечты, — всему причиной будешь ты!” — разнесся голос над Аидой. Развлекаются старые.

— Так вот оно что… — Катриона часто дышала и направилась к нам, — Вот что значили слова мойр! ”Танатос знал, что боль исход и лишь ребенка назовет….” Ты все знал! Ты знал, что убьешь ее! И все равно решил остаться! Ах ты!

Катриона замахнулась на Танатоса. Я хотел перехватить ее руку, но этого не потребовалось. Волна силы, что отлетела от Кати достала Танатоса. Не смертельно, но не приятно.

— А вот это уже сюрприз, — тихо присвистнул я, испытующе смотря на… а, Сизиф с ним! Жену. Все равно рано или поздно догадается. — И как это понимать? Откуда у нас праведный гнев богини?

— И лишь ребенка назовет, покинет ее жизнь в тот миг….- повторил пророчество Танатос, — Гадес, а если не она, а я назову ребенка? Это что-то поменяет?

— Возможно, — опередила меня Катрион. Я выдохнул. Надежды, конечно было мало, но хоть так.

Завьюжило сильнее. Только в этот раз стало холодно. Жутко холодно. Катриона прижалась ко мне, дрожа, как асфодель на ветру.

— Давай, милая! Еще немного! — сквозь завывание ветра и теплый купол кричала Никата, подбадривая Персика. Танатос перебирал имена. У этого титана было столько времени выбрать имя, а он так и не определился! — ДЕВОЧКА!

Крик Никаты разрезал песню вьюги, а мы бросились к Персику.

— Лика! — объявил Танатос, вырывая ребенка у бабушки и поднимая над головой, — Моя маленькая богиня. Лика!

— Как? — хрипло спросила Персик. Она была мертвецки бледная, но вроде бы, умирать не собиралась. Даже улыбнулась. Правда, как-то измученно. Но оно и понятно. — Покажи мне ее.

Танатос опустился на колени, поднося сморщенную, розовую, но такую милую кроху к груди матери. Я уже выдохнул, на всякий случай, прижав к себе Катрину. В большей степени, убеждаясь, что она такое сейчас делать не собирается.

— Лика, — прошептала Прозерпина, поглаживая малышку по спине, вялой рукой, — Моя маленькая Лика.

Снег резко прекратился, нас осветило яркое солнце. Стоп! Что?! Солнце?! В Аиде?!

— Что-то не так! — рявкнул я. Катриона бросилась к Персику. — Мать моя…

Персик была цвета воска, она не умирала, нет. Она трескалась! Как земля в засушливое время. По ее телу прокатилась дрожь. Богини, титаны, Катриона, в панике бросились к ней, что-то шептали, кричали, плакали. Я стоял как оглушенный.

Мы же все сделали правильно! Что происходит? И я ничего не могу сделать… А вдруг я сделаю только хуже? Может и правда, Деметра права? И я не способен на то, чтобы защитить тех, кто мне дорог? Только в траву обратить, да ключи от сокровищницы дать.

— Гадес! — трепала меня за руку Катриона, — Гаденька! Гадес! Пожалуйста! Сделай, что-нибудь! Она умирает! Рассыпается! Пожалуйста! Гадес!

Деметра… Нимфа… Я сфокусировал зрение на Персике. Танатос держал на руках новорожденную. По его щекам лились слезы. Персик рассыпалась в прямом смысле! Она рассыпалась!

— Гадес! Да отомри ты уже! — орала Катриона, — Сделай что-нибудь!

— Я — бог смерти! Что я тебе сделаю! — огрызнулся я, на Катриону. Маленькая смертная билась в истерике, — Я могу забрать душу! Но душа не выходит! Нет ее! Сама не видишь что ли?

Персик превращалась в песок, ветер подхватывал и развивал его по Аиде. “ Ты только и можешь, что обратить в траву невинную…”.

— Отойдите! — рявкнул я, проводя рукой над Прозерпиной. Персик тут же прекратила осыпаться. Ее тело стало удлиняться, пока я держал над ней руку.

Пальцы на руках и ногах становились корнями и уходили в землю, Кожа превращалась в листья, а кости в стебли.

— Что ты делаешь?! — визжала Катриона, стараясь остановить меня, отдернуть руку. Но куда ей справиться с Богом. — Остановись! Ты убьешь ее! Убьешь!

На месте сердца Персика рождался удивительный, пурпурный цветок. Единственный, в царстве молочных оттенков. Не прошло и минуты, как на месте мягкой постели, где совсем недавно появилась на свет новая богиня, теперь была груда камней, на которых рос пурпурный асфодель. Я подошел ближе к цветку, достал камень-силы Персефоны и раскрошил над лепестками. Цветок засветился ярко-красным и погас, впитав искры. Среди богов повисла звенящая тишина.

“У края пропасти мечтают о крылах… В невежестве судьбы оправдывают суть… — голос Гекаты осветил Аиду, — Смотри же мой удел — пурпурный асфодел. Расцветший на камнях, чтоб в бездну заглянуть.”

— Это ты виноват! Ты это сделал! — кричала Катриона, заливаясь слезами и стуча по мне своими маленькими кулачками, — Ты! УБИЙЦА!

Я стоял молча, стиснув зубы. В чем-то действительно она была права. Перед глазами, словно это происходило прямо сейчас, я услышал крик своей нимфы.