Прощанье Чемодан с дорожными вещами, скудость слов, немая просьба рук… Самое обычное прощанье, самая простая из разлук. На вокзалах плачут и смеются, и клянутся в дружбе и любви… Вот и ты, стараясь улыбнуться, говоришь: – Смотри не разлюби! Ну к чему, скажи, тревоги эти? Для чего таким печальным быть? Разве можно позабыть о свете или, скажем, воздух разлюбить? У тебя глаза совсем больные. Улыбнись. Не надо так, родной… Мне ведь тоже в ночи ледяные нестерпимо холодно одной. Шум, свистки, последние объятья, дрогнули сцепленья, зазвеня… До свиданья! Буду очень ждать я! Только ты… не разлюби меня. Осень Как желтые звезды, срываются листья и гаснут на черной земле… А небо все ниже, а вечер все мглистей, заря – будто уголь в золе. Вот первый огонь засветился во мраке, грачи на березах кричат… Далеко за речкою лают собаки и слышатся песни девчат. Гуляет, поет молодое веселье, вздыхает влюбленный баян… А из лесу сыростью тянет и прелью, ползет по лощине туман… И кажется мне, что над Соротью где-то, в холодном белесом дыму, такая же ночь приходила к поэту и спать не давала ему. «Не отрекаются любя…» Не отрекаются любя. Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. А ты придешь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно не согревали мы друг друга. И так захочешь теплоты, не полюбившейся когда-то, что переждать не сможешь ты трех человек у автомата. И будет, как назло, ползти трамвай, метро, не знаю что там. И вьюга заметет пути на дальних подступах к воротам… А в доме будет грусть и тишь, хрип счетчика и шорох книжки, когда ты в двери постучишь, взбежав наверх без передышки. За это можно все отдать, и до того я в это верю, что трудно мне тебя не ждать, весь день не отходя от двери. «Мы шли пустынной улицей вдвоем…» Мы шли пустынной улицей вдвоем в рассветный час, распутицу кляня. И, как всегда, под самым фонарем ты вдруг решил поцеловать меня. А нам с тобой навстречу в этот миг веселые студенты, как на грех… Мы очень, видно, рассмешили их – так дружно грянул нам вдогонку смех. Их разговор примерно был таков: – Видали вы подобных чудаков? – И впрямь чудак, ведь он не молод… – Да, но и она совсем не молода! Ты сердишься за дерзкие слова? Но что же делать – молодежь права. Попробуй на меня когда-нибудь пристрастным взглядом юности взглянуть. Давай простим их неуместный смех: ну где ж им знать, что мы счастливей всех? Ведь им прожить придется столько лет, пока поймут, что старости-то нет! У источника Тягучий жар на землю льется, томят извилины пути… К артезианскому колодцу бежит ребенок лет шести. На цыпочки на камне белом приподымаясь на краю, губами ловит неумело тугую, круглую струю. Она дугой взлетает звонко, спеша в орешник молодой, и пересохший рот ребенка едва целуется с водой. И у меня судьба такая, и я к источнику бегу. Мне счастье бьет в лицо, сверкая, а я напиться не могу! Зеркало Все приняло в оправе круглой нелицемерное стекло: ресницы, слепленные вьюгой, волос намокшее крыло, прозрачное свеченье кожи, лица изменчивый овал, глаза счастливые… Все то же, что только что ты целовал. И с жадностью неутолимой, признательности не тая, любуюсь я твоей любимой… И странно мне, что это… я. «Дремлет стужа, сок из веток выжав…» Дремлет стужа, сок из веток выжав, в чащах спят, умаявшись, ветра. Хочешь, завтра в лес пойдем на лыжах? Хочешь, выйдем из дому с утра, в час, когда еще нельзя вглядеться в нерассветший дымчатый простор?.. Мы заглянем по дороге в детство, на опушке разведем костер, станем греться рядом, на снегу… Ты не говори мне: «Не могу». Ты не вздумай намекать на старость – слова нет такого в словаре… Если вправду мало жить осталось, надо выйти раньше… На заре… Счастье К ночи грязь на дорогах звонка и тверда. Небо – сине-зеленое, точно вода. В небе плавает месяц, подобно блесне… Я давно не писала стихов о весне. Не писала стихов о тебе, о себе, о такой удивительной нашей судьбе. Люди в юные годы, в такие вот дни, друг без друга не в силах остаться одни. Им сердца в одиночестве мучает грусть… Оглянусь я на прошлое – и улыбнусь: тишина в подмосковном ночном городке, и совсем я одна, от тебя вдалеке, только в сердце моем столько света сейчас, столько сказанных, столько несказанных фраз, столько радости прошлых и будущих лет, что для грусти в нем попросту площади нет. Слишком корни у счастья теперь глубоки, чтоб апрельские гнули его ветерки! |
