Мертвец неловко скрючился в кресле, прижав левую руку к груди. Из-под застывших восковых пальцев ещё сочилась кровь. Бледные губы кривились в страдальческой гримасе, открытые глаза уже потускнели. Правая рука, сжатая в кулак, безвольно свесилась с подлокотника и касалась пола под столиком с аквариумом…

– Откуда вы знаете убитого?

– Я его в первый раз вижу.

– Тогда каким образом этот труп оказался в вашем доме, уютно устроившись в кресле перед вашим телевизором. Ха-ха!

– Он пришёл, уселся в кресло и умер. Я ничего не могла с этим поделать. И не имею понятия, кто он такой и как его зовут.

– Ну, хватит шуток! Я вас серьёзно спрашиваю, откуда взялся у вас этот труп? Кто он такой и кто его прикончил? Не усложняйте своего положения, вам и так нелегко будет доказать…

– Вы что же, хотите сказать, что я его прикончила и вызвала вас, потому что затруднилась с укрытием трупа!? – рявкнула женщина, потеряв терпение…

День не задался с самого начала: мало мне было пылесоса и возни с парадным обедом, традиционно подгорающим в духовке, так вдобавок мой упитанный рыжий кот ухитрился выловить из аквариума последнюю несчастную золотую рыбку. Толстое стекло и англо-русский словарь на 75 тысяч слов в качестве пресса не спасли вуалехвостую красавицу. Чёрная кошка Алиса истошно мяукала со спинки моего любимого кресла, то ли отчитывая нашкодившего Рыжика, то ли от обиды, что рыбка досталась не ей. Кот на всякий случай пятился задом к шкафу, обвисший хвостик последней обитательницы моего аквариума трагично торчал из его зубастой пасти. Я оплакивала вуалехвостку, одновременно пытаясь поймать кота, чтобы задать ему трёпку… Жаркое в духовке окончательно сгорело. В квартире гадко завоняло обуглившейся телятиной. Мне осталось только извлечь из духовки безнадёжно испорченный кулинарный шедевр.

А ведь всему виной моя заграничная родственница Ольга, которой приспичило приехать из Варшавы именно в день какого-то всенародного праздника. То ли дня конституции, то ли независимости. Затрудняюсь сказать точнее, так как пользуюсь импортными календарями. Нет, свою тётку я очень даже люблю, но лучше бы ей приехать в любой другой день. Да и эта глупая идея сделать мне сюрприз, не сообщая времени и способа приезда. Теперь я дёргаюсь при каждом звуке громыхающего лифта: без этого транспортного средства тётке не втащить свои громоздкие чемоданы даже на второй этаж. Ездить налегке Ольга никогда не умела…

Внизу оглушительно хлопнула дверь. Хорошо ещё, что офисы фирм первого этажа закрыты из-за всенародного выходного праздника. А то бы дверь хлопала каждые пять минут, доводя меня до нервного шока. Не выпуская из рук злосчастную жаровню, прислушалась: лифт не тронулся с места, значит, это не Ольга. Я с облегчением перевела дух, но вдруг неожиданно и резко затренькал звонок. Хлоп! – жаровня шмякнулась прямо мне на ноги. Заныла ушибленная нога, по ковру расплывались грязные пятна от подгоревшего мяса и соуса, светлые домашние брюки были безнадёжно испорчены. Усыпавшие пол неаппетитные куски горелого мяса довершали картину разгрома. Рыжий разбойник с рыбкой в пасти окончательно скрылся из поля моего зрения, избежав справедливого возмездия за учинённое убийство. Звонок жалобно чирикнул в последний раз и смолк.

От ужаса я не могла двинуть ни рукой, ни ногой: сейчас войдёт Ольга и, если не упадет в обморок от ужасающего вида меня и комнаты, то непременно начнет выкрикивать все известные ей плохие русские и польские слова. Судорожно сглотнув слюну и чудовищным усилием воли сдвинув себя в направлении входной двери, я сделала несколько шагов. Больная от ушиба нога мешала прибавить шаг. Через полчаса или, может, пару минут я осторожно открыла дверь квартиры и с изумлением и облегчением увидела то самое лицо мужского пола в плаще грязно-серого цвета и несколько бесформенной шляпе. Погода с утра совсем не радовала: лил нескончаемый, нудный летний дождь.

