Чарушин…

Хочу забыть эту фамилию. Забыть, как он выглядит. Забыть все, что он делал.

Если бы только это было возможно…

Занимаю свое место – четвертая от края. И пока Кирилюк проводит перекличку, чувствую себя в некоторой степени в безопасности. И все равно, непрерывно кружится голова и натужно гремит сердце. Несколько раз возникает ощущение, что лишусь сознания.

– Десять минут на вольную разминку. После Чарушин, Фильфиневич, Шатохин и Георгиев наберут команды по двенадцать человек и проведут смешанные игры. Две команды останутся в зале. Остальные – на стадион.

Так, ну, ничего страшного. Пойду к любому из этих придурков, только бы не к Чарушину.

– Смешанные – это значит, что девочки с парнями в одной команде? – жеманничает кто-то из девчонок.

– Именно это и значит, Краснова, – отвечает, как всегда, резко тренер.

– А играть во что хоть? – пищит другая девчонка.

– В баскетбол! – орет Кирилюк, вероятно, считая, что для нашей академии выбор очевиден. Подув в свисток, громоподобным голосом командует: – Вперед!

Для разминки я забиваюсь в самый дальний угол. Однако даже это не спасает меня от повышенного внимания со стороны Чарушина. С любого расстояния он приводит меня в состояние невыносимого стресса. Как ни отворачиваюсь, чувствую, что смотрит. Так еще… Нет-нет, и зачем-то проверяю свои догадки. И, едва мы лишь на мгновение сталкиваемся взглядами, искры летят.

Что за проклятие?

Как я должна с этим справляться?

«Не смотри на него», – приказываю себе.

Задыхаюсь от волнения и все равно смотрю. В груди непрерывно клубится жар. Распространяется по всему телу. Странными судорогами скатывается вниз живота. Сводит там жгучим спазмом до боли. Сводит и отпускает. И вот в тот миг, когда отпускает, какое-то поразительно приятное тепло там разливается. Облегчение? Успокаиваю себя так.

Когда приходит время собраться снова всем вместе, я забиваюсь в самую гущу толпы. Но, к моему ужасу, не мы решаем, к кому в команду пойти.

Капитаны выбирают. Чарушин первый.

Господи, пусть он обо мне не вспомнит… Пусть окажется тщеславным козлом, которому важна лишь победа. Все знают, что я не умею играть. Есть много других хороших…

– Богданова, – сильный голос Чарушина уверенно рассекает сгустившийся надо мной воздух.

Вздрагиваю, напряженно сглатываю и, наконец, осознаю, что все мои волнения только начинаются.

– Я не хочу в твою команду, – заявляет Лиза, показываясь из толпы спустя долгие секунды моего терпеливого ожидания.

Должен признать, удивляет. И задевает. Стискиваю челюсти чуть плотнее, чем следует. Медленно тяну кислород. Не сводя с нее взгляда, прищуриваюсь. Она снова в состоянии повышенной взволнованности, хоть и пытается это скрывать. Нервно заламывает руки. Подрагивает, когда замирает. Дышит чаще и выше, чем любой другой человек в этом зале. Взглядом и вовсе целую бурю выдает.

У меня внутри тоже все кипит, но я, по крайней мере, умею это скрывать.

– Я хочу в команду к нему, – указывает Лиза на стоящего слева от меня Тоху.

Раньше нее на него смотрю. Едва заметно, но с очевидным ожесточением качаю головой и взглядом предупреждаю, чтобы не вздумал выкинуть свою обычную хрень. Тоха хоть и озабоченный мудак, посыл улавливает. Закатывает глаза и демонстративно выставляет руки ладонями вперед.

Минимальное движение головой – напряженно киваю. И перевожу взгляд обратно на Богданову. Ненамеренно и ее пронизываю жестче, чем следует. Перестроиться не успеваю.

Она вздрагивает.

У меня по спине озноб летит. Наклон головы усиливается, в глазах темнеет. Из-подо лба смотрю, осознаю. Инстинктивно все это получается. Сбросить не могу.

– Я просто прочел первую фамилию из списка, – намеренно равнодушно поясняю. Для других, не для нее. Она ведь уже знает, почему я выбрал ее. – Можешь идти к Тохе, – отпуская, глубоко вдыхаю.

