– Я хочу получить такие же бумаги для Юни, – объявила Мария, когда хозяева ее отпустили. Она пригрозила, что в случае отказа пойдет к жене Янсена и расскажет все, что узнала от Одри. Мужчине надлежит заботиться о своей дочери: Юни должна получить маленький домик за пределами Виллемстада, один из многих, которые он приобрел. – Найдите себе другую служанку, – сказала она Янсену. – Пришло время для Юни начать собственную жизнь.

Янсен в сердцах обругал Марию Оуэнс, но он боялся, что девушка станет о нем болтать. Чтобы защититься от его гнева, она держала лаванду под платьем и прошила край своей нижней юбки синей ниткой. Она окончательно ушла от Янсена, переехав к Юни и Одри, которые обрадовались, что она разделит с ними кров. Хотя домик, выделенный мистером Янсеном для Юни, оказался крохотным, им его вполне хватало.

Мария варила черное мыло по рецепту Ханны при убывающей луне, добавив местные ингредиенты – алоэ вера и гибискус. Жаркой ночью Мария разожгла огонь, используя для варки самые большие железные котлы в доме. Мыло было таким пахучим, что пчелы проснулись в час, когда им следовало молчать, запели птицы, а беспокойные дети неожиданно проспали всю ночь. Закончив варить мыло, она свалилась в постель и беспробудно проспала целых восемнадцать часов. Приготовление мыла отняло огромное количество энергии, потребовало сосредоточенности – вот почему те, кто им пользовался, извлекли из этого выгоду и выглядели моложе по меньшей мере на десять лет. Утром женщины из Виллемстада и окрестностей приехали купить по несколько брусков мыла, завернутых в коричневую бумагу и перевязанных бечевкой. Прибыль, полученная Марией, впечатлила даже Одри. Старуха попробовала мыло на себе и, взглянув в зеркало, с удивлением увидела, что она красива, как в молодости.

Целых три месяца женщины жили вместе и уже давно не были так счастливы. Когда накапливалась работа по дому, они решали, как с ней справиться. Просыпались, когда им хотелось, стирали простыни и одежду для себя, а не для Янсенов. Каждый день приносил им удовольствие, время текло медленно. В ночь, когда луна скрылась за облаками, у Марии родился ребенок.

Это случилось в сезон ветров, но весна была непредсказуемой, и вскоре ветер стих, что предвещало период удачи. Ведь рождение дочери – это счастье, какие бы трудности ее ни ожидали. Мария вытащила наружу соломенный тюфяк и нарисовала на пыльной земле, в том месте, где собралась рожать, круг для защиты от злых сил. Кадин уселась на низкую ветку, зорко следя за каждым ее движением. Много времени минуло с тех пор, как птица нашла в снегу ребенка, завернутого в синее одеяльце, с волосами черными как вороново крыло. Теперь ночь была жаркой, а земля песчаной, но одеяло, приготовленное для новорожденной, было тем же – его сшила Ребекка поздним вечером в доме Локлэндов. Ханна осыпала одеяло лавандой, чтобы отогнать мотыльков, и, аккуратно сложив, поместила на самое дно котомки Марии. Когда начались схватки, Мария взяла ножницы и, собрав в косу свои длинные черные волосы, доходившие до пояса, обрезала их так, что они едва касались плеч. Это было необычно для женщин того времени. Чтобы иметь ребенка, следует идти на жертвы, и эта была лишь первой из них.

В ту ночь она простила свою мать, которая рожала ее на снегу и бросила на произвол судьбы. Сердце Ребекки после этого ожесточилось, и все же именно к ней взывала Мария, когда стало трудно терпеть боль. Одри говорила ей, как надо дышать, и Мария все в точности выполняла. За свою долгую жизнь старая женщина присутствовала при рождении не менее сотни детей, да и сама Мария видела не один десяток младенцев, только что явившихся на свет на деревянном столе Ханны, и часто помогала ей. Ханна завязывала узлы на веревке, затем разрезала ее между узлами на куски – заговор для легких родов. Здесь такого обычая не знали, и схватки прошли тяжело. Мария попросила Юни принести таз с водой и, когда заглянула в него, вода показалась ей черной и глубокой. В этот момент открывались миры между жизнью и смертью, прошлым и будущим. Она увидела мужчину, тосковавшего по ней, дом, окруженный садом, где росли белладонна и мандрагора, где сирень так благоухала, что пчелы прилетали со всего округа, чтобы пить нектар. Мария бросила в огонь отрезанную косу, что знаменовало конец ее старой жизни и начало новой. Дым был красным – особенности рода всегда передавались от матери к дочери.

