Губер встал. Подошел к окну.

— Не вижу удивления на вашем лице, — бесстрастно бросил через плечо. — Считаете всё сказанное бредом? Люди не верят словам. Как вы только что сказали: «Какой бы ни был человек, но каждый его поступок мотивирован». Хотите знать мою мотивацию? По причинам, изложенным выше, проект закрыт, и подготовка к официальному контакту остановлена. О чём я искренне сожалею. Нам приказано возвращаться. И поскольку я, как и вы, обычный «опер», такие решения не в моей компетенции…

Он замолчал, повернулся и в упор посмотрел на Марка ясным проницательным взглядом:

— И всё же в нарушение полученных инструкций мой контакт состоялся. Несанкционированный, незапланированный, преждевременный. Так сказать неофициальное знакомство «без галстуков». Состоялся ровно сорок восемь часов назад, возле третьей Аккумуляторной. И продолжается сейчас. Теперь и вы его участник. Что скажете, Марк?

— Скажу, что мне не доводилось встречать более изворотливого сказочника.

Губер улыбнулся. Отойдя от окна, принялся размеренно ходить по кабинету, вскользь прикасаясь пальцами к предметам на пути: к столешнице, к спинке стула, к настольной лампе с газетой вместо абажура.

— Да… Вы типичный представитель так называемого прогрессивного человечества. У вас, у людей, есть мощное оружие — факты. Сама ваша профессия обязывает верить лишь им. Подавай факты и всё тут. А если нет, подавай веру. Незыблемую многовековую манипуляцию в виде верования. Могу представить, что стало бы с религией, осуществись контакт официально. Неужели вы не способны просто мне поверить?

— Просто? — в вопросе Марка слышалось замешательство.

— Да. Прислушаться к интуиции. Прочувствовать.

Марк вдруг поймал себя на мысли, что не заметил, как они поменялись местами. Теперь задержанный задает вопросы инспектору полиции. И вопросы про ощущения. Какой-то сюрреалистический сон.

— Не удивительно, что вы не верите моим словам, — не дождавшись ответа, продолжил Губер. В его голосе слышалось разочарование. — Боитесь, если сказанное окажется правдой — обрушится ваш понятный и уютный мир. А вы не готовы к этому, совсем не готовы. Но контакт нужен в первую очередь именно вам!

Он снова зашагал по кабинету. Грохот размашистых широких шагов эхом отражался от беленых стен. Казалось, Марка нет в комнате, а шагающий человек разговаривает сам с собой:

— Верю, не верю… Вера… Наш метод ошибочно обошёл её стороной… Не придал ей значения.

«Он просто псих», — подумал Марк, потянувшись к кнопке вызова наряда, но замер и одёрнул руку. Он вдруг увидел глаза человека в тельняшке. В них не было ни капли безумия, лишь твёрдая уверенность в чём-то, что знает лишь он один.

— Без сомнения толпа не готова к контакту, — продолжал Губер, размашисто вышагивая по кабинету. — Вы боитесь, в этом всё дело, потому как, выйдя за границы понятного вам мирка, придется строить новый, непонятный, в котором теперь будем и мы. Толпа и страх в самых худших их проявлениях — основа вашей цивилизации. Толпе не свойственно нарушать границы. Её цель — существование внутри своего, как вы выразились, особого места жительства. Она — норма, готовая задушить любые крайние отклонения, любую иную точку восприятия мира. Для неё пришельцы — та же аномалия. И когда толпе объявят, что мы — враги землян, а так оно обязательно случится, она с этим безропотно согласится и возьмёт в руки оружие. По нашей методике архаичная толпа неспособна к контакту. Открыться, поделиться знаниями, принести истину, и оказаться распятым на кресте… Такое уже было. Как воздействовать на толпу?

Напряжение в кабинете накалилось до предела.

— Так, стоп! — закричал Марк.

— Но именно рассуждения о толпе подтолкнули меня к пересмотру математической модели контакта, — Губер резко махнул рукой. — Оказывается, даже с таким обществом как ваше контакт возможен, а в рабском поведении толпы скрыт ключ к нему. Мир рабов это беспрекословное подчинение, в основе которого лежит слепая вера. Удивительно, но именно вера способна заставить толпу разрушить её незыблемые устои. Именно вера — основа, как разрушения, так и созидания, как прогресса, так и упадка. Значит необходимо, чтобы толпа слепо поверила в Контакт. Не надо ничего объяснять, не надо апеллировать к её сознанию и логике. Достаточно заменить ей Бога.

— Хватит! — опять закричал Марк. — Молчать!