Ощущаю, как кислород распирает грудь. Плечи вздымаются.

Крайне медленно выдыхаю.

Не уверен, что не порчу свой идеальный ответ тем, каким взглядом провожаю Лизу к Шатохину. Сам понимаю – нагло пожираю. Я в принципе заточен на нее пялиться. А сейчас еще спортивная форма позволяет рассмотреть все эти великолепные изгибы и округлости.

Лучше, чем я представлял. Десять из десяти, блядь. Если ослаблю контроль, челюсть отвиснет, и я, на хрен, попросту закапаю слюной.

«И не только я, блядь», – зло думаю, когда удается оторвать взгляд от Лизы и направить его обратно в толпу. Мышцы на животе так сильно напрягаются, что в них возникает жжение. В кровь бросает адреналин. Все вместе закипает. Но наброситься на кого бы то ни было лишь за липкий взгляд не только не имею права. Не считаю это нормальным. Точнее будет сказать, не считал. Начинаю сомневаться.

Прежде чем прочесть следующие фамилии, чтобы не звучать чересчур агрессивно, приходится несколько раз прочистить горло. Эффект сомнительный, но в данном случае это, мать вашу, максимум.

– Борисов, Вергелес, Воронцова, Гайдей…

Впервые ловлю себя на мысли, что понимаю Бойку с его вечным желанием разбить кому-то рожу. Если отсечь саму Богданову, жажда крови – все, о чем я сейчас способен думать.

То, что Лиза упорно бежит от меня, ее не спасает. Все равно на одном поле оказываемся. Филя и Жора со своими уходят на стадион. Я со своими и команда Тохи остаемся в зале. А это значит – у меня есть возможность атаковать.

Только она этого пока не понимает.

Когда встречаемся с Тохой в центре зала, чтобы разыграть мяч, нахожу взглядом Лизу. Она сходу ежится и обхватывает себя руками. А я ведь еще ни хрена не сделал.

Готовься.

Выбиваю, и мяч оказывается сразу на нашей стороне. Волной перекатываемся на половину соперника. Там так же быстро теряем мяч. Перебежка, и он оказывается у перепуганной Богдановой. Не знаю чувака, который додумался пасовать ей, но мысленно жму ему руку. Стремительно пересекаю разделявшие нас метры. Лиза прижимает мяч к груди и резко отворачивается. Я ухмыляюсь и атакую.

Умора, блядь.

– Ты не можешь просто держать его, – выдыхаю ей в ухо и почти вплотную притискиваюсь сзади.

В условиях традиционной игры на поле находится по пять человек с каждой стороны, но во время обычных пар, когда Кирилюку становится скучно, он любит устраивать месиво, выпуская весь состав одновременно. И как бы странно это ни звучало, играть с девчонками труднее, чем с двухметровыми мужиками. Они царапаются, толкаются и даже намеренно лупят кулаками.

Лиза не делает ничего.

Толкаю ее бедрами, приглушенно вскрикивает.

– Шевелись, Дикарка, – хриплю свое напутствие. – Твое кольцо, если что, слева. Ударяй мяч об пол и продвигайся.

Когда она оборачивается, кончики ее волос хлещут меня прямо по роже, но я это отмечаю отстраненно. Потому что сразу после этого мы встречаемся взглядами, она, как обычно, смесью каких-то эмоций опаляет, и я загораюсь.

– Богданова, иди к кольцу!

– Богданова, пасуй!

Ор ее команды, совершенно точно, мимо ее сознания проходит. Ударяет мяч об пол, только чтобы выбраться из оцепления, которое я ей устроил. Я, конечно же, сразу могу отобрать у нее чертов мяч. Но я этого не делаю. И другим не позволяю. Преследую ее, как конвоир, пока к кольцу не подбираемся.

– Подними мяч слегка над головой. Руки полностью не выпрямляй. Целься и бросай, – инструктирую, впервые действуя против своей команды.

Она выполняет. И, конечно же, промазывает. Даже не черкает кольца.

Машинально ловлю мяч и выкидываю своим игрокам. Бросив на Лизу еще один взгляд, направляюсь к кольцу противника. На ходу принимаю пас и отправляю мяч в корзину.

Не имею привычки перед кем-либо рисоваться, но перед Богдановой делаю именно это. Оборачиваясь, салютую, мол, вот как надо.