Уже в 1919 году погиб большевик Арнольд Нейбут, его расстреляла контрразведка Колчака. В следующем 1920 году погиб ставший большевиком эсер Михаил Мандриков, его расстреляли на Чукотке сторонники белых.

В 1925 году в Ленинграде (Петрограде) умер эсер Василий Панкратов, бывший якутский ссыльный и бывший тюремщик последнего царя. К смерти семьи Николая II он отношения не имел, так как уже в начале 1918 года был отстранён от их охраны. В годы гражданской войны Панкратов активно поддерживал адмирала Колчака, но был помилован советской властью, как заслуженный революционер-«народоволец» и благополучно умер в своей постели.

Где-то в средине 30-х годов в Китае умер Николай Стрелков. Бывший депутат Учредительного собрания заведовал детским садом в Харбине. Своей смертью умер и депутат от Приамурья учёный-метеоролог Валериан Петров. До конца жизни он занимался исследованием вечной мерзлоты Якутии и скончался в роковом 1937 году. В том году в ходе репрессий расстреляли двух бывших депутатов Учредительного собрания от Приамурья – Владимира Выхристова и Николая Кожевникова. Первому припомнили эмиграцию в Японию, а второму участие в гражданской войне не стороне белых. В следующем 1938 году в Москве расстреляли Гавриила Ксенофонтова, бывшего депутата Учредительного собрания от Якутии.

Оставшиеся три бывших депутата несостоявшегося парламента от Дальнего Востока умерли в середине XX века. Уссурийский казак Фёдор Сорокин в годы гражданской войны отметился среди противников большевиков, однако в 1937 году ему повезло получить всего 5 лет лагерей, он умер уже после смерти Сталина в ссылке в Красноярском крае. Константин Лавров, бывший депутат от Камчатки, на исходе гражданской войны эмигрировал в Японию, где и умер через полтора десятилетия после окончания Второй мировой войны.

Александр Алексеевский, бывший православный богослов, бывший эсер-боевик и бывший революционный мэр Благовещенска, в годы гражданской войны влялся активным противником большевиков, однако, выступал и против адмирала Колчака. Именно этот бывший депутат Учредительного собрания в 1920 году фактически возглавлял комиссию, которая приговорила к расстрелу потерпевшего поражение белого адмирала.

Вскоре Алексеевский оказался в эмиграции во Франции, где пытался из депутатов Учредительного собрания создать некое «правительство в изгнании», направленное против СССР. Однако в годы Великой Отечественной войны бывший эсер поддержал нашу страну. Человек авантюрного склада, начавший рисковать жизнью еще в перестрелках с царской полицией, он умер глубоким стариком – в Париже в 1957 году его сбил мотоциклист. Смерть столь же трагическая и нелепая, как и вся история Учредительного собрания, несостоявшегося парламента…

В годы гражданской войны Владивосток был уникальным городом – здесь сталкивались солдаты всех противоборствующих армий, но его улицы, не избежав жертв и переворотов, так и не стали театром боевых действий. Город изо всех сил пытался жить «мирной» жизнью, но за пять лет после революции власть, реальная и номинальная, тут менялась 14 раз.

Один из очевидцев так описывал владивостокскую действительность в те годы: «Этот окраинный город был тогда похож на какую-нибудь балканскую столицу по напряженности жизни, на военный лагерь по обилию мундиров. Кафе, притоны, бесчисленные, как клопы в скверном доме, спекулянты, торгующие деньгами обоих полушарий и товарами всех наименований. Газеты восьми направлений. Морфий и кокаин, проституция и шантаж, внезапные обогащения и нищета, мчащиеся автомобили, литературная и прочая богема. Напряженное ожидание то одного, то другого переворота. Парламенты. Военные диктатуры. Речи с балконов. Мундиры чуть ли не всех королевств, империй и республик. Лица всех оттенков, всех рас до американских индейцев включительно. Белогвардейцы и партизаны, монархический клуб рядом с митингом левых. Взаимное напряжённое недоверие. Американские благотворители. Шпики. Взлетающие на воздух поезда в окрестностях. Пропадающие неведомо куда люди…Перенесите все это за восемь тысяч верст от Москвы, отдайте одну улицу белым, а другую красным, прибавьте сюда по полку, по роте солдат разных наций, от голоколенных шотландцев до аннамитов и каких-то неведомых чернокожих – и вот вам Владивосток переходных времён…»

