По сути, Брусилов описывает типичные «политические» фобии русской общественности в отношении немцев – фобии, имевшие причины и основания, но в начале XX века уже далекие от куда более сложной и неоднозначной реальности.

Необходимо добавить, что отнюдь не все поголовно разделяли эти воззрения на немцев, так бывший министр внутренних дел Пётр Дурново в своей записке Николаю II накануне Мировой войны сравнивал живущих в России англичан и французов с немцами: «Кто не видал, например, французов и англичан, чуть не всю жизнь проживающих в России, и, однако, ни слова по-русски не говорящих? Напротив того, много ли видно немцев, которые бы хотя с акцентом, ломаным языком, но все же не об'яснялись по-русски? Мало того, кто не видал чисто русских людей, православных, до глубины души преданных русским государственным началам и, однако, всего в первом или во втором поколении происходящих от немецких выходцев?»

Добавим, что множество биографий российских государственных деятелей с XVIII-го по начало XX века подтверждают эти слова Дурново – среди этнических немцев Российской империи было немало искренних патриотов и выдающихся государственных деятелей. Равно как и наоборот, среди высшего чиновничества Российской империи немецкого происхождения не сложно найти примеры самого высокомерного и презрительного отношения к «варварской России».

К 1914 году в русском обществе благожелательные мнения о немцах уже стали уделом маргиналов, возобладали настроения, описанные и полностью разделяемые Брусиловым. И тут необходимо отметить, что генерал от кавалерии несколько сгустил краски всесилия «внутреннего и внешнего немца» в Российской империи – достаточно указать, что к началу XX столетия ненависть к немцам была укоренена не только в среде русской интеллигенции, но даже в императорской семье. Летом 1914 года в беседе с председателем Государственной Думы М.В.Родзянко вдовствующая императрица Мария Фёдоровна открыто заявляла: «Вы не можете представить себе, как это приятно для меня, которой в течении 50 лет приходилось скрывать свои чувства, теперь открыто на весь мир заявить, как я ненавижу немцев».

Здесь, необходимо уточнить, что ненависть вдовствующей императрицы России – в юности датской принцессы – проистекала из-за аннексии Пруссией в середине XIX столетия датской провинции Шлезвиг. Вот так народные стереотипы, интеллигентские фобии, генеральские фанфары и во всех смыслах женские истерики толкали Российскую империю и российское общество в жесточайший военный и политический кризис…

Столетие назад аналогом современного Китая была именно Германия – точно также недавно поднявшаяся из геополитического небытия большая страна, вдруг ставшая «мастерской мира» и с амбициями ринувшаяся в этот уже давно поделённый мир. Даже демографическое давление (за 40 лет до 1914 года население Германии выросло в два раза) и стремительный рост националистических настроений и сознания собственной силы роднят Китай наших дней с Германией вековой давности.

Новая «мастерская мира»

Как в начале текущего века российское общество с некоторым удивлением осознало, что рядом расположен огромный Китай, со своей большой экономикой и мощью, ровно так же к началу XX века в Российской империи вдруг увидели, что совсем рядом, на западной границе возник новый центр силы. Объединённая Германия, ставшая Вторым Рейхом, не только разгромила Францию, сильнейшую континентальную державу Западной Европы, но и стала признанной «мастерской мира», обогнав на экономическом поприще ранее лидировавшую Англию.

Уголь и сталь век назад были основой экономики – и Второй Рейх по добыче угля и выплавке стали стал первым на Европейском континенте. Германская наука и промышленность лидировали в самых передовых технологиях того времени – в области химии, электротехники, моторостроения.

Как сейчас товары made in China заполняют рынок РФ, так и век назад дешевые промышленные товары, сделанные в Германии, наводняли рынок Российской империи. Ситуация еще более осложнялась сравнительной слабостью русской промышленности и капитала, их тотальной зависимостью от иностранных финансов и инвестиций.

Поэтому на рубеже XIX–XX веков параллельно военно-политическому соперничеству, параллельно различным геополитическим «большим играм» шел сложный процесс русско-германских торговых и экономических отношений. Во второй половине XIX века такие отношения между Россией и Германией регулировались торговым договором, заключённым в 1867 году между Российской империей и «Германским таможенным союзом». Этот «таможенный союз», объединявший немецкие города и государства, был предшественником Второго Рейха (и, кстати, аналогом недавно созданного «Евразийского таможенного союза»).

Быстрая индустриализация Германии привела к увеличению экспорта её промышленных изделий в Россию. В 1877 году германские товары составили почти половину, 46 % всего русского импорта. Стремясь оградить свою промышленность от иностранной конкуренции, царское правительство стало систематически повышать таможенные пошлины на промышленные товары, особенно на ввозимые через сухопутную границу (то есть из Германии). В результате к концу 80-х годов доля Германии в русском импорте упала почти в два раза, до 27 %.

Со своей стороны Германия в 1879 году ввела пошлины на главный русский товар поступавший на рынок Второго Рейха – хлеб. Именно это привело к тому, что за годы царствования Александра III впервые в русском обществе появились настроения борьбы с «немецким засильем».

«Таможенная война»

В 1891 году между Россией и Германией начались переговоры о заключении нового торгового договора, причём Германия добивалась снижения русских пошлин на промышленные товары, а Россия – германских пошлин на хлеб, лес и прочее сырьё. В следующем 1892 году российским министром финансов стал известный в нашей истории Сергей Юльевич Витте, взявший в свои руки ведение экономических переговоров с Германией. И этот обрусевший лифляндский немец, будучи сторонником протекционизма и одновременно тесно связанным с французским финансовым капиталом, оказался слишком неудобным переговорщиком для германской стороны.

Желая сломить дипломатическое сопротивление России, Германия начала «таможенную войну», обложив русские товары более высокими пошлинами, чем товары других стран. В итоге доля участия России в поставках хлеба в Германию быстро сократилась за 1891-93 годы с 54,5 до 13,9 %, то есть более чем в четыре раза всего за два года.

Русский немец Витте ответил значительным повышением пошлин на германский импорт в Россию. Ожесточённая «таможенная война» весьма обострила отношения двух империй. Обе стороны несли большие убытки. Германский ввоз в Россию почти прекратился. Русская внешняя торговля также страдала от сокращения рынка. Поняв, что таможенная война не приводит к желаемым результатам, германская дипломатия предложила русскому правительству возобновить переговоры. Вскоре, 10 февраля 1894 года в Берлине был заключён новый русско-германский торговый договор сроком на 10 лет.

Согласно его условиям Россия снижала пошлины на германские промышленные товары на 18–65 % по сравнению с прежним тарифом. В свою очередь Германия распространяла на Россию льготный тариф, что означало понижение ставок на 15–33 % по сравнению с обычным уровнем таможенных пошлин. Кроме того, договор распространял на обе стороны принцип наибольшего благоприятствования в торговле.

Потери обеих сторон от сокращения таможенных доходов были примерно одинаковы. Однако экономически более мощная в то время Германия выигрывала больше от заключения нового договора. Уже через несколько лет, к началу XX века товары из Германии доминировали на русском рынке.

В конце 1902 года, незадолго до истечения срока торгового договора, германский парламент-Рейхстаг (напомним, что вРоссии тогда никакого парламента не было вообще) принял закон о введении нового таможенного тарифа, предусматривавшего значительное повышение ввозных пошлин на сырьё и продовольствие, в особенности на хлеб. Начавшаяся в феврале 1904 года русско-японская война была немедленно использована германской дипломатией для нажима на Россию с целью заключения нового торгового договора на выгодных для немцев условиях.