Да, лица было не различить, но она поклялась бы, что седовласый незнакомец ей улыбался!

– А что будет здесь в конце осени? – звонко крикнула девочка, ободренная этой улыбкой и к тому же осмелевшая рядом с отцом.

– Алгус удивит вас, юная леди. Именно так называется цветок, который вас расстроил. Приезжайте же! – проговорил старик и зашелся в приступе кашля.

Отец девочки, сокрушаясь вполголоса о том, как избаловал он дочь, наконец, подтянул все ремни, укрепив груз, еще раз проверил все колеса, взял в руки поводья и повел лошадей, впряженных в телегу, дальше по тракту.

– Я Адея, а как ваше имя? – донеслось до хозяина дома из удалявшейся повозки.

– Отан. Меня зовут – Отан, – негромко произнес старик, понимая, что никто уже не услышит его в ускользающей в сумерках повозке…

Отан отвернулся от окна, подошел к старому, но все еще крепкому и удобному креслу, стоящему в другом углу мансарды, и рухнул в него, будто мешок с навозом, которым совсем недавно он удобрял свой сад, чтобы посадить алгус: годы брали свое.

Этот необычный цветок передал ему торговец книгами из Андалиона. К невзрачному корешку в небольшом холщовом мешочке было приложено письмо его старинного друга, в котором говорилось, что он дарит Отану то, что он так давно хотел получить.

Да, он давно мечтал заполучить этот редкий цветок, о котором ходило столько легенд! Но встретить его можно было лишь в горах близ Туманных земель. И то – если только очень повезет.

И вновь воспоминания уносили его в прошлое: вот он, совсем молодой, полный сил и жажды познаний, путешествует…

А вот здесь он впервые увидел алгус и встретился с монсенами…

Он вспомнил себя в возрасте милой рыжеволосой девчушки, которая несколько минут назад бегала по его саду, и улыбка вновь осветила его морщины. Мальчишкой он был точно таким же: бесстрашно лазал куда можно и нельзя, чтобы увидеть, узнать что-то новое.

Как же давно это было! 60 лет миновало с той поры, или нет, постойте, тогда стоял 542-й год, ознаменованный последним прибытием Хранителей знаний из Андалиона в земли Эндории, значит, прошло ровно 63 года…

Воспоминания прервал резкий стук в дверь. Старик тихонько выругался и замер, надеясь, что непрошеный гость уйдет, и можно будет и дальше предаваться сладостным воспоминаниям, но стук не прекращался.

Кряхтя и вздыхая, старик отправился отпирать дверь. На самом деле он прекрасно знал, кто этот непрошеный гость, поэтому, приближаясь к двери, начал намеренно громко ворчать о том, что бедному старику не дают покоя, и ему придется сейчас оторвать кому-то руки, чтобы не слышать этого стука.

Из-за двери раздался звонкий смех, и такой же звонкий голос прокричал, что тогда ему придется петь здесь народные песни Рейвуда, отчего сбежится вся округа, чтобы немедленно сжечь источник этого дикого воя.

– Но тогда и дом ваш сгорит наверняка! – весело резюмировал гость.

Старик уже дошаркал до двери и отодвинул тяжеленный засов. За распахнувшейся дверью обнаружился стройный, но крепко сбитый паренек с выгоревшими на солнце соломенными волосами, которые непокорными вихрами торчали на затылке, указывая на упрямый характер их обладателя. На загорелом лице под неожиданно темными бровями искрились смехом яркие карие глаза, а красиво очерченные губы были растянуты в такую широкую и радостную белозубую улыбку, что ею можно было осветить всю деревню. Одет он был в свободную, довольно изношенную серую рубаху, подпоясанную веревкой, какими обычно скручивают снопы сена, и в коротковатые штаны буро-коричневого цвета, на которых кое-где светились дыры. На ногах его были сапоги, в коих, судя по их виду, ходили еще во времена империй.

– Привет, досточтимый Отан! – шутливо раскланялся паренек, – я пригласил себя к тебе на чай, – не прекращая беззаботно улыбаться, заявил он, проходя в дом.

– И когда ты уже научишься хорошим манерам, Саймон? – задал вопрос в пустоту проема входной двери хозяин дома, прекрасно зная, каким будет ответ.

