Она не видела, как обретший облик встал на ноги, а второй дракон так и остался лежать недвижим.

Она не видела, но почувствовала, как ее подхватили на руки, и тут же уткнулась в куртку, вдыхая знакомый запах и слушая голос, дороже которого не существовало на всем свете.

— Исса… Госпожа моя…

Темная тень неторопливо, даже величественно скользила по коридорам храма. Осторожно касалась пальцами древних барельефов, следуя за причудливыми изгибами резьбы. Каждый коридор — рассказ о какой-то вехе, о событии, что изменили мир. Некоторые узнавались по летописям.

Вот война между Темными и Светлыми, положившая века раздора между фаэри, разделившая их окончательно не только по используемым силам и цвету волос, но и ставшая рубиконом родственных отношений.

Вот появление людей, казавшихся беспомощными и слабыми подобиями фаэри, неизвестно для каких целей созданных богами.

Вот Ночь Гнева, когда фаэри лишились своих земель, своей родины, и появился Разлом. Физически его не существовало, но все, владеющие магией, знали про него, чувствовали. И потом из него стали появляться твари.

Вот остатки выживших Светлых, растерявших свою магию, проигрывают битву людям. Немыслимо — проиграть тем, в ком нет ни крупицы силы, разве что лекарской, совершенно неинтересной фаэри. Как и когда люди умудрились создать артефакты, которые смогли противостоять магии? Как они смогли додуматься до подобного, не имея в покровителях магических существ? Как проектировали, тестировали, собирали — вопросы множились один за другим, и так оставались без ответа. До сей поры.

Тень застыла перед очередным барельефом. Лорд Саихде, зеленый дракон, обучает первых артефакторов. Еще до Ночи Гнева. Задолго до.

Ледяные дорожки побежали по выпуклым частям барельефа, превращая его в голубовато-светящийся узор. Тень торопливо отдернула пальцы и досадливо поплотнее запахнула полы черного плаща, словно пыталась столь простым действием отгородить мир от себя.

Здесь, в этих пустых лабиринтах, она могла узнать все о прошлом. Настоящее творилось на ее глазах и с ее помощью. Но так хотелось узнать о будущем…

Дэйал ушел через три дня после битвы драконов. Ушел, сменив повязку слепого на свою тканую маску, полностью закрывающую лицо. Ушел, твердо ступая и опираясь на посох лишь для собственного удобства, а не простукивая землю перед собой, как делал, изображая слепца.

Разумеется, Исса просила его остаться. Разумеется, альв отказался.

— Пророчества дается лишь раз, и нет исключения из этого правила, помните об этом, Темная Госпожа.

Твердая поступь, твердый отказ. И предупреждение — не приходить больше в Рощу, несмотря ни на что. Разве что можно привести того, кому требуется помощь зрящих в будущее, как ее привел Ильнар.

Даже дракону — и тому отказали во втором пророчестве. Что уж говорить об остальных.

Санах остался. Мялся, сомневался, боялся, но решил остаться.

— Я не знаю, куда мне идти, — именно так звучало с трудом выдавленное признание.

— Но как же твое пророчество? Разве тебе не сказали, что нужно делать? — удивилась Исса, глядя на угрюмого менестреля.

— Сказали, — нехотя ответил тот, пряча бегающие то ли от страха отказа, то ли от лжи глаза. — Только я все равно не знаю, что делать.

Исса пожала плечами и решила не допытываться — у каждого есть свои тайны. Если Санах не желает выдавать свои — это его право. И разрешила остаться с ними.

— Госпожа, — Исса вздрогнула, выныривая из воспоминаний, и обернулась. Позади продолжал таинственно мерцать нечаянно замороженный барельеф. Нашедший ее Ильнар кинул взгляд на лед и тут же вернулся вниманием к женщине. Оставалось непонятным, как он отнесся к увиденному — понравилось, не понравилось или оставила равнодушным возросшая магическая сила дроу. Впрочем, Ильнар и так знал об этом. — Нам пора.

— Хорошо, веди.

