«Помню празднество ветра и солнца…» Помню празднество ветра и солнца, эти лучшие наши часы, и ромашек медовые донца, побелевшие от росы. Помню ржавые мокрые листья в полусвете угасшего дня. Горьких ягод озябшие кисти ты с рябины срывал для меня. Помню, снежные тучи повисли, их кружила седая вода. Все улыбки, и слезы, и мысли я тебе отдавала тогда. Я любила и холод вокзала, и огней исчезающий след… Я, должно быть, тогда еще знала – так рождается песня на свет. «У каждого есть в жизни хоть одно…» У каждого есть в жизни хоть одно, свое, совсем особенное место. Припомнишь двор какой-нибудь, окно, и сразу в сердце возникает детство. Вот у меня: горячий косогор, в ромашках весь и весь пропахший пылью, и бабочки. Я помню до сих пор коричневые с крапинками крылья. У них полет изменчив и лукав, но от погони я не уставала – догнать, поймать во что бы то ни стало, схватить ее, держать ее в руках! Не стало детства. Жизнь суровей, строже. А все-таки мечта моя жива: изменчивые, яркие слова мне кажутся на бабочек похожи. Я до рассвета по ночам не сплю, я, может быть, еще упрямей стала – поймать, схватить во что бы то ни стало! И вот я их, как бабочек, ловлю. И с каждым разом убеждаюсь снова я в тщетности стремленья своего – с пыльцою стертой, тускло и мертво лежит в ладонях радужное слово. «Нельзя о слове, как о мотыльке!..» Нельзя о слове, как о мотыльке! Ты прав. Я вижу: на заре бессонной, как золото, блестяще и весомо, лежит оно в неверящей руке. А после друг нагонит по следам старателя с нежданною находкой, оценит цвет и тяжесть самородка и равнодушно скажет: «Колчедан». «Когда-то я любимого ждала…» Когда-то я любимого ждала, единственного нужного на свете! Тогда был май, черемуха цвела, в окно влетал студеный горький ветер. Был лунный сад в мерцающем снегу; он весь дышал, смеялся веткой каждой, а мне казалось – больше не смогу! Но я тогда другой не знала жажды! Он не пришел. Зазеленел рассвет. Истлели звезды. Звякнула синица. И вот теперь мне кажется… Но нет, ничто с моей тоскою не сравнится, когда слова теснятся в темноте, уходят, кружат и приходят снова, ненужные, незваные, не те, и нет нигде единственного слова! «Нет, и это на правду совсем не похоже…» Нет, и это на правду совсем не похоже – облетает пыльца, и уходят друзья. Жить без бабочки можно, без золота – тоже, без любимого – тоже, – без песни – нельзя. «Словно засыпающий ребенок…» Словно засыпающий ребенок, бормотал невнятное родник. И казался трогательно тонок полумесяц, вышедший на миг. Помнится неловкое объятье у приволжских шелковистых ив, и как долго не могла понять я, отчего со мной ты молчалив. … Как невесел месяц на ущербе, как поля озябшие пусты, как мертвы на постаревшей вербе свернутые в трубочку листы! Мы с тобою тоже постарели: каждому дорога нелегка… От шершавого сукна шинели разгорелась у меня щека. Но спроси, и я тебе отвечу, что за встречу, посланную нам, за подаренный судьбою вечер я любую молодость отдам. Разлука I В руке сжимая влажные монеты, я слушаю с бессмысленной тоской, как в темноте, в слепом пространстве где-то, звонок смеется в комнате пустой. Я опоздала. Ты ушел из дома. А я стою – мне некуда идти. На ветровой простор аэродрома в такую ночь не отыскать пути. И я шепчу сквозь слезы: «До свиданья! Счастливый путь, любимый человек!» Ничтожная минута опозданья мне кажется разлукою навек. II Утром на пути в аэропорт улицы просторны и пусты. Горизонт туманом полустерт, розовеют почками кусты. Вся в росе, младенчески мягка вдоль шоссе топорщится трава. В сердце с ночи забралась тоска – каждая разлука такова. На перроне – голубой забор, тени бродят, на песке скользя… Дальше – ветер, солнце и простор. Дальше провожающим нельзя. В облаках, стихая, как струна, «Дуглас» чертит плавный полукруг. Радость встреч была бы не полна без щемящей горечи разлук. За разлукой есть далекий час. Как мы станем ждать его с тобой!.. Он всегда приходит в первый раз, заново подаренный судьбой. |
