— Ф-фух! Здрост, люди добрые, — сказала она, отряхнув руки.

Глаза у нее были светлые, лицо — приятное, грудь — большая. Фьольвир и Унномтюр закивали.

— Мам, мам! — выскользнула из-за занавески девчонка. — Оне мне за две плошки — вон што.

Она крутнулась перед матерью. Хельк, ужатый в складки и наспех скрепленный деревянными крючками, взметнул полой.

— Годно.

Женщина подала дочери кружки, тарелку с сыром, тарелку с хлебом и пучками вялой зелени. Та все это разложила перед усевшимися на лавку путниками, сбегала за ложками, потом притащила откуда-то тяжелый кувшин и водрузила его на стол.

— Это тлемка, — объяснила девчонка. — Ее все пьют-от. Слабонькая.

Фьольвир сунул нос. Тлемка пахла обычной бражкой. Он разлил ее по кружкам. Женщина тем временем исчезла в проеме у очага и появилась с двумя наполненными до краев мисками, в которых колыхалось красноватое варево с клубнями и кусками мяса. От варева шел такой аромат, что рот Фьольвира наполнился вязкой слюной, а живот болезненно заныл. Одна рука его схватила ложку, другая подтянула миску, облапив так, чтобы ни у кого даже мысли не появилось отнять.

Какое-то время все вокруг него прекратило свое существование, остались только плямканье ложки, варево, жар, вкус во рту, торопливые глотки, капли, стекающие на бороду, и миска, стенки которой подозрительно быстро обнажались, готовясь перейти в дно. Хлеб, сыр — все в рот. Ух! Даже слезы выступили на глазах и потекло из носа.

Утолив первый голод, Фьольвир выдохнул, немедленно опрокинул в себя кружку тлемки и выпрямил спину. Он обнаружил, что женщина с дочкой возятся у очага, сложив на подставку вертел с поросенком, а Унномтюр, поставив локоть на стол, задумчиво смотрит, как в движении обрисовывается под юбкой вполне крепкий женский зад.

Фьольвир хмыкнул. Унномтюр перевел взгляд на него и сказал:

— Знаешь, для тонкого пути к третьему ключу нам понадобится много крови.

Фьольвир поймал его руку и сжал.

— Даже не думай, — сказал он, — я тебе не дам!

Унномтюр улыбнулся.

— Дурак! — сказал он, с некоторым усилием освобождаясь от пальцев спутника. — Я же не про них. Я про Ульфху.

После похлебки, сдобренной тлемкой, Фьольвир был готов подремать, но Унномтюр потащил его к Флярду.

— Заходьте ишшо, — попрощалась с ними женщина.

— Обязательно! — сказал Унномтюр, подталкивая спутника в спину. — Но тогда нам, возможно, придется расстаться уже со штанами.

Женщина рассмеялась и замахала на него рукой.

— Штаны остовьте. Под штанами, што есь, возьму в пользу.

Девчонка в дворовом загончике кормила поросят, мешая в корытце травяную гущу. В щелях плохо пригнанных жердей, оттирая друг друга, толклись розовые, похрюкивающие тельца.

Чтобы идти в подъем, пришлось пропустить запряженную коровой телегу. Сидящий в ней старик кутался в овчину и клевал носом, не обращая внимания на то, куда едет. Корова взмыкивала, и он легонько постукивал прутом по коровьему заду, словно говоря: не балуй, я здесь. В телеге, на мешковине, побрякивала разложенная рядками черепица.

— Здрост.

Незнакомцев старик все же углядел.

— И вам здравствовать, — сказал Унномтюр. — Где Флярд живет, не подскажете?

— Тамо, — старик показал пальцем за спину.

Корова взмыкнула и продолжила свой путь.

Дом Флярда, впрочем, нашелся быстро. Над дверью у него, во-первых, висел бочонок. Во-вторых, несмотря на ранний час, в доме было полно народу. В отличие от Скобалихи Флярд, похоже, пользовался популярностью.

Скрипучая дверь от толчка открылась в тесный, закопченный зал, подпираемый тремя балками. В центре широкий, жадный зев распахивал очаг. Справа темнела ниша кладовки и лестница на второй, чердачный этаж. Часть пространства там была занавешена. Слева располагалась стойка с поставленной на чурбаки бочкой. В полукруглом вырезе позади нее виднелась кухня, полная огня и пара. Там мелькали две женские фигуры, управляясь с горшками и плошками. За стойкой стоял крупный, бородатый мужчина. Рубаха с узором. Чистая тряпка перекинута через плечо. Незнакомцев, застывших на пороге, мужчина заметил сразу и замахал им рукой.

