— Олежек, ты что?

— Мы!

Таня мотнула головой.

— Погоди. Погоди… Ты сам? Олежек, ты сам дошел сюда из гостиной?

— Да, — выдохнул Олежек.

Щеки и губы его были мокры, а в глазах стояли слезы.

— Олежек!

Таня обняла его. Она закачалась, упираясь носом ему в висок. Радость, сумасшедшая и ослепительная, вспыхнула в ней, подняла над горестями и бедами, раздвинула стены комнатки. Как хорошо! Таня вдруг простила всем и все (бог с вами, люди!), засмеялась и заплакала, оглаживая Олежкин лоб, и внутри нее росло и росло, ширилось мягкое, доброе, пушистое чувство, что дальше, дальше непременно…

Счастье.

А Олежек, цепляясь, тянул свое:

— Жы-ы-ывая!

Ночь выдалась теплая.

Утром видели: под окнами дома номер пятнадцать по улице Свиридова, сидя, плечом в плечо, клонясь головами друг к другу, спали двое. Плащ укрывал их на манер пледа, хотя всякому, кто проходил мимо, бросалось в глаза несоответствие бомжеватой внешности одного приятеля строгому, костюмному виду второго.

Впрочем, мало ли, у кого как складывается жизнь.

(В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии pixabay, разрешающей ее свободное, в том числе, коммерческое, использование)