Это было 20 марта, и Мария хотела, чтобы ребенок родился до полуночи. День 21 марта был известен как самый несчастливый день года. Юни и Одри рассыпали на земле ровный слой соли, чтобы отогнать духов, способных пожелать зла младенцу. Мария к тому времени успела проклясть мир, который создал ее женщиной. Но без восьми минут двенадцать ребенок наконец появился на свет – и все изменилось. Мария видела лицо своей дочери в черном зеркале, когда еще сама была ребенком, но не ожидала, что будет испытывать такие сильные эмоции: все остальное просто потеряло всякое значение.

– Красивая девочка, – одобрительно сказала Одри.

Все ее знакомые старухи, которые тоже когда-то были красивыми, пришли взглянуть на новорожденную. Но помимо красоты в ребенке было что-то еще. Это видели даже те, кто вообще ни во что не верил, самые практичные, логически мыслящие, приземленные женщины оценили эту новую жизнь по достоинству. Малышка явно обладала даром видения, в этом не было ни малейшего сомнения. Глаза девочки были серебристого оттенка, волосы рыжие, как у Ребекки. На тыльной стороне левой руки виднелась черная отметка в форме полумесяца – несомненный знак ведьмы.

Вскоре ребенок, завернутый в одеяльце, прошитое синей ниткой, уже лежал в надежных руках матери. Перед ней в эту ночь открылось будущее, и сердце Марии в ответ распахнулось ему навстречу. Она назвала свою дочь Фэйт[21]. Будь с ними в этот день Ханна, она бы сказала Марии правду, единственную в своем роде.

Это твое сердце ты держишь в руках – будь с ним осторожна, не теряй его и не забывай, что я любила тебя так же, хоть ты и не была моей родной дочерью.

Когда Фэйт исполнилось пять месяцев, Мария поцеловала Юни и Одри на прощание. Она со слезами покидала их, потому что ничего, кроме добра, от них не видела, но Марию ждала ее судьба. Она уложила свою котомку, зашила бриллианты в подол платья, куда ворам было не добраться, и пошла в порт искать корабль, который доставил бы ее в Массачусетс. Перед этим она выпила чашку Бодрящего чая: чтобы найти свой путь через моря, требуется немалое мужество. Одри смастерила из тростника маленькую дорожную корзинку для Кадин, куда та и запрыгнула, когда Мария ей свистнула.

Ни на одно американское судно ее брать не хотели: маленький ребенок на корабле не приветствовался: считалось, что его хвори и плач не принесут удачи в плавании. Но, к счастью, подвернулась другая возможность.

Евреи построили на Кюрасао первую синагогу в этой части света, а в 1659 году открыли первое кладбище – Бет Хаим, Дом жизни, где надгробия делались из коралла. Процветало и их поселение – Плантация надежды. Многие из них уходили в плавание, доставляя через океан свитки Торы из синагог, сожженных дотла в Испании и Португалии.

Среди евреев преобладали купцы, переводчики и коммерсанты, но некоторые становились моряками, по существу пиратами, грабившими испанские корабли и считавшими своей обязанностью отомстить стране, где мучили и убивали их единоверцев. Португальские евреи в основном интересовались золотом и товарами, но тоже перевозили книги, включая запрещенную литературу, которая, как считалось, подстрекает рабов к мятежу. Иногда на такие корабли проникали воры, чтобы поживиться перевозимым добром, но находили лишь деревянные ящики с книгами, для одних бесполезными, для других – настоящим сокровищем.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».