– Да будет тебе, Отан! Если бы я был… э-э-э… манерный, как вся эта знать из столицы, ты бы меня и на порог не пустил! И это было бы очень прискорбно, потому что тогда я не умел бы ни читать, ни писать, а ты бы уже давно помер от скуки и одиночества. Так что мы друг другу просто необходимы! – заключил паренек, по-хозяйски ставя котелок с водой на печь, в которой уже горели и потрескивали дрова, заставляя уютно гудеть печную трубу.

Старик сел к столу, посмотрел на юношу усталым взглядом человека, повидавшего мир и познавшего жизнь во всех ее ипостасях, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза…

Малыш лет шести с зареванным лицом, покрытый ссадинами и синяками, шел со стороны гор из леса прямиком в деревню. Из одежды на нем была лишь изодранная накидка. Местные жители приютили и накормили его, залечили его ссадины бальзамическими травами и дали какой-никакой одежды. Мальчик понемногу приходил в себя, но как только его начинали расспрашивать о том, как он оказался один в лесу и где его родители, ребенок начинал плакать, дрожать и твердить, что он ничего не помнит.

На окраине селения стоял небольшой храм покровительницы земель Эндории – Эйбл, богини плодородия, где и было решено поселить найденыша. Жрец согласился принять его и дал ему имя Саймон.

В деревне мальчика стали считать символом удачи, поговаривали даже, что сама богиня Эйбл вывела его из леса. Саймон был смышленым мальчуганом, открытым и улыбчивым. Но как только он подрос и освоился с местным укладом, он стал совершать вылазки в соседние деревни: воровать у них овощи, фрукты и приносить их в Элроен, раздавая поселянам в знак благодарности за то, что его приняли. Жители деревни говорили, что это называется «воровство» и это плохо, но от ворованных угощений не отказывались.

Прошли годы, ребенок вырос, превратившись в миловидного привлекательного юношу, получившего, однако, титул бесстрашного бойца в многочисленных драках в соседних деревнях, когда его все-таки ловили. Теперь он был подмастерьем кузнеца, и вся его неуемная энергия сосредоточилась на молоте и наковальне…

И вот прямо сейчас Саймон разливал по кружкам чай в доме Отана и рассказывал, как кузнец сегодня ругался на него за то, что по дороге в соседнюю деревню, где он должен был забрать железную руду у тамошнего кузнеца, он присел немного передохнуть у стога сена, да и уснул. Проснулся уже, когда солнце зашло. Вернулся в кузню, а там кузнец… Ну, в общем, не задался день, но это совсем не важно, потому что важно для него, и Отан это знает, совсем другое.

Это была своего рода традиция в последние годы: по вечерам Саймон заходил в гости к Отану, а тот учил его Письму и Счету, Чтению и Географии. Бывший мелкий воришка, которого жрец обучил лишь самым азам грамоты, впитывал в себя каждое слово. Но самым интересным для Саймона были истории старика-путешественника, коих за долгую жизнь у того скопилось немало.

Когда Отан открыл глаза, то чай уже стоял перед ним, огоньки свечей плясали по комнате, разгоняя темноту, а на него самого был устремлен пытливый взгляд, в котором легко читалось желание поскорее услышать новую историю.

– Сегодня хочу послушать про жителей пес… – начал было юноша.

– Друг мой, ты отвлек меня от воспоминаний моего детства, так что я продолжу вспоминать то, что хочу, а ты не будешь меня отвлекать и тогда, возможно, услышишь и то, что хотел бы, – тоном, не терпящим возражений, перебил его старик.

Саймон поднес руку ко рту, показывая, будто закрывает ключом замок, ведь он знал, что, несмотря на всю свою доброту, Отан может быть очень упрямым, и, если в такой момент его ослушаться, просто не станет вообще ничего рассказывать.

«Так вот, – начал Отан, – стоял 542-й год, последний год, когда Хранители знаний появлялись здесь, для того чтобы посетить королевскую библиотеку в Дорте, столице Эндории. По пути в столицу они останавливались в нашей деревне на ночлег и рассказывали всей местной детворе о том, от чего идет летоисчисление, да и много других интересных вещей».