Зеленый дракон лежал в центральном зале в той же позе, в какой рухнул, не сумев ни отбить, ни поглотить магию своего собрата и Иссы. Он был ни жив, ни мертв, ведь драконы не могут умереть. Но и выжить он не смог, так что теперь пребывал во сне, разбудить их которого невозможно. Так говорил Ильнар. Но Исса все равно опасалась заходить в зал. Ей каждый раз казалось, что дракон просто спит, что вот-вот откроет глаза и поднимет голову. И тогда — тогда ей не устоять. Несмотря на увеличившуюся силу.

То, что давалось ранее с трудом и требовало предельной концентрации, теперь получалось буквально по щелчку пальцев, и Иссу это пугало. Пугал утерянный контроль над собственными возможностями, пугало то, что она могла нечаянно сделать. Ильнар (не могла она воспринимать его драконом!) говорил, что вскоре умение филигранно использовать свой дар, чувствую его до последней капли воды и снежинки, вернется. Исса верила — ничего другого не оставалось. Верила и тренировалась, упорно повторяя, как в детстве, простенькие упражнения, пока не начинали неметь от напряжения пальцы или пока выделенная для тренировок пещера не превращалась в хрустальный куб.

На пятый день начало что-то получаться, а на шестой Ильнар пришел за ней. Не как обычно, чтобы проводить в жилые покои. Для проведения ритуала.

Главный зал храма был погружен в полутьму. Казалось, что воздух пронизывает сотни, а то и тысячи невесомых черных нитей, сплетенных в сложноузорчатый кокон. Он легко колыхался, словно дышал, и Иссе страстно хотелось отмахнуться от этих призрачных нитей, как от паутины в лесу. Но как можно отмахнуться от того, что на самом деле не существует?

Так что магичка шла, плотно сжав губы, стараясь не опускать лицо и всеми силам не замечать, как плетение становится плотнее с каждым шагом, оставляет липкие призрачные мазки на лице от касаний и все ощутимее давит на плечи.

Исса остановилась ровно посередине зала, глядя перед собой и стараясь на обращать внимание на глыбу зеленого дракона слева. Где-то справа стоял невидимый в темноте Ильнар.

Теперь, находясь в сердцевине пульсирующего кокона, Исса поняла, что же он ей напоминает. Яйцо. Готовое вот-вот лопнуть под ударами клюва птенца, прокладывающего себе дорогу к жизни. Только вот никакого птенца не было. Только она сама.

Исса настолько сильно сосредоточилась на ощущениях, на попытках разобраться в недоступной ей магии, что пропустила начало обряда. Лишь когда плавный речитатив заклинания проник в ее мысли, дроу встрепенулась и вернулась к реальности.

Все пространство вокруг дышало. Воздух то становился плотнее, мягко спеленывая тело, то отпускал, и дышать становилось легче — до следующего вдоха храма. Тени хаотично и судорожно метались по стенам создавая гротескные картины, в которых узнавались искаженные отражения барельефов. Распадались, кружились в растерянности, и вновь собирались во что-то осмысленное, но — перекореженное и от этого неправильное.

Храм Четырех вспоминал. Или узнавал все, что произошло, пока он был погружен в небытие. Или это не храм, а сам мир? Или просто боги зачем-то открыли глаза и посмотрели на мир с занебесья и из бездны?

Не на мир. На нее. Иссу ин’Дит, дроу, Мать дома Дит.

Внимательные взгляды потрошили ее и разъявляли на части, изучали мысли, думы, стремления, чувства, невесомо перебирали их и — оценивали. Взвешивали. Решали.

Достойна или нет?

Исса хотела крикнуть, что так не бывает, что все это не может происходить, но как можно кричать, когда тебя нет? Когда ты теряешься в огромном мире, собираешься и вновь распадаешься на мельчайшие частички, продолжая при этом быть, существовать, мыслить. Только непонятно где. Неизвестно сколько. И неясно — зачем.

Зрение возвращалось медленно, как степенно текущая река времени, несущая в своих водах все: ушедшее прошлое, происходящее настоящее, незримое будущее. Вместе с ним также неторопливо возвращались все иные чувства: ощущение собственного тела, сухость воздуха, пропитанного запахом каменной крошки, странный скрежет, раздающийся со всех сторон.