Наконец-то мне удается расслабиться. Работы я не боюсь. Ни в саду, ни в огороде не гнушаюсь трудиться. Но на кухне особенно люблю помогать. Пока мама инструктирует нас по заготовкам, сажаю самых младших – Стефу и Ульяну – за свободный стол, чтобы попутно подсказывать им с уроками. Остальные девчонки уже справляются сами, но периодически тоже что-то спрашивают.
– На ужин овощное рагу приготовим, – говорит мама. – Соня, раз крутишься без дела, садись чистить картошку.
– О Боже, мама! – восклицает сестра. А я снова смеюсь. – Самую грязную работу для меня выбрала!
– Давай, давай! Замуж выйдешь, что о нас с отцом люди скажут? Вырастили неумеху. Еще и лентяйку, – журит по-доброму.
– Мой муж будет богат! – заявляет в свою очередь Сонька. – У нас будет прислуга. И делать мне ничего не понадобится. Вообще ничего!
– Глупости не говори, – улыбается мама, не поднимая взгляда от теста. – Богатые женятся на богатых.
– А вот и не всегда так!
– Исключения, доць, очень редкие. И рассчитывать на них не стоит.
Сонька бухтит и бухтит, но за картошку берется. Никто из нас категорического сопротивления ни в чем не выказывает. Не принято.
– Вот увидите! У меня будет шикарная свадьба. И сразу после нее мы с моим богатым красивым мужем улетим на Мальдивы.
Соня с такой уверенностью все это выдает, что мы с сестрами невольно заслушиваемся. В красках представляем. Только мама, заметив это, ругаться начинает.
– Прекращай. Еще слово, и будешь наказана.
– За что?
Замечаю в глазах Сонечки слезы, и даже жаль ее становится. Но вступаться не смею. Нельзя.
Включаю кухонный комбайн. Он и обрывает все разговоры. Пока перетираю овощи в пюре, невольно в собственные, отнюдь не радостные мысли погружаюсь. Вспоминаю Чарушина, и сердцебиение ускоряется. Меньше трех часов прошло, с тех пор как я его видела, но в домашней атмосфере все произошедшее вдруг кажется таким далеким… Словно и не было всего этого в реальности.
Приснилось? Выдумала? Если бы.
По-прежнему не могу отделаться от ощущения, что совершила что-то плохое, опозорилась сама и опорочила семью… Снова и снова убеждаю себя, что во всем, что случилось, моей вины нет. И не верю.
Не верю себе.
Думаю о Чарушине, как о чем-то запретном. Осознаю, что должна прекратить. Но не могу. Я ведь не просто сокрушаюсь над тем, что он сделал. Я… Я смакую все эти постыдные моменты.
– Лиза, ты не заболела? – окликает меня мама, едва я выключаю комбайн. – Щеки пылают.
Если бы могла провалиться прямо сейчас в ад, наверное, я бы избрала это наказание. Потому как выдерживать мамин обеспокоенный взгляд страшнее. Он оседает на моих плечах дополнительным грузом вины.
– Да… Весь день себя плохо чувствую… – бормочу я.
– Температуру мерила?
– Нет… Не думаю, что это что-то серьезное…
– Ну, смотри, – строго выговаривает мама. – Не хватало только заболеть в самом начале учебного года.
– Да не заболею, мам…
– На ночь кипяченого молока с медом и маслом тебе сделаю.
– Спасибо.
Мы заканчиваем с консервацией и накрываем на стол как раз к приходу папы с работы. Иначе быть не может. Мама все рассчитывает и нас тому же учит.
– Как в магазине, пап? – услужливо подавая тапки, имеет неосторожность спросить Соня.
Забывает, что дома о работе отец не любит говорить.
– Зайдешь завтра после учебы и узнаешь. Мне как раз нужна помощь.
Сонечка морщится и вынужденно соглашается. Другого выбора нет.
Магазин – это, конечно же, очень громко сказано. Скорее – овощная лавка. Но, как утверждает мама, именно она всех нас кормит и одевает.
– Мне нужен новый спортивный костюм, – спохватываюсь я. – Прошлогодний оказался совсем тесным.
– Хм… – изрекает отец задумчиво. – В этом месяце никак не получится. Попробуй расшить.
– Но как? – выдыхаю я растеряно.
– У меня есть ткань, мы сделаем вставки, – закрывает тему мама.
