– Я вообще не собираюсь замуж, – объявила Мария.

Она видела в будущем дочь, но не супруга, а лишь человека с бриллиантами, появление которого теперь, когда они шли вдоль деревянного пирса, а над головой кружились стаи попугаев, казалось невероятным поворотом судьбы.

– Это ты теперь так думаешь. Подожди немного. Если выйдешь замуж, больше не будешь служанкой.

– Я не вполне уверена, смогу ли стать ею сейчас, – сказала Мария, нахмурившись.

– Мы делаем все, что нам велят, пока хозяева не лягут спать, и только тогда предоставлены сами себе.

У Марии никогда не было ни подруги, ни даже желания ее иметь, но в этой далекой стране она была благодарна доброй девушке, которая взяла ее под свое крыло.

– Делай то, что я делаю, говори то, что я говорю, – и все у тебя будет хорошо, – заверила ее Юни.

Было легко себе представить, как на острове действуют заклинания. Небо ранним вечером было не синим, на нем играла целая палитра цветов, от розового до темно-фиолетового, от кобальтового до черного. Здесь обитали шестьдесят восемь разновидностей бабочек, включая больших оранжевых, черных монархов и тигровокрылых, которые летают только в тени. Воздух будто двигался и казался живым, внезапно налетавший ветер был ласковым, наполненным запахом соли и морских водорослей. Запертая в ящике для переноски Кадин просилась на волю.

– Не сейчас, – говорила ей Мария. – Скоро тебя выпустят.

– Миссис Янсен не понравится твоя птица. Скажет, что она грязная и испакостит весь дом, – предупредила Юни, но Марию это не слишком обеспокоило.

– Ей совсем не обязательно знать о Кадин.

Юни только усмехнулась в ответ. Новая девушка казалась ей самой занятной из всех ее знакомых, и было даже интересно, как хозяева уживутся со служанкой, которую не особенно волнуют их правила.

Мария наконец скинула грязную одежду, которую носила день и ночь, не снимая, вымылась обжигающе горячей водой и едким мылом. Так началась ее новая жизнь. Она была еще девочкой и очень устала от морского путешествия, но не забывала, что надо делать все возможное, чтобы выжить. В комнате вместе с ней и Юни жили еще две служанки, сестры из английского Манчестера, которым оставалось отработать всего год, чтобы выполнить договорные обязательства.

– Не успеете и глазом моргнуть, как нас уже здесь не будет, – наперебой похвалялись сестры. У них была привычка разом говорить одно и то же. Сестры считали, что они лучше, чем Юни, чья мать была рабыней, и чем юная и неопытная Мария.

Мария подождала остальных девушек, чтобы вместе с ними идти на ужин, но прежде всего спрятала гримуар под половицы. Ей хватало ума держать в секрете историю своего семейства, поскольку ее таланты могли принести как удачу, так и несчастье. Девочка оказалась в весьма любопытном месте, совершенно не похожем на все, что она знала прежде. Там, где прежде была тьма, теперь струился свет. Мария жила уединенно, а теперь оказалась в многолюдном доме. Большая часть жизненного пространства находилась на открытом воздухе. Она пересекла двор и оказалась в заросшем буйной растительностью саду, удивившись, как такое возможно на сухой почве субтропиков. Мария прошла по аллее, засаженной манговыми деревьями, ямайскими яблонями и яркими кустами алоэ, испещренными желтыми цветками. Возле них она наконец выпустила Кадин. Мария изготовила амулет с одним черным пером, который повесила на шею вороны, зная, что ту всегда можно будет позвать и она вернется, как бы далеко ни улетела. Ворона посидела на ветке гуавы и взлетела в мглистое небо нового места обитания.

Наступил вечер. Сама луна здесь казалась другой: она мерцала бледным серебристым светом. В мокрых солончаках водились диковинные птицы: фламинго, белые и алые ибисы, зеленые цапли, большие синие цапли и увенчанные черной короной ночные цапли, которые кричали во тьме, как молящие о пощаде женщины. Но самой прекрасной из всех птиц Мария считала ворону-воровку: в ней было больше сострадания, чем в человеке, и куда больше преданности.