Переходные времена – от России царской к советской – закончатся здесь уникальным геополитическим экспериментом: Дальневосточной республикой. Владивосток будет неудачно претендовать на роль её столицы, а местные острословы сходу расшифруют аббревиатуру ДВР как «Довольно веселая республика».

«Мы предлагаем здесь образовать буферное государство…»

В 1917 году Владивосток от главных политических событий того времени, мировой войны и русской революции, отделяли тысячи вёрст. Но далёкий город стал одним из ключевых узлов нашей истории тех лет – именно через порт Владивостока в годы Первой мировой войны шло основное снабжение России заграничными поставками оружия и снаряжения из США, Японии и англо-французских колоний. Поэтому здесь будут дипломаты и дельцы со всего света. Именно Владивосток станет местом эвакуации «Чехословацкого корпуса» – и по пути в его порт, растянувшись на тысячи вёрст Транссиба вооруженные эшелоны бывших пленных весной 1918 года свергнут по всей Сибири только что созданную советскую власть, отдав земли к востоку от Урала в руки адмирала Колчака. Именно во Владивостоке высадятся самые многочисленные и разнообразные части иностранных интервентов – от японцев до итальянцев, чтобы оккупировать наши земли от Иркутска до Тихого океана.

К январю 1920 года государство «Верховного правителя России» Колчака стремительно развалится от ударов красных армий и восстаний в тылу, а поддерживавшие адмирала интервенты не захотят втягиваться в войну с партизанами в сибирской и приамурской тайге. Вот тут-то и начнётся большая геополитическая игра в «Дальневосточную республику». Крупных игроков окажется, как минимум, трое – Москва, Токио и Вашингтон. К ним добавятся игроки масштабом поменьше – конгломерат местных политических сил Дальнего Востока, как «красных», так и «белых» всех оттенков, при том что и те и те, будут делиться и соперничать друг с другом.

Неизвестно, кто первым сформулировал идею промежуточного государства на Дальнем Востоке, но впервые термин «буфер» публично произнёс меньшевик Иван Ахматов. Буфер в технике – амортизатор, гасящий столкновение двух сил. Так и «буферное государство» должно было погасить большую войну на Дальнем Востоке.

В январе 1920 года, когда после падения военной диктатуры Колчака к востоку от Урала возник очередной вакуум власти, в Иркутске эсеры и меньшевики создали «Политцентр», еще одно временное правительство, пытавшееся вести переговоры, как с остатками «белых», так и с наступавшими «красными». Именно тогда Иван Ахматов, один из руководителей «Политцентра», и озвучил идею: «Мы предлагаем здесь образовать буферное государство и демократическое правительство…»

Игра началась сразу – для остатков «белых» и иностранных дипломатов Ахматов озвучивал версию, что «буфер» нужен для остановки наступления «красных», а на переговорах с большевиками выдвигались совсем иные доводы… Любопытно, что до 1920 года меньшевик Ахматов был активным противником большевиков, но в будущей Дальневосточной республике вполне примирится с ними.

«Красной» Москве идея дальневосточного «буфера» неожиданно понравилась. Прагматичный Ленин понимал, что любое движение советских войск западнее Байкала вызовет открытое столкновение с Японией – к началу 1920 года от Читы до Владивостока размещалось почти 100 тысяч солдат «Страны восходящего солнца». При том что дальневосточное направление для только что укрепившейся советской власти оказалось временно не актуальным – Колчак был разбит, с Востока красной Москве непосредственной угрозы уже не было, и освободившиеся войска можно было перебросить в европейскую часть страны, чтобы добить противников там, где они были куда ближе к основным большевистским центрам.