Ужин проходит достаточно тихо. Даже Сонечка не рискует болтать. Это очень тяжело. Я буквально ощущаю, как поселившаяся внутри меня вина с каждой секундой растет и становится все объемнее. Кажется, что все это видят и уже осуждают меня. Не могу подолгу выдерживать ни папин, ни мамин взгляд.
– Ты сегодня какая-то рассеянная, – замечает папа.
– Оставь ее, – незамедлительно, но достаточно сухо вступается мама. – Она приболела.
– Так чего сидишь? Поела, иди, отдыхай.
– Доброй ночи, – все, что я говорю, когда поднимаюсь из-за стола.
Забираю приготовленное мамой молоко и выхожу.
Сразу после душа укладываюсь в постель. Но закрыть глаза боюсь. Знаю, что увижу, услышу, почувствую… Я и так каждую минуту с собой борюсь. А тут еще темнота и тишина. Укромный мирок, который принадлежит лишь мне одной. И, казалось бы, фантазируй, сколько душе угодно… Но страх сильнее. Вдруг это все совсем выйдет из-под контроля?
Терзаюсь долго. Уже и Соня ложится, а я еще верчусь. С таким сердцебиением попросту невозможно уснуть. Резонируют эти удары в матрас, я это чувствую. А височная пульсация – в подушку. Жарко становится настолько, что приходится раскрыться.
Никак не получается бороться. Едва сознание плывет, воскрешаю все эти постыдные моменты. Глаза Чарушина вижу, губы… Ощущаю запах и прикосновения… Как же это мучительно… И сладко…
Отход ко сну происходит резко. Не отмечаю эту грань. Однако какое-то время спустя я просыпаюсь. И будит меня короткий сигнал, который издает запрятанный под подушку телефон.
Артем *Чара* Чарушин: Твоя сестра на валерьянке[3] у Фили. Если ты пообещаешь отблагодарить меня, присмотрю за ней и привезу домой. Договорились?
Поворачивая смартфон, направляю свет на Сонину кровать и обмираю. Пустая.
Глава 8
Что ж… Сама напросилась.
© Артем Чарушин
Лиза Богданова: Нет, не договорились.
Лиза Богданова: Пришли мне адрес. Я сама за ней приду.
Черт, это еще лучше.
Сердце тотчас загоняется. Топит на максимум, усердно толкая по натянутым венам кипящую кровь. Не переставая пялиться в экран смартфона, стискиваю его в руке и неосознанно ерзаю в кресле.
– О-о-о, – стонет мне в ухо девчонка, которую я полчаса назад отымел в одной из комнат на втором этаже. И о которой я пару минут как благополучно забыл, несмотря на то, что она сидит у меня на коленях. – У кого-то снова поднялось настроение. Я готова, Чарушин…
– Иди, погуляй, – спихнув ее, легонько шлепаю ладонью по заднице. – Позже тебя найду.
Подношу к губам бутылку и на автомате делаю крупный глоток пива. Жажда не утоляется. Нервно облизываю губы и, закусывая их, напряженно вдыхаю.
Кто-то визжит, перекрывая ритмичную пульсацию диковатой музыки, и я машинально вскидываю голову. Убедившись, что девка, с которой Тоха стащил прямо посреди танцпола блузку, хихикает и вполне довольно трясет для него сиськами, возвращаюсь к трубе.
Артем *Чара* Чарушин: Уверена? Тут у нас не Диснейленд. Я опасаюсь за твою психику.
Лиза Богданова: Адрес! Я уже вышла из дома.
Артем *Чара* Чарушин: Что ж… Сама напросилась.
Скидываю ей геоточку и тут же откладываю недопитое пиво.
– Жора, – толкаю зависшего в телефоне Георгиева.
– Чего? – вскидывает он голову.
– Видишь Богданову? – указываю в противоположный конец зала.
– Да кто ж ее не видит… – выдыхает Жора приглушенно. – Святую, блядь, непорочность. Куда она зарвалась?
– Присмотри за ней.
– На хрена?
– Надо, Жора, надо.
– Лады, – недовольно выдает друг. – Одно уточнение. Присматривать, лишь бы считалось, или как за одной из твоих сестер?
Меня, мать вашу, аж передергивает.
– Нормально, Жора, нормально присматривай, – выдаю грубовато и поднимаюсь. – Как за своей.
– Понял.
По пути на улицу цепляю Филю.