— Вот-вот, середнячок слишком боязлив, чтобы стать первым, — продолжал Губер, не обращая внимания на крики. — А есть ли тот, кто не побоится слепо поверить? И я нашёл ответ. Это тот, которому нечего терять. Из тех самых… без особого места жительства. Изгнанные социумом всегда являлись носителями новой веры. Такие поверят в Бога, в Дьявола, да хоть в сам Прогресс. Даже в распятого на кресте поверят если только…

Он остановился посреди кабинета, поднял голову, расправил плечи и произнёс:

— Я понял это благодаря Шмайсеру. Цепочка проста — чудо-вера-принятие. Если я покажу вам чудо, вы объявите меня Богом, низвергните своих вождей, проклянёте прежнюю веру, сожжёте святые книги, растопчете многовековые традиции, лишь бы снова прикоснуться к моим стопам. Вы повесите мою икону на стену и будете ей молиться, станете рассказывать близким о появлении нового мессии, напишете обо мне трактаты, построите храмы в мою честь. День, когда я покажу вам чудо, станет главным вашим праздником, и правнуки ваши будут восхвалять чудо, словно сами были свидетелями его. Каждый на этой планете… поверь, каждый верит лишь в чудо и больше ни во что. Вот она — константа человечества!

И устало опускаясь на стул, почти шепотом выдохнул:

— Будет тебе чудо, Марк.

Свет уличных фонарей разогнал густые вечерние сумерки.

Фигура Губера давно растворилась в потёмках, а Марк всё стоял у окна в темноте пропахшего табачным дымом кабинета и машинально закуривал неизвестно какую по счёту сигарету.

«И что мне с этим делать, — в который раз спрашивал сам себя, глубоко затягиваясь горьким дымом, — как с этим жить дальше? И не расскажешь никому. Не поверят. Примут за сумасшедшего. За юродивого. Полный абсурд. Рано и безнадежно. Но всё-таки…».

Там за окном в дрожащих от мартовского ветра темных лужах блестела луна. Марк оторвал взгляд от уличных луж и посмотрел вверх. Над соседним домом висел идеально круглый, огромный ярко-оранжевой шар. Начиналось первое весеннее полнолуние.

Время будто остановилось. Марк смотрел на луну, на вечный символ циклического обновления, и та представилась ему огромной оранжевой точкой, специально поставленной кем-то на черном бескрайнем полотне. Как знак завершения прежнего, и одновременно начала чего-то иного, ранее неведомого.

Он долго всматривался в безукоризненно чистый, усыпанный мириадами звёзд ночной небосвод и думал, что его жизнь теперь навсегда поделена на две части — до Контакта, и после него.

Привычке к ритуальному шестикилометровому пробегу — ежедневному атрибуту ещё с первого курса полицейской школы — за четыре года Роза не изменила ни разу. В мороз и в зной, в любом настроении и расположении духа утренняя пробежка дарила радость, чувство полета и ощущение лёгкости. Ей нравилась приятная усталость последнего круга, когда в каждой клетке фонтаном пульсирует обогащённая кислородом кровь, а в голове пусто и ясно. Сохраняя превосходную форму, Роза любила своё тело, которое отвечало ей взаимностью. Смуглая, будто загорелая кожа, без грамма жира, очерчивала красивые бугорки мышц, подчеркивая стройность осанки. Быстрые движения, крепкие ноги, сильные руки и неуёмная молодая энергия.

Полное имя Розалия не нравилось ей, и девушка предпочитала называть себя просто и кратко, как выстрел — Роза.

Родилась она сразу после войны, потому морально и физически готовилась к любым испытаниям. Всегда собранная, целеустремлённая Роза вечерами составляла детальный план следующего дня и никогда ни на шаг не отклонялась в сторону. Об этом знали сослуживцы, и поначалу некоторые даже пытались острить над такой педантичностью, перемешивая неуместные глупые шуточки непристойностями и откровенным сексизмом. Но девушка быстро поставила хохмачей «на место». И сделала это эффектно — вызвала «к барьеру стреляться». Дуэль на пистолетах назначила в тире, и на следующих условиях: мишень — неподвижная грудная фигура; расстояние до цели двадцать метров; пять патронов в обойме; время на стрельбу двенадцать секунд. Роза отстреляла все пять патронов за восемь секунд с результатом сорок шесть очков. Её противники не осилили даже сорока очков, да и стреляли дольше. Выходя из тира, Роза победно бросила через плечо: «В следующий раз встретимся на татами!» После такого унижения местные «мачо» навсегда перестали отпускать в её адрес сальные шуточки, и за Розой закрепилось прозвище «Железная леди». После той дуэли в отделении долго судачили о девушке-ефрейторе, которая может отстрелить незадачливому шутнику не только глупый язык, но и всё, что плохо висит.