Одеяние странного пришельца довершали болтающаяся на длинной нитке пуговица и полосатые носки на ногах. Туфли почему-то находились в его левой руке, с них стекали грязные капли. Правая рука была прижата к груди и заметно дрожала. Вышеупомянутое лицо в проёме моей двери имело какой-то нездоровый вид, весьма болезненный бледно-зелёный цвет и тёмно-фиолетовые губы. Оно пыталось что-то сказать, слабо шевеля губами, но получались какие-то бессвязные едва различимые хриплые звуки.

Я решительно втащила незнакомца в квартиру, ухватив его за рукав насквозь промокшего плаща, со всей доступной мне осторожностью поместила несчастного в кресло и бросилась на кухню. Из сердечных средств в моей аптечке нашёлся только престарелый корвалол. Я дрожащими руками накапала побольше в рюмку, плеснула воды. Такой омерзительный цвет лица может быть только от приступа какой-то кардии. Хоть я и не видела вблизи сердечника в критическом состоянии, но была об этом наслышана от соседки.

Торопливо переместившись в комнату с пованивающим лекарством в руке, я пробормотала:

– Вот, выпейте… быстренько, а я сейчас вызову врача.

Тут я взглянула на мужчину в кресле: моя протянутая рука с рюмкой повисла в воздухе, от ужаса я замерла в дурацкой и неудобной позе. Рот незнакомца приоткрылся, глаза закатились, – видимо, он уже потерял сознание, пока я там возилась с каплями. Но и это было ещё не самое страшное: левая рука прижата к груди, из-под пальцев, вцепившихся в серый пиджак, жиденьким ручейком стекала кровь. Полы распахнутого длинного плаща как-то жалко и неаккуратно лежали на полу, рядом бесприютно валялись мокрые туфли. Правая рука касалась пола между креслом и столиком с аквариумом. Почему-то мне вспомнилась оторванная пуговица. Интересно куда она закатилась? Да вот же она, лежит в аквариуме на краю кормушки. Странное место для фурнитуры, однако. Я протянула руку к пуговице, неловко задела её пальцем, она соскользнула и пошла ко дну.

Это нелепое происшествие удивительным образом привело меня в чувство: я бросилась к телефону. Набрала «03» одеревеневшими пальцами, скороговоркой проговорила адрес, сообщила о несчастье с мужчиной и обессилено опустилась в противоположное кресло. Сгоревшее мясо, кот с убиенной рыбкой, Ольга из Варшавы – всё было забыто… В голове засела только одна гадкая мысль: кровь на костюм несчастного могла вытекать только из раны. И сам он удариться этим местом никак не мог. А сие означало только одно – прожить без общения с родной полицией мне, по всей видимости, сегодня не удастся. Да хоть бы он остался жив! Об ином исходе не хочется и думать.

Снова раздался звонок, и я уныло поплелась в прихожую. На этот раз за дверью оказалась ожидаемая с нетерпением личность в несвежем белом халате. Женского пола, с растрёпанной причёской вчерашней укладки, поджатыми губами и очень суровым выражением лица, начисто лишённого косметики. Ясное дело, с чего бы ей радоваться! Небось, дежурство к концу подходило, впереди отдых в семье за праздничным столом с мисками салата и водочкой, а тут приспичило кому-то занедужить. Дама решительно оттеснила меня вглубь квартиры, плюхнулась на стул около обмякшей в кресле фигуры. При виде вытекающей из груди мужчины крови врачиха ещё крепче сжала губы, округлила и без того круглые глаза. Затем взяла свесившуюся на пол руку и разжала, наконец, рот:

– Помер уже! Раньше надо было вызывать, – отчеканила она неожиданно звонким голосом, не слушая моих оправданий. – Теперь звоните уже в полицию.

Дамочка в халате протяжно вздохнула, окинула меня долгим подозрительным взглядом и, осуждающе стуча толстыми каблуками, удалилась из моего жилища. Я с тоской набирала номер телефона старого приятеля Серёги, волею судьбы служившего полицейским офицером…