— Сюдова, гости, сюдова! Ко мне!

За узкими столами люди сидели на лавках, касаясь друг друга спинами. Тесно, а не в обиде. Постукивали ложки, пенилось в деревянных кружках пиво, звучали негромкие голоса, сливаясь в гул.

Идя к стойке, Фьольвир думал, что разговоры здесь, наверное, совершенно просты и приземленны. Какая ожидается погода, получится ли перестелить крышу, выживет ли коза, сломавшая ногу, кто, когда и с кем барахтался в сене, какая была охота в прошлый раз и с чем на днях приедут торговцы из Окромы.

Ни слова о богах.

Ни мысли о гибели мира.

— Здрост, здрост, — с улыбкой поклонился бородач за стойкой. — Издалеко?

— Из-за моря, — сказал Унномтюр.

Хозяин дома изменился в лице.

— А Ульфха? — спросил он.

Стало тихо. Замолкли голоса. Взгляды, наверное, трех десятков глаз сошлись на Унномтюре.

— А что ей сделается? — спросил весело он. — Наверное, жива.

— Так как жо вы…

— Мы в обход прошли. По берегу моря.

Кто-то присвистнул.

— Эвона!

— Но насчет Ульфхи у нас есть предложение, — обернувшись ко всем сидящим, сказал Унномтюр.

— Какое жо? — спросил Флярд.

— Хотите от нее избавиться?

Народ загудел. Избавиться хотели все. Ульфха была полита такими браными словами, что для Фьольвира половина их и вовсе стала в новинку. Люди еще помнили время, когда никакой Ульфхи не было и в помине, а по морю то и дело приходили корабли соседей и путешественников.

— И давно она появилась? — спросил Унномтюр.

— Так-от тогда, когда богов не стало, в самое то, — сказал Флярд. — Остров посередь моря под ней топерь. Право говорю?

— Право, Тегумка, право! — закивал народ.

— Так мы эту гадину извести можем, — сказал Унномтюр.

Флярд прищурился.

— Это как жа?

— Вот! — Унномтюр хлопнул по плечу своего спутника.

— И что?

— Так герой же! Последний, между прочим. Любуйтесь, пока можете.

— Герой?

Народ зашептался за столами. На Фьольвира поглядывали с сомнением. Не походил он, по общему мнению, на героя. Подбиваемый соседями здоровый хмурый мужик встал с лавки и, едва не задевая перекрытия головой, шагнул к стойке. У всех на глазах он пощупал у Фьольвира мускулы на руках.

— Ну, Филоня? — спросили его жадно.

— Можа да, можа нет, — авторитетно заявил Филоня и наморщил лоб. — Но мышца не то, шобы.

— Поверка надобна-от, — сказал Флярд.

Унномтюр вздохнул.

— Ну какая проверка?

— А така, — сказал Флярд, — что вы жа не за доброе слово Ульфху извести пришли? Ишшо и с нас что возьметя-от.

— Десять монет серебром и лодку, — сказал Унномтюр.

— Во-от!

— И утякут с добром! — крикнул кто-то.

— Пусть Филоню побьет! — взвился чей-то пронзительный голос.

Под одобрительные выкрики Филоня выпятил грудь.

— А пущай! — кивнул он. — Дозволяю-от, ежели герой!

Унномтюр повернулся к Фьольвиру.

— Вперед, арнасон. Не убей только ненароком.

— А что сделать-то? — наклонившись, шепнул Фьольвир.

— Ну, на пол урони.

— Уронить?

Фьольвир сделал шаг от стойки. Филоня насмешливо фыркнул, скривил рожицу на публику, отступил тоже, давая место противнику размахнуться и ударить.

— Оно как, на кулаках? — спросил он.

Фьольвир кивнул.

— Как получится.

От близкого очага веяло теплом. Люди, глазея, притихли. Кто-то даже застыл с ложкой во рту. Прекратился и звон на кухне. Чумазые женские лица, любопытствуя, просунулись в вырез.

— Ну жа! — крикнул Филоня, подняв кулаки.

Фьольвир оглянулся на Унномтюра.

— Давай, герой, — сказал тот.

Следующее случилось так быстро, что никто, включая Филоню, не понял, как это произошло. Многим показалось, что незнакомец в везинге, подвернутом справа так, чтобы был виден топорик за поясом, лишь чуть наклонился вперед. Другие увидели протянутую руку. Третьи готовы были поклясться, что фигура незнакомца на мгновение будто растеклась киселем.