На ужин им подали фунчи, кукурузную кашу с небольшой миской стобы, пряного тушеного мяса, сдобренного папайей, – остатки семейного обеда Янсенов. Это был большой клан, три дочери были уже почти взрослые и мечтали о мужьях. По словам Юни и сестер из Манчестера, работы по дому всем хватит с избытком. Они были рады, что к ним присоединилась Мария.

Сама она старалась быть бодрой и вежливой. Ханна всегда учила ее: посторонним не следует знать, что у тебя на уме. Нельзя давать другим повод наказать тебя за твои мысли и убеждения. Мария полагала, что никто не вправе отдать ее в чью-то собственность, но не поднимала шума, зная, что в конечном счете сама будет вольна решать свою судьбу. Чтобы развлечь других девушек, Мария предсказывала им будущее по линиям ладони. Она объяснила, что у женщин правая рука показывает судьбу, с которой они родились, а левая говорит о том, что они пережили, какой делали выбор, изменивший предначертанное им от рождения. Линия сердца всегда самая интересная: она показывает, кто эгоистичен, кто будет доволен жизнью, чье сердце легко разбить. Она предсказала всем, что они влюбятся и выйдут замуж (так и случится), опуская лишь неприятные подробности: кто из них влюбится слишком легко, кто обретет печаль, кто сделает выбор, о котором впоследствии пожалеет. Девушки из Манчестера были в восторге от редкого таланта Марии и называли ее своей младшей сестренкой. Младшие сестры хорошо ладят с близкими, когда они себе на уме, и со стороны Марии было мудро поддерживать со всеми хорошие отношения, по крайней мере так долго, как ей это было нужно, пока она не обретет свободу. У Марии оставался в запасе один драгоценный апельсин из подаренных матерью, и она разделила его с другими служанками, прежде чем все улеглись в белые металлические кровати. Девушки радовались, что она с ними, и никто не жаловался, что теплыми вечерами Мария оставляет окно открытым, чтобы Кадин всегда могла вернуться домой.

Никто не знает, куда уходит время, но оно исчезает. В том странном краю, похожем на сон, Марии исполнилось пятнадцать лет. Все краски там были очень яркими, и иногда Мария, стоя в сияющем свете, ловила себя на мысли, что тоскует по темной зелени леса и по черным от мороза папоротникам. Она не хотела быть служанкой, никому бы этого не пожелала, и все же выполняла порученную работу согласно списку, каждое утро вручаемому ей миссис Янсен. Мария стала превосходной кухаркой, научилась бесшумно входить в комнату и выходить из нее, двигаясь босиком по кафельному полу, чтобы не беспокоить хозяев. Она расчесывала дочкам Янсенов волосы, промывала их ромом, чтобы сделать сильными, шила им свадебные платья. Мария узнала, что яйца хорошо сохраняются в известковой воде, что яичными белками, пропитанными ртутью, травят клопов, что фитили ламп утрачивают дурной запах, если прополоскать их в уксусе, а потом высушить хлопчатобумажные волокна на свежем воздухе. Она научилась вытряхивать ковры вместо того, чтобы выметать их, и стирать шелковые платья в зеленом чае, чтобы они вновь блестели. Днем она старалась не поднимать глаз и думала о текущих делах. Однако ночью, после того как супруги Янсен укладывались спать на простыни, которые они с Юни выстирали мылом, сваренным из золы и щелока, а потом вывесили на просушку в сад, чтобы ткань источала сладкий запах свежего воздуха и ароматов цветочных клумб, она была предоставлена самой себе.

Мария держала в тайне, кто она на самом деле, какие таланты унаследовала от безымянных женщин, своих предшественниц. Она незаметно убирала белье, прежде чем начнется дождь, чтобы никто не заподозрил, что она об этом знает заранее, никому не говорила, как с помощью горстки белого порошка ей удалось прогнать крыс из сада и что она оставляет у дверей спальни чеснок, соль и розмарин, чтобы защитить ее обитательниц от злой воли. Мария не объяснила, почему не отважилась войти в воду, когда свободным воскресным днем они с Юни пошли на берег океана. День был великолепный, море манило, но Мария знала, что будет с такой, как она: вода станет выталкивать ее, и подлинная природа девушки будет раскрыта. Вот почему Ханна пряталась в лесу, а Ребекка никому не демонстрировала свои таланты. Этот мир опасен для женщин, особенно для тех, чья родословная заставляет их поступать не так, как велят, а